Книга Формула красоты - Станислав Хабаров

Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39

Для дела нужна автономная парящая платформа без движущихся частей, гравитационно стабилизирующаяся, с системой терморегулирования тепловыми трубами, и обязательно без движущихся частей. Возможно такое? Возможно, однако не просто.

Платформа плавает себе возле станции и телеуправляется, как летающая игрушка, и только по делу «загрузить-разгрузить» стыкуется со станцией. Однако всё это на словах – мечты, а если практически – расчёты нужны, чтобы поначалу убедиться самому, а затем убедить других.

Но оказалось убеждал я только себя самого. Потуги мои были лишними, и шеф, мой отчёт подписывая, заметил, что теперь иные платформы нужны, как «Гамма» – астрономическая, что вот-вот должна уйти в полёт, и ей подобные. Словом, расчёты мои угодили в пустоту, легли на долгую полку. Время, видите ли, пришло иное – важнее клиентов катать. Не мудри, вози себе их на станцию и за прокат деньги бери. Кто теперь мы такие? Космические извозчики. И не создатели ныне определяют космические программы, а пользователи.

Последнее время снились мне неразрешимые сны, чудные задачи, которые, как не старайся, не можешь не только решить, а и сути их не понимаешь. Ночами я мучился их неразрешимостью, вставал разбитый, невыспавшийся и отправлялся на работу мучиться неразрешимостью наяву. Экономистки по-прежнему чирикали за спиной, но я их не слушал, увлечённый заботой, как бы завершить очередной, разбитый тревогой день и уходил раньше со службы, понимая чем это может вскоре для меня закончиться.

Куда я денусь, если службы лишусь? Деться мне некуда. Я как животное, пойманное и прирученное. Утеряны навыки, много времени прошло, забыты инстинкты, и мышцы, и не нервы – уже не те. И окажись я в лесу, без промедления буду съеден дикими зверьми, или ужаленный, укушенный под ближайшим кустом стану отдавать богу душу, ненужный, брошенный, на потеху всему.

Что может меня спасти? Может, красота? «Красота спасёт мир», повторяют теперь на каждом углу. А как практически? Клер далеко и превратилась в полузабытый миф. А красота скорее способна погубить: увлечь, завлечь, заморочить, бросив в людской пустыне без воды. Зачем выдумывать неразрешимые задания? Вот я искал формулу красоты во Франции, а она, может, здесь, под носом, только не на виду.

Опять-таки превращение гусеницы в бабочку. Из многоножки мерзкой, ползучей фантасмагория превращения в порхающее очарование. В мире дефицит очарования. Как подсказывает история, Новый Свет завоёвывался в поиске очарованных островов, островов женщин, а Бразил – значит в переводе – не что иное, как влекущая земля. И если в жизни твоей пока такой нет, её необходимо выдумать.

С некоторых пор я зову её Машкой. Так Юра сказал: «В гараже такие „машки“ бегают», и жизнь меня убедила, пока я мимоходом любовался ею. Их было несколько, выпускниц университета, молодых и симпатичных. У них всё было на месте и не было изюминки, которая сразу бросается в глаза. Тут действовал другой принцип, древний, когда что-то въедаясь в кровь, меняет её состав, делает желанным образ молодости.

Они были местными. Кое-кто из них вырос в тесноте, под гнётом узких домашних условий, другие в среде получше, но тоже в рамках маленького города, и вырвавшись на свободу они почувствовали, что наступило время их раскованности. Они должны были перебеситься и не с бойфрендом, как на западе, с целой сворой окружающих сверстников. Одни словно с цепи срывались и были готовы без устали утолять свою любовную жажду, другие замыкались в себе и берегли себя для будущего.

Увы, это была не Маша. В большой пустоватой комнате на подступах к машиному столу всегда сидело к ней несколько человек. Жаждущих. Со стороны выглядело, словно решив со всеми переспать, она устанавливала очередь. На дальних подступах к её столу сидели крайние, а близкие пили с ней чай с конфетами и вели разговор. Об остальном приходилось только догадываться. Казалось с виду нескончаемой светской беседой. Чай с конфетами и приглушенный разговор, блеск глаз. Но со временем она поняла неуместность подобной демонстрации, и была сама доброжелательность, предлагала посчитать (чтобы не забыть, что им вдалбливали), и я ей поручал нудные расчёты.

Хорошо бы жить дважды. Сначала начерно, и снова в той же жизни, не повторяя былых ошибок – набело. Сколько ловушек я бы обошёл. Ура, я начинаю новую жизнь. Заново. В жизни полезны отстранения. Они по сути своей – взгляд в зеркало, и время лечит. Отступало, что мучило и волновало, становилось отсохшей кожурой. Так сходит шкурка с линяющей стрекозы, а, может, со змеи. Она на время остаётся доступной. Моя блестящая международная деятельность разом закончилась, и я, ещё не взлетев, оглядывался по сторонам.

Многие стремились к ней, но я временами был в растерянности. Впечатления, блага, возможности – разом накрылись с головой. Моих сомнений многие бы не поняли, истолковали бы по-своему, решили – не выдержал и должен отстать. Им трудно было понять, что вслед удивлению и впечатлениям возникла неловкость, словно тебя поощрили огромной премией, обобрав других, и ты перед выбором, то ли не брать этой премии, то ли взяв разделить её.

Я всё старался сделать сам, и этим оправдать ситуацию. Но были и скрытые издержки. Взгрузив на себя непосильный труд, я стал незаметно презирать тех, кто подключился к проекту незаслуженно. Такое случалось в силу разных причин – знакомств, иных заслуг, родственных. Со временем, оглядываясь, я пожалел, что не предложил тогда объявившиеся блага в общий котёл, а стал биться, как рыба об лёд, оправдываясь. Я тянул в одиночку тяжёлый воз и дал старт гордыне, заносчивости, заразной страсти судить всех, кто незаслуженно подходил к сладкому пирогу зарубежных возможностей.

Теперь, при избытке времени я мог рассуждать о чём угодно и о понятии красоты. Я вспоминал рынок в Тулузе и кофейный магазин напротив, где в грубых мешках лежали удивительно крупные кофейные зёрна и стоял крепкий кофейный аромат. У входа в этот магазин поразила меня необычностью красивая машина, отличавшаяся ото всех, а разглядевши её, я узнал в ней отечественную «Самару». «Нет, пророка в своём отечестве», – повторяли мы, и удалившись начинали ценить своё.

Впочем, ладно… Маша вела себя естественно, замыкая налаженный к ней конвейер. С кем-то надкусывала конфету, другой тем временем в углу читал, третий был на подходе. Казалось, силы её – немеряны, и может объясняло всё отчётливо проступающее на её запястье так называемое тройное «ведьмино кольцо».

Нет, красота не исключительность. Вовсе нет. Она – норма, обыденность, простота. «Простота хуже воровства», скажете вы и будете неправы, как и я в мыслях о политике «дал-взял». Красота, когда всё пропорционально и в меру вещей, и когда ты не выдрючиваешься, а поступаешь, как все. В противном случае ты – экстремист и поступаешь как террорист, а потому должен быть безжалостно истреблён, как ядовитый паук, забравшийся в жилище. Женщины инстинктивно постигли основы красоты и научились имитировать её с помощью косметики, мужчины наивно продолжают поиски, а Франция заведует красотой.

Недели, отведенные для создания образа автономной платформы, подходили к концу, и ничего не менялось кругом. Шелестели бумажками экономистки, действовал их консалтинг. Так бабушки у подъездов жилых домов образуют свой собственный аналитический орган, от внимания которого не ускользает ничто и всему даётся оценка. Рядовые исполнители множили листы деловой переписки, ходили на сеансы связи в ЦУП и по цехам, а я бился над платформой, считал-писал в попытке неявного противления, утешая себя словами Булгакова: «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и всё дадут». Но Булгакову ведь не дали, и у него всё вышло наоборот.

Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39