Неделю или две Алла все обдумывала, а потом, во время одного из ночных дежурств, решила покопаться в архиве. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы разобраться в огромном количестве пожелтевших от времени страниц. Но в конце концов все эти торопливые, расплывающиеся, часто неразборчивые строчки рассказали ей любопытные вещи. Оказывается, один-единственный родильный дом каждый год делал счастливыми — в прямом смысле слова — несколько бездетных семей. «Отказные» дети, количество которых, увы, ежегодно росло, находили своих новых пап и мам здесь же. Приемным родителям, конечно, приходилось изрядно побегать по инстанциям и пооббивать пороги различных учреждений, собирая справки и другие документы, но результат того стоил: пищащий сверток покидал родильный дом на их руках… Информация об усыновлении тщательно зашифровывалась, скрывалась, перекочевывала из одной папки в другую, многие страницы вообще оказывались вырванными, но при наличии желания и усердия кое-что можно было разобрать. Главным образом, это касалось усыновлений, которые случились от пятнадцати до сорока лет назад. Более поздние истории архив не сохранил: законодательство поменялось, тайны усыновления стали оберегаться особенно тщательно, а главное, теперь они заносились в компьютер, доступа к которому Алла не имела.
Но, подумала Алла, при желании можно было извлечь выгоду и из того, что есть. Ведь случай, когда приемные родители признаются детям, что они им не родные, очень редки; историю мужчины, который приходил к ним в архив, можно было считать скорее исключением из правил. А если усыновители так озабочены сохранением тайны, то значит, готовы за это платить.
Но она не могла шантажировать людей напрямую, от своего имени, ведь это грозило бы увольнением со ставшей теперь такой нужной работы, а то и уголовным наказанием. Поэтому, когда Алла узнала, что из родной деревни в Москву перебирается двоюродная сестра Лиза, ликованию не было предела. Девушки встретились, и мошенница раскрыла карты. В том, что Лиза примет план, она, зная невысокий нравственный кодекс кузины, нисколько не сомневалась. Так и случилось. Обозленная на весь белый свет, Лиза мрачно сказала:
— Они все у меня попляшут. Все! Будут платить как миленькие. Мне не дали ребеночка родить, заставили сделать аборт, замуж не дали выйти — теперь пусть сами мучаются! Я им всем отомщу, москвичам сытым… Ненавижу!
А тут, кстати, случилось так, что удочеренная шестнадцать лет назад девочка, о которой Алла прочитала в архиве и с которой планировала «начать это дело», оказалась одного с Лизой возраста. И училась, как разузнала Алла, в лицее неподалеку. Лизе было поручено любой ценой поступить в тот же самый лицей и сойтись с Надей.
Тут я не выдержала:
— Как?! Надя — не родная дочь Марии Николаевны?!
Лиза шикнула на меня и быстро приложила палец к губам. Я и сама испугалась, что возглас удивления вырвался из меня слишком громко — ведь мы сидели на кухне Надиного дома! Покосившись на плотно притворенную дверь (к счастью, никто, кажется, не подслушивал), я кивнула Лизе:
— Продолжай, девка!
И она продолжила.
Надю усыновили, когда ей было всего пять дней от роду. Кто была ее настоящая мать, теперь сложно установить, да в сущности, и не нужно. А вот приемные родители были, как узнала Алла, довольно состоятельные люди. Итак, Лиза должна была познакомиться с Надей, подружиться с ней, войти в семью и собрать первичные сведения: что за люди, поведутся ли на шантаж, и если да, то чем у них можно поживиться. Лиза очень добросовестно собирала эти сведения, и в одну из встреч сообщила сестре, в частности, что:
— …а за Надькой там один парень ухлестывает, любовь у них чуть не с десяти лет, представляешь? А у Надьки этой ни рожи, ни кожи. Даже обидно и вообще не понятно — что он в ней нашел? Такой чувак классный! Красивый, воспитанный, а главное — богатый, блин! И папик у него богатый, и сам он ничего такой, и учится, и работает, квартира отдельная на Фрунзенской набережной…
— А лет ему сколько? — спросила Алла с явно проснувшимся интересом.
— Ну не знаю точно, ну может, двадцать один — двадцать два…
— Сколько и мне, — протянула Алла.
Лиза поняла ее с полуслова:
— Ты думаешь, отбить можно? Нет, Алка, ничего не получится. Я сама в сто раз Надьки и красивее, и в сто пятьдесят раз умнее, думала, быстро смогу его внимание на себя перекинуть. Ничего не вышло. В два счета отшил. Очень ее любит.
— Ничего, авось меня не отошьет. И именно потому, что любит! — загадочно сказала Алла.
В ее голове со скоростью диафильма замелькали цветные картинки: не толстая флегматичная Надя выходит замуж за красавца Владика, а она, блестящая, красивая Алла! Объектом шантажа, таким образом, становятся не Надины родители, которых, впрочем, можно пока не сбрасывать со счетов как «запасной вариант», а сам Владик. Если не получится воздействовать на перспективного жениха своими чарами, она припрет его к стене угрозой рассказать Наде, что она — неизвестно чья дочь. Душевное спокойствие девушки должно быть дорого тому, кто так ее любит. И сразу решатся все Аллины проблемы: она получит столичную прописку, статус замужней дамы, станет жить не у всегда полупьяной квартирной хозяйки на окраине Теплого Стана, а в роскошной квартире в центре Москвы!
— Ну и что? — снова прервала я Лизу. — Ведь при всем этом ее бы не любили! И жила бы под угрозой развода!
— Ну и что? — ответила она вопросом на мой вопрос. — Зато у нее будет прописка и шикарная квартира, да и денег при разводе Владик отвалит столько, что мама не горюй! И меня после свадьбы тоже пристроит, пропишет, как минимум. Мы с ней специально не обговаривали, но это понятно — я тоже должна получить свою выгоду!
— Так, и что?
— Все! Они встретились, и Владик на все согласился. Даже быстрее, чем Алка ожидала. Скоро у них свадьба. Единственное, на чем настоял Владик — чтобы все тихо прошло. Просто пойдут и распишутся. Вместе жить не будут, наверное. Он сразу с квартиры съехал, как только Алка в ней поселилась, хотя она и пыталась…
— Что пыталась? Окрутить его? Соблазнить?
— Ну! Уж так старалась, психовала, даже тряпками в меня кидалась, как будто я в чем-то была виновата. А все почему? Потому что он ей понравился, Владик. Вы знаете, — девочка еще больше понизила голос, — мне кажется, Алка в него того… втюрилась. Сначала просто так встречалась, чтобы подразнить да как можно больше из него вытянуть, а потом… Сама бегать за Владиком начала! У подъезда даже подкарауливала! Вот так!
Она ухмыльнулась, и нельзя было понять, испытывает ли Лиза хотя бы малую толику сочувствия к сестре, попавшей в такое двусмысленное положение. Похоже, что не очень-то она ее жалела.
Неожиданно в кухонную дверь постучали, а потом растворили ее решительным рывком. Я увидела стоящую на пороге бледную и очень серьезную Марию Николаевну.
— Что здесь происходит? — резко спросила она. — Прошу меня извинить, но я просто не выдержала! Почему вы держите ребенка в запертой кухне уже третий час? Что вы с ней делаете? И к чему весь этот нелепый маскарад?
