На следующий день, когда солнце стояло в зените, а желающих покататься еще не было, он остановился у крыла моего самолета. «Помнишь, что ты сказал, узнав о моих проблемах, ну, что никто не хочет слушать, сколько бы чудес я не совершил?»
«Нет».
«Да, день я помню. Внезапно, ты показался мне таким одиноким. Но я не помню, что тогда сказал».
"Ты сказал, если я завишу от того, волнует ли людей то, что я говорю, то мое счастье зависит от первого встречного, а не от меня самого. Я пришел сюда, чтобы узнать очень простую истину: «Не важно, говорю я или нет». Я выбрал эту жизнь, чтобы рассказать людям, как устроен этот мир, но с тем же успехом я мог выбрать эту жизнь, чтобы вовсе ничего не говорить. Абсолюту не надо, чтобы я рассказывал всем о том, как устроен мир".
«Это и так ясно, Дон. Я мог бы тебе об этом сказать давным-давно».
"Ну, спасибо большое. Я нашел то, ради чего прожил эту жизнь, я закончил работу всей жизни, а он говорит: «Это и так ясно, Дон».
Он смеялся, но в то же время, он был печален, и тогда я не знал отчего.
19
Твое невежество измеряется тем, насколько глубоко ты веришь в несправедливость и человеческие трагедии. То, что гусеница называет Концом света, Мастер назовет бабочкой.
Слова, которые я прочитал в «Справочнике Мессии» накануне, были единственным предупреждением. День проходил как обычно. Я стоял на верхнем крыле моего «Флита», заливая бензин в бак, и с удовольствием поглядывал на небольшую толпу желающих прокатиться. Его самолет после посадки подрулил к ним и остановился, подняв своим широким винтом небольшой ураган. Но в следующую секунду раздался легкий хлопок, будто лопнула шина, и тут толпа сорвалась с места и побежала. Шины на «Трэвэл Эйр» были в полной сохранности, мотор, как и за секунду до этого, тихонько урчал на холостых оборотах, но в матерчатой обшивке фюзеляжа у пилотской кабины зияла большая дыра, Шимоду отбросило к дальней стенке, его голова свесилась вниз, а тело казалось совершенно неподвижным.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что Дональда Шимоду только что застрелили, еще секунду, чтобы бросить канистру, спрыгнуть на землю и рвануть к нему. Все было похоже на киносценарий, на сцену из любительского спектакля — человек с дробовиком в руках, убегающий вместе со всеми — он пробежал так близко от меня, что я легко мог бы дотянуться до него рукой. Теперь я вспоминаю, что мне на него было наплевать. Во мне не было ни ярости, ни удивления, ни ужаса. Главное, надо было как можно быстрее добраться до кабины «Трэвэл Эйр» и поговорить с моим другом.
Казалось, что у него в руках взорвалась бомба. Кожаная куртка и рубашка на левом боку были залиты кровью и свисали лохмотьями, видны глубокие раны, словом, алое месиво.
Его голова упиралась в правый нижний угол приборного щитка, возле ручки зажигания, и я подумал, что, если бы он пристегивался в полете, его бы так сильно не швырнуло вперед.
«Дон, ты в порядке?» Глупее вопроса не придумаешь.
Он открыл глаза и улыбнулся. Его лицо было мокрым от крови. «Ричард, как все это выглядит?»
Услышав, что он заговорил, я почувствовал огромное облегчение. Если он может говорить, если он может думать, то с ним все будет в порядке.
«Слушай, приятель, если бы я не знал, кто ты такой, я бы сказал, что ты влип в историю».
Он не шевелился, только чуть-чуть повернул голову, и внезапно я снова испугался, больше его неподвижности, чем этого кровавого месива. «Я не знал, что у тебя есть враги».
«У меня нет. Это был… друг. Лучше, чем, если б… какой-нибудь возненавидевший меня бедняга… навлек на себя… всякие беды… убив меня».
Сиденье и стенки кабины были сплошь залиты кровью — придется немало потрудиться, чтобы снова отмыть «Трэвэл Эйр», хоть сам самолет практически не был поврежден. «Должно ли так было случиться, Дон?»
«Нет…» — тихо сказал он, едва дыша. «Но я думаю… мне нравится драма…»
«Ладно, давай быстрее! Исцеляйся! Судя по размерам толпы, нам сегодня придется много полетать!»
Но пока я подбадривал его шутками, несмотря на все свои знания и все свое понимание реальности, мой друг Дональд Шимода упал на ручку зажигания и умер.
В моей голове будто с грохотом что-то взорвалось, мир покачнулся, я соскользнул с крыла и упал в траву, залитую кровью. «Справочник Мессии» вывалился из кармана и раскрылся, ветер заиграл его страницами.
Я поднял его6 не глядя. Неужели этим все и кончается?! — думал я, и все, что говорит Мастер, лишь красивые слова, которые не могут спасти его, когда на фермерском поле на него бросается какой-то жалкий бешеный пес.
Мне пришлось прочитать трижды, прежде чем я смог поверить, что на этой странице было напечатано:
Все в этой книге может оказаться ошибкой. Конец.
Эпилог
Когда пришла осень, я был уже на юге, улетел туда с теплыми ветрами. Подходящих полей там мало, но толпы с каждым днем становились все больше. Желающих прокатиться на биплане и раньше хватало, а в эти дни люди все чаще оставались поговорить со мной, посидеть у костра.
Время от времени кто-нибудь, кто не был так уж сильно болен, вдруг заявлял, что от нашего разговора ему становилось лучше, и на следующий день люди начинали странно на меня посматривать и из любопытства придвигались поближе. Не раз я улетал на рассвете.
