– Прощай, Трог.
– Ну, здравствуй, Салуфх, – услышал казначей за спиной голос, от звука которого она вдруг похолодела и моментально, проведя сквозь себя разряд нервного электричества, покрылась столь неприятным в вечернее время потом.
Салуфх медленно обернулся. Резко откинув к спине темно-синий капюшон, в свет костра вошел сам Овелон Великий. «Наважденье», – мелькнула мысль в голове казначея, но сумрак практицизма подсказывал, что перед ним стоит не зыбкое видение, а реальная фигура человека, чей облик поразительно схож с внешностью землевладельца. Также голос, манера держаться, печать правителя на перстне…
– Так, значит, вот так ты тратишь земельные средства? – спросил Овелон, пнув весомый кошель. – Значит, вот так ты заботишься о людском благосостоянии?
– Это чудовищная ошибка!.. Меня обманули, коварно заманили в свое логово… Бандиты, воры, убийцы! Они пугали меня, Вашего покорного слугу, ложными, сфабрикованными бумагами, которые я только что сжег. Все это ложь, сплошная ложь! Верьте мне, о Великий, Наимудрейший…
– Не удивляет ли тебя, Салуфх, мое появление здесь?.. В логове бандитов, воров, убийц? Я раньше знал, кто должен приехать и с какой целью. Я все видел и все слышал.
– Та-ак, – протянул Салуфх, выпрямляя осанку и каменея лицом. В глазах его блеснул хищный огонек. – Значит, начистоту… – Казначей стремительно приближался к Овелону, но тот и не думал отступать. – Итак, Овелон, названный глупцами Великим, хочешь ли ты испытать подлинное величие? Власть, власть над людьми! Не прельщает ли тебя бескрайняя неописуемая сила, мощь – когда весь мир падает к твоим ногам и умоляет о пощаде, когда только от твоего решения зависит его жизнь, зависит сама смерть? – Салуфх немигающим, поедающим взглядом целился в разум Овелона, голос казначея неясным скрежетом карябал душу землевладельца, а сухая костлявая рука, сжатая в кулак, казалось, схватила какие-то невидимые нити и теперь старалась все ближе и ближе притянуть пойманного человека. – Власть, данная тебе небесами, ждет тебя и вопрошает: готов ли ты, готов ли принять ее, как принял однажды твой отец? Хватит ли у тебя сил вынести ее?
Овелон Великий молчал. Все, и воры Темного братства, и стражники, стоящие в двух шагах от Салуфха, напряженно вслушивались в каждый случайный шорох и в биение своих сердец. Любой из них по первому зову готов был прийти в эти секунды на помощь землевладельцу. Однако каждый боялся даже пошевелиться, ноги вросли в землю, проводя сквозь себя тянущую, тупую боль. Трудно дышать. Тошнота подступает к горлу, будто выворачивая наизнанку самую суть человека. Словно само зло, выпущенное из тайной дверцы, под огромным напором вырвалось на свободу нечто страшное, порождающее во всем живом ужас и трепет, необъяснимые, первобытные страхи. В самом центре этого сумеречного кошмара находился Овелон.
– Силы моей воли хватит на то, чтобы вынести эту власть! – громко заявил землевладелец. – Силы моей души хватит, чтобы искупить многолетние страдания, причиненные ею, – продолжал он. – А силы моего духа хватит на то, чтобы отказаться от сей власти. И принимаю это решение, глядя в лицо тебе, Салуфх. Не хочу плодить рабов вокруг себя и сам не хочу становиться ее рабом.
По нестройным рядам прошел ропот одобрения. Салуфх сверкнул глазами и сделал бросающий жест рукой:
– Пора уходить, быстрее. Тысячу золотых каждому и… – голос казначея осекся. Никто из его телохранителей не откликнулся. Салуфх осмотрелся, но его защитников не было, они просто исчезли, растворились без следа. – Сто золотых тем, кто выведет меня отсюда! – повысил голос казначей.
– Только сто? Своим крысам ты давал больше! – ухмыльнулся Трог и подал знак своим товарищам. Плотное кольцо угрюмых лиц сжималось вкруг казначея несколько робко, но неумолимо.
– Глупец! Мальчишка! – дрожащим и срывающимся голосом простонал Салуфх. – Овелон!.. Ты ничего, ничего не понимаешь. Ты еще глупее своего отца. Ничтожество, ничтожество, ненавижу тебя и проклинаю! – грозя пальцем, пятился казначей. – Страх и слезы ворвутся в твою жизнь, словно укус ядовитой змеи, будешь стонать от боли и извиваться от яда, прося о пощаде, но неоткуда, неоткуда будет ждать помощи. Никто не подаст тебе руки! В сердце, в самое сердце ужалит тебя моя месть!.. – зашипел и залился страшным кашлем Салуфх.
Даже когда, связав, волокли его прочь от стоянки братства, он цеплялся ногами за кусты и бормотал, бормотал свои злобные слова о «змеиных укусах и кровавой расплате», тыча своим сухим пальцем в направлении Овелона Великого. Но землевладелец по-прежнему твердо стоял на ногах и смело смотрел вслед уносимому стражниками Салуфху. Предстояло решить еще несколько вопросов, и, невзирая на усталость, Овелон приступил к делам. Оглядевшись по сторонам, он оценил всю группу разношерстных зрителей, которые с неподдельным восхищением смотрели теперь на Великого, действительно Овелона Великого, только что не аплодируя от восторга. В их числе был и Трог. Даже Молчаливый одобрительно кивал, открыто глядя в глаза землевладельцу. Многие с новой надеждой смотрели на него, и Овелон начал говорить:
– Все мы были втянуты в злобную игру Салуфха. На кону стояли жизни многих, даже, пожалуй, жизнь каждого! Каждого, кто был связан с ним договором, просто сталкивался в Ванхоре или жил в этих краях. Над всеми нами висела страшная угроза – стать пешками в его темной игре и вечно выполнять его поручения, либо однажды быть съеденными, сожранными его ненасытным желанием властвовать. Но теперь раскрыт этот заговор, развеяны его планы, а вскоре будут разорваны и те сети, которыми он опутывал своих жертв. Да, да, жертв, так как человек, лишенный выбора более не человек! Свобода, свобода воли – вот главная ценность, основная ценность нашей жизни. И вы все теперь свободны выбирать. Выбирать свой путь, выбирать свою жизнь… Если вы выбираете закон, – обращался Овелон к членам братства, – закон защитит вас. Темное время беззаконья – страшное время. Я знаю, что многие из вас не по доброй воле отошли от закона, от того закона, который не был орудием справедливости, но стал оружием в руках жестокого тирана и свиты его прихвостней. И вот я – Овелон, новый владелец этих земель, обращаюсь к вам, говоря: вернитесь в свои дома, вернитесь к спокойной мирной жизни… Я зову вас не в разрушенные полусгнившие лачуги, но в хорошие сооружения, которые вы сами сможете и должны отстроить себе. Никто не будет решать за вас, никто не станет за вас работать, никто, кроме вас самих, не сделает вас счастливыми.
– Но что мы можем? – робко спросил коренастый мужичок лет сорока. – Давно, очень давно я потерял семью, потерял дом и работу. И теперь я вряд ли смогу… начать заново. Нет профессии, нет умения, да и привычки мои вольные, лесные.
– А что вы умеете? Что вы все умеете? Каждый из вас обладает каким-то особым свойством, которое дано было от природы. К какой работе имеете склонность?
– Я был плотником. А я раньше рисовал, и… неплохо! Я повар, поваром и остался, – послышался негромкий гул голосов.
– Вот видите! Кроме того, очень важный опыт имеете вы все!
– Какой, какой же?
– Ремесло ваше, опыт и воровское умение… Вы знаете все хитрости маскировки и законы краж изучили в совершенстве. Так почему бы на благое дело не направить эти навыки?
