Для Антонена эта история была зеркальным отражением истории его отца, внука одного из первых членов-основателей компартии Франции в Туре в 1921-м, который воевал в Испании, погиб в битве за Мадрид и был ярым сторонником Сталина. В шестнадцать лет Изольда, молившаяся на своего дядю Эрнеста, павшего за родину, порвала с семьей. Она исключила из обихода немецкий язык, на котором говорила так же свободно, как на французском и испанском, уехала во Францию учиться медицине и вступила в Революционную коммунистическую лигу, чтобы окончательно отмежеваться от своего проклятого рода. Через два года она бросила и учебу, и троцкизм и с головой ушла в гуманитарную помощь. С детства воспитанная в традициях католичества, она хотела помогать бедным, не дожидаясь гипотетической революции. Она покинула Францию и десять лет провела в Африке и в Азии.
Вернувшись — ей едва исполнилось двадцать восемь, — однажды июльским вечером на станции метро «Брошан» она наткнулась на группу молодых скинхедов, которые схватили спавшего на скамейке беженца-тамила и готовились бросить его на рельсы. Она вмешалась, и они столкнули ее вместе с бродягой с платформы вниз. По счастью, интервалы в этот час большие, и ей удалось выбраться вместе с раненым перед самым носом надвигающегося поезда. Вывихнутая рука, сломанные ребра, разбитая скула — и немеркнущая слава. В этой среде она стала Пассионарией бедных: ее непримиримость столь же раздражала, сколь и воодушевляла. Ксавье Эммануэлли, Жак Ширак, Николя Саркози публично приветствовали ее. Она основала «Дом ангелов», чтобы помогать самым обездоленным, и, будучи в фаворе у властей, особенно левых, с блеском выбивала субсидии.
Волею случая Антонен снова встретил ее две недели спустя, во время акции, организованной на набережной Жеммап группой «Дети Дон Кихота»: они требовали палаток для бездомных, чтобы те не погибли от холода. Префектура полиции была против, равно как и местные жители. На место стянули около сотни рот республиканской безопасности. Присутствовали СМИ, иностранные телеканалы. Демонстранты скандировали лозунги перед полицейскими, готовыми к атаке. Антонен повторял их вполголоса, прикидывая, как бы сбежать, когда начнется заваруха, и тут чья-то рука легла на его плечо. Он вздрогнул. На него с насмешкой смотрела Изольда де Отлюс:
— Что-то вид у вас не очень уверенный. Громче, мой мальчик, надо орать!
Она обошла его, пробившись сквозь толпу, выхватила у кого-то мегафон и обратилась разом и к полиции, и к манифестантам.
— Друзья мои, это, по-вашему, нормально, что сотни бездомных не могут ночевать в палатках зимой?
Дальнейшего Антонен не запомнил, но с первой же фразы его пробрала дрожь. Она дышала надменностью, но пыл ее речи невольно захватывал.
— Я их люблю, этих несчастных, а вы их презираете…
Аплодируя, он отбил ладони. Потом полиция атаковала, снесла палатки, побросав часть в воду. Изольду, в облегающем платье и туфлях на шпильках, забрали: она устроила из этого целое представление, и, когда ее заталкивали в фургон, он поймал себя на том, что громко свистит и улюлюкает, — чего с ним не случалось никогда в жизни.
Глава 11
Новое назначение
Настоящие героини в наши дни — это героини сердца. Секс слишком банален, искусство во многом субъективно. Альтруизм — карьера, открытая всем и не ограниченная никакими условностями. Изольда де Отлюс изобрела новый концепт: милосердие от кутюр на высоких каблуках. Мало кому удавалось в такой степени сочетать экстравагантность с благотворительностью. После митинга на набережной Жеммап ее препроводили в комиссариат X округа на улице Луи-Блан, где она провела ночь и затем была привлечена к суду за неповиновение силам охраны правопорядка и оскорбление действием полицейского при исполнении: она ударила шлемом одного сержанта. Наутро Антонен ждал ее у комиссариата вместе с другими активистами, чтобы устроить торжественную встречу. Она вышла сияющая, босиком — шпильки-стилетто не выдержали. На суде ее защищали лучшие адвокаты, и она была отпущена с миром во имя дорогого сердцу Франции принципа, сформулированного Де Голлем по поводу Жан-Поля Сартра: «Вольтера в Бастилию не посадишь». Да, что бы ни сделала эта женщина, в тюрьму она не сядет никогда.
Через несколько месяцев, возвращаясь под вечер из заброшенной промзоны в 94-м департаменте, которую Ариэль хотел превратить в экуменический центр, Антонен увидел у дверей агентства родстер «ямаха». Не успел он переступить порог, как его вызвали к патрону: перед ним, в кожаном плаще и остроносых сапожках, точно героиня вестерна, сидела Изольда де Отлюс, покуривая сигариллу. У Антонена защемило сердце. Ему стало стыдно, но она показалась ему смешной: этот прикид, лошадиное лицо, рассыпающиеся пряди волос, высокий голос. Ариэль придвинул ему стул и попросил выслушать, что «эта замечательная женщина» имела ему сказать:
— Мсье Дампьер, я наблюдаю за вами с нашей первой встречи, я навела о вас справки. Вы заслуживаете лучшего, чем агентство недвижимости, — извините меня, мсье Ван Хейфнис: раскручивать простаков на дорогие квартиры — это не ваш уровень. Ваш КПД позорно низок. Без долгих разговоров перейду к делу: бросьте эту работу и идите в мою ассоциацию. Хватит охмурять людей, займитесь вместе со мной спасением обездоленных. Я нанимаю вас на полную ставку. Оплата низкая, кормежка скверная, жилищные условия хуже некуда. Но, по крайней мере, вы будете приносить пользу людям. И вы будете со мной, — добавила она, широко улыбаясь. — Не беспокойтесь, с вашим патроном я обо всем договорилась, он согласен.
Ариэль пожирал глазами роскошную мотоциклистку:
— Антонен, я подозревал, что за вашей рассеянностью в последние недели кроется женщина… Я только не ожидал, что это окажется столь… яркая особа.
— Не думаю, что вашего сотрудника интересует пол, именуемый слабым, — оборвала его Изольда. — Его обуревают иные страсти.
— На вашем месте, — продолжал Ариэль, — я бы ни минуты не колебался. Мадам явно вскружила вам голову. Я бы свою давно потерял.
Наглость этого предложения ошеломила Антонена. Эта женщина, с которой он едва знаком, является без предупреждения, беззастенчиво его вербует, сулит кровь и пот и ни секунды не сомневается в его согласии. Она покупала его, как футбольный клуб игрока, только на меньшее жалованье. Он так давно пытался проникнуть в благотворительную среду — и вот среда сама пришла к нему. Он был так шокирован этим предложением, что согласился. В считаные минуты бросил все — карьеру, амбиции — ради женщины, которую едва знал. Ариэль великодушно пожаловал ему немаленькое выходное пособие и обещал взять назад, когда ему «надоест творить добро». Он, похоже, был рад избавиться от него, чтобы продвинуть новых сотрудников. Однако, познакомившись с Изольдой, он смотрел на своего подчиненного по-новому — уважительно.
— Я так и знал, что вы от меня что-то скрываете! Ну вы и стратег! Снимаю шляпу, ваша светлость.
Антонен не возражал, смущенный этим мужским восхвалением.
Спустя неделю, доработав несколько досье, он приехал в «Дом ангелов», расположенный на шоссе Депортасьон в Пре-Сен-Жерве, в 93-м департаменте. Это был небольшой приют для обездоленных, работавший на государственных и частных дотациях. Существенным новшеством, введенным мадам де Отлюс, было самоуправление. Все обитатели приюта участвовали, каждый по мере сил, в собственной реабилитации. Самые серьезные направлялись потом в агентства по трудоустройству. «Дом ангелов» представлял собой сооружение из тесаного камня в два с половиной этажа, затерянное среди строительных площадок, кишевших экскаваторами и бульдозерами. Его окружали засыпанный гравием двор и чахлый садик, где был натянут большой тент и стояли сборные домики. Прежде, когда здесь работал кирпичный завод, это была вилла хозяина. Один из фасадов украшали психоделические узоры — творчество местных художников.
