Возможно, мне следовало бы испытывать ревность, но ничего такого я не чувствовала. Вот только, похоже, подошло к концу то волшебное лето, до краев заполненное Ральфом, моим темноволосым божеством. Это лето, как и всякое волшебство, закончилось столь же внезапно, как и началось – на подъездной аллее в тот жаркий день, когда Ральф склонил свой чуб перед моим братом, а мой брат этого даже не заметил. С Ральфом я познала искусство наслаждения, но при этом научилась держать свое сердце в узде; и все же никакого общего будущего у нас с ним быть не могло. Он был одним из наших подданных, одним из наших слуг, а я была леди из Широкого Дола. И когда я скакала по лесу, заслышав лай гончих, или ехала в карете в церковь, или прогуливалась по полям, я внушала себе, что не должна стремиться к Ральфу, улыбавшемуся мне из-за зеленой изгороди своей затаенной, все понимающей улыбкой. Но отнюдь не ревность, а острое чувство кастовости заставляло меня ненавидеть эту улыбку, когда я замечала, что Ральф улыбается не мне, а моему брату, а тот, будущий хозяин поместья, совершенно счастлив, оттого что какой-то помощник егеря поманил его пальцем.
Так что в течение нескольких недель мы с Ральфом виделись очень редко. Однажды, когда мы с мамой ехали в карете, он попался нам навстречу на дороге, ведущей в деревню, и мне показалось, что я вижу в глубине его бархатных черных глаз, устремленных на меня, некое послание. Казалось, Ральф чего-то ждет от меня – то ли просто возможности спокойно поговорить, то ли попытки превратить некую давно обдуманную мысль в действие. Но, будучи деревенским парнем, Ральф понимал, что всему свое время и просто нужно подождать подходящего момента.
Для него это время совпало с внезапно участившимися налетами браконьеров. После эпидемии копытной гнили, разразившейся весной, цена на баранину взлетела до небес, и даже арендаторы перестали уважать границы нашего лесопарка, так что фазаны у нас в лесу исчезали один за другим. Гарри во время каждой совместной трапезы нахваливал Ральфа, который собирался непременно всех браконьеров переловить.
Это была весьма трудная и опасная задача. За браконьерство полагалась виселица, но тех, кто решался охотиться в чужом лесу, вынуждали к этому голод и отчаяние. И многим браконьерам ничего не стоило забить дубинкой егеря, если тот их узнал: какая разница – быть повешенным за одно преступление или за два? Ральф постоянно держал свои ружья наготове и всегда брал с собой в лес тяжелую палку. Два его черных пса – помесь колли с борзой и молодой спаниель – вели разведку, кружа неподалеку, и старались защитить не только фазанов, но и своего хозяина.
За завтраком, за обедом и за чаем мы теперь выслушивали полные энтузиазма отчеты Гарри о том, как ведется война с браконьерами и какую важную роль в ней играет Ральф, помощник нашего егеря Беллингза. А когда егерь слег с дизентерией, Гарри настоял на том, чтобы Ральфу прибавили еще два шиллинга в неделю и полностью поручили ему все дела, пока пожилой Беллингз не поправится.
– По-моему, Ральф еще слишком молод, – осторожно заметил отец. – Разумнее было бы пригласить более взрослого человека, чтобы заменить Беллингза.
– Никто не знает наши владения лучше Ральфа, папа! – уверенно возразил Гарри уверенно. – Он, конечно, молод, но ведет себя совсем как взрослый, да и силен как бык. Видели бы вы, с какой легкостью он швыряет меня на землю, когда мы боремся! Вряд ли кто-то другой лучше его справится с этой работой.
– Ну, хорошо, – проявляя небывалое терпение, сказал папа, глядя в сияющее лицо Гарри, – в конце концов, когда меня не станет, хозяином тут будешь ты. Назначишь егерем такого молодого человека, как Ральф, и, возможно, всю жизнь потом будешь работать с ним вместе. Впрочем, в данном случае я, пожалуй, готов согласиться с твоим мнением.
Я быстро глянула на отца и снова уставилась в свою тарелку. Если бы всего несколько недель назад папа спросил у меня, что я думаю насчет Ральфа, я бы, конечно, стала восхвалять его до небес, ведь я была в него влюблена. Но теперь я уже не была так в этом уверена. Я видела, что Ральф полностью подчинил себе Гарри, и, услышав рассказ о том, какие поединки они устраивают, тут же навострила уши. Все это очень и очень было похоже на ту историю со Стейвли. И по какой-то причине – сама не знаю, в чем тут было дело, – меня страшила мысль о том, что Ральф может обрести такую же власть над моим импульсивным и впечатлительным братом.
– Мне сегодня нужно, чтобы кто-то из вас проверил, как там овцы на верхних пастбищах, – сказал отец, поглядывая через стол то на Гарри, то на меня.
– Я съезжу, – сказал Гарри, – но к обеду мне надо вернуться: Ральф нашел гнездо пустельги, и мы с ним сегодня туда собирались, пока пустельга вторую кладку не сделала.
– Лучше поеду я, – сказала я. – Надо проверить, нет ли у овец копытной гнили, а ты, Гарри, даже признаков этой болезни не знаешь.
Папа просиял, так и не почувствовав в моем голосе затаенной ревности.
– Похоже, у меня теперь целых два управляющих! – воскликнул он, страшно довольный. – А вы что на это скажете, мэм?
Мама улыбнулась. Ее радовало то, что все наконец встало на свои места. Вот только я все еще плохо поддавалась ее воспитанию.
– Поехать следовало бы Гарри, – сказала она своим нежным голоском. – А Беатрис пусть лучше срежет для дома цветы, а днем мы с ней нанесем несколько необходимых визитов.
Я тут же в безмолвной мольбе устремила свой взгляд на отца. Но он на меня не смотрел. Теперь, когда его сын вернулся домой, нашей нежной и непринужденной дружбе пришлось отступить на второй план. Отец следил за тем, как Гарри учится познавать наши владения, и проявлял при этом не меньше любви и заинтересованности, чем когда обучал хозяйствовать меня. Его глаза светились от гордости, когда он смотрел на своего высокого золотоволосого сына и видел, как быстро тот растет и мужает, превращаясь из маменькиного сынка в широкоплечего молодого мужчину. Было совершенно ясно, что именно в Гарри отец видит будущего хозяина Широкого Дола.
– Хорошо, пусть тогда поедет Гарри, – тут же согласился он, с беззаботной жестокостью не замечая моих умоляющих глаз. – А я, пожалуй, тоже съезжу туда и покажу тебе, Гарри, что такое копытная гниль. Беатрис права: если ты с этим еще не знаком, то тебе в самый раз пора учиться. Управлять поместьем – это тяжкий труд, а не только развлечения, знаешь ли!
– А я так хотела сегодня прокатиться верхом! – тихо, тоненьким голосом сказала я, но выражение лица у меня было весьма непокорное.
Папа посмотрел на меня и рассмеялся; наверное, ему показались смешными мое разочарование и моя тайная боль.
– Ах, Беатрис! – сказал он, как всегда, ласково. – А тебе давно пора учиться быть юной леди. Хозяйничать на земле я тебя научил, во всяком случае, я научил тебя всему, что знаю сам. Теперь мама должна научить тебя всему, что нужно знать истинной хозяйке дома. Тогда ты сможешь управлять своим мужем и в доме, и в поле! – Он снова засмеялся. Ему вторил дробный негромкий смех мамы, и я поняла, что потерпела поражение.
Гарри довольно быстро научился распознавать копытную гниль, но своей поездкой на пастбище он воспользовался еще и для того, чтобы убедить отца в необходимости позволить Ральфу и Мег перебраться в другой дом, получше. Когда он за чаем снова заговорил об этом, я не сумела удержаться и воскликнула:
