— Это Хосе Мануэль Костейро, — сказала Александра, сжимая локоть молодого человека, но не отрывая глаз от Фабиана. — А это Фабиан, мой старый друг, о котором я тебе столько рассказывала.
Фабиан вспомнил последние фотографии Александры, напечатанные на страницах светской хроники в журналах, посвященных поло и конному спорту. Костейро, которого Фабиан видел играющим в составе «Сентаурос», всегда находился рядом с ней или где-то поблизости. Он был выходцем из известной семьи аргентинских скотопромышленников, которые гордились своим искусством игры в поло, но не одобряли, когда им увлекались женщины. В обоих этих видах спорта он проявлял недюжинный талант.
Когда официант стал наливать шампанское, Фабиан заметил, что Александра и Костейро пристально смотрят на него. Ее лицо светилось, как у ребенка. Открыв широкий, подвижный рот, она обнажила крупные зубы. Но ее зеленые глаза пронизывали его насквозь.
— Ты по-прежнему играешь один на один на пари, Фабиан? — спросила она с невинной улыбкой.
— Все зависит от ставок и от того, с кем играть, — отвечал Фабиан.
— Со мной, сеньор Фабиан, — вмешался Костейро, подавшись вперед. Он сделал паузу, пристально смотря на него блестящими глазами, но, поскольку Фабиан ничего не сказал, продолжал: — Две лошади, первый, кто забьет пять голов, выигрывает, время матча не ограничено. — После небольшой паузы он назвал сумму.
— Это почти втрое больше, чем я могу себе позволить, мистер Костейро, — отвечал Фабиан.
— Я знаю, что вы пишете книги и выступаете по телевидению. Вы не можете быть бедным, сеньор Фабиан, — возразил юноша.
— У нас в стране писать книги и выступать по телевидению — занятия, которые лишь тешат тщеславие. На жизнь я зарабатываю лошадью.
У Костейро смягчилось выражение глаз, когда он посмотрел на Александру. Затем, словно по подсказке, повернулся к Фабиану.
— А как вы отнесетесь к такому предложению? Если я проиграю, вы получаете всю сумму. Если проиграете вы, то я получаю третью часть. Договорились? — Юноша нетерпеливо ждал ответа.
Наклонив голову, Александра наблюдала за Фабианом, ничем не выдавая своих мыслей.
— Договорились, — произнес Фабиан.
— Тогда до завтрашнего утра. — Костейро с задумчивым видом откинулся назад. — В девять часов на тренировочном поле около Леса с ручьем и Охотничьих дорожек. Никаких зрителей, только мои конюхи, согласны?
— Господа, господа, — жизнерадостно проговорила девушка. — Поскольку это я устроила эту встречу, не могу ли я рассчитывать на комиссионные?
— Ты получишь комиссионные от меня, — расплывшись в улыбке, проговорил Костейро.
Он взглянул на часы. Александра по-своему расценила этот жест и с томным видом поднялась. Оба мужчины поднялись вместе с нею.
— Неужели и мне нельзя посмотреть на состязание? — надув губы, спросила она, прижавшись к плечу спутника.
— Конечно, можно, — любовно обняв ее, отозвался юноша. — Но только в том случае, если не возражает сеньор Фабиан.
— Фабиан мой друг. Он и пальцем не пошевелит, чтобы мне навредить. Не так ли, Фабиан?
Фабиан поднял безымянный палец на левой руке. Рана зажила, но палец остался немного искривленным.
— Ради тебя, Александра, я пошевелю не только пальцем, — проговорил он с шутливой учтивостью.
Он проследил за тем, как Александра и Костейро пересекли помещение, затем неторопливо вышел из клуба и вернулся в свой дом на колесах. Забравшись по лестнице в альков, он отодвинул крышку верхнего люка и взглянул на ночное небо. Снимая вечерний костюм, он размышлял о том, как ловко устроила этот матч Александра. На что она рассчитывает? В предстоящем состязании преимущество будет на стороне Костейро: он моложе и сильнее, у него превосходно вышколенные аргентинские кони. А что, если она рассказала Костейро о том, что они некогда были любовниками, чтобы раззадорить друга? Теряясь в догадках, он закутался в теплое одеяло и заснул тревожным сном. Солнце разбудило его на рассвете, влажный воздух повеял на него прохладой. По роще бродили клочья тумана, потом их унесло ветром, и он увидел несколько вязов. Возвышавшиеся над плотным подлеском деревья почему-то стояли голые.
Спускаясь по лестнице из алькова, Фабиан поскользнулся и ударился плечом о косяк двери. Что это, случайность или утрата координации в условиях стресса? Во время игры сущий пустяк, какая-нибудь мелочь, поломка одного лишь звена в общей цепи может довести до беды.
Он понимал, что тревога и страх могут оказаться причиной того, что в любой момент до или во время состязания с Костейро с ним может случиться что-либо непредвиденное.
В качестве меры предосторожности он стал готовиться к матчу, быстро опорожнив желудок. Он научился проделывать это перед ответственными соревнованиями.
Затем Фабиан включил магнитофон и увеличил громкость с тем, чтобы заполнить пространство музыкой, музыкой, которая напоминала ему о вечере с возлюбленной, о беззаботной встрече в кругу друзей, о дне, проведенном за письменным столом, о прогулке в лесу. Музыка эта не могла отвлечь его от мыслей.
Эти мелодии он слушал часто, они направляли поток его воспоминаний в русло гармонии и света. На сей раз, как всегда перед игрой, он воспринимал эту музыку как боевой клич, призыв к оружию, звук рожка, она была нужна ему как средство самозащиты, чтобы заглушить страх.
Тепло ванны проникло в него, развязало узел, стянувший его нутро. Затем он намылил и прополоскал волосы. Он постарался не обжечь феном кожу головы, затем принялся расчесывать волосы на пробор. Он носил длинные волосы, повинуясь устоявшейся привычке — отражению древнего поверья, будто сила мужчины зависит от того, сколько волос у него на голове.
Он почистил зубы самой жесткой щеткой, какая у него была, и порошком, к которому привык; затем принялся массировать десны другой щеткой, пропитанной раствором, который снимает налет, прежде чем направить в рот струю воды, которой омыл зубы и десны. Наконец он ощутил во рту свежесть и чистоту.
Затем, действуя с хирургической аккуратностью, побрился, доведя кожу до такой степени гладкости, словно впереди была ночь любви. Еще оставалось время, которое нужно было убить, и он принялся приводить в порядок ногти и подушечки пальцев, стараясь не порезаться. Затем занялся ногами и стал стричь ногти, удалять омертвелую кожу вокруг и под ногтями. Потом кусочками ваты чистил уши до тех пор, пока вата не стала чистой.
Все эти операции Фабиан проделывал столь же старательно и прилежно, как это проделывал прежде, готовясь к очередным состязаниям или поединкам, словно его сила зависела от того, от какого количества продуктов жизнедеятельности он избавится. Это был своего рода ритуал очищения, подготовки к грядущей битве.
Боль в спине стала для него привычным явлением. Он ложился спать и вставал с нею. Он придумал способ обмануть и ослабить ее: ложась спать, подкладывал подушку под колени; старался избегать резких или неожиданных движений; седлал коней лишь тогда, когда твердо стоял на обеих ногах. И все-таки, играя ли в поло или тренируясь, всякий раз, когда он вставал в стременах, с клюшкой в руке, держа плечи и корпус параллельно направлению мяча, поворачиваясь ли направо, готовясь ли нанести по нему удар или поворачивая бедра, он чувствовал, что каждое движение тела, производимое с трудом, словно вращение железных ворот, было связано с нагрузкой на спину, доставлявшей ему невыносимые страдания, которые могли вызвать спазм, способный вывести его из строя на несколько дней.
