Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Отправила Мэдисон Спенсер ([email protected])
Милый твиттерянин!
Дабы не впасть в усыпляющую манеру повествования мистера Дарвина, не стану описывать каждую молекулу дорожного островка. Довольно сказать, что он имел яйцевидную форму, со всех сторон его окружали сумасшедшие водители, которые гнали свой транспорт на бешеной скорости. Местность была типичной для севера штата, унылой. Пейзаж, куда ни глянь, – скучным (геология – сплошная тоска). Тощий слой газона покрывал остров, и каждая поверхность – трава, неработающие питьевые фонтанчики, бетонные дорожки – излучали жар не хуже солнца. Уточню: августовского солнца.
Целью моих поисков было какое-нибудь изолированное здесь и адаптировавшееся к местной тошнотворной среде насекомое. Мне оставалось добыть образец и назвать новый вид в свою честь. Эта находка откроет передо мной будущее прославленного на весь мир естествоиспытателя, и меня никогда больше не придется указывать в налоговой декларации как иждивенца Камиллы и Антонио Спенсеров.
Впрочем, не то чтобы мои родители вообще платили налоги.
Будто спящий вулкан посреди Тихого океана, от которого исходят зловонные испарения серы и метана, посреди острова громоздился шлакоблочный общественный туалет. Чтобы привлечь экзотических насекомых, я открыла банку переслащенного чая и принялась ждать. Смела ли я надеться отыскать огненнокрылую бабочку? Попадись такая, она стала бы моей: Papilio madisonspencerii. Пропотевшая одежда на мне обвисла. Чесалась шея. Все сильнее хотелось пить.
Вместо уникальных аборигенных бабочек меня осадили мухи. Разъевшиеся на свежих результатах перистальтики человеческого кишечника, влажные от экскрементов, они скопом поднимались в воздух и темной дымкой летели из смердящего общественного туалета прямиком на сладость моих губ. Толстые, жужжащие черные мухи, крупные, как бриллианты в двенадцать карат, окутали меня густым туманом. Мистеру Дарвину, моему незримому наставнику, было бы стыдно: я не смогла пробудить в себе даже слабого научного интереса к этим тошнотворным вредителям, которые садились на руки, на вспотевшее лицо, взмокшую голову и ползали по мне лапками, перемазанными какашками. Расстроенная и мучимая жаждой, я отмахивалась и большими глотками пила чай. От сладкого жажда только усиливалась, и я пила снова.
Единственным признаком животной жизни, помимо гадостных мух, были собачьи кучки. Тысячелетиями морские птицы откладывали гуано на дальних островах, чем обогатили местные народы – те получили залежи азотистых удобрений; точно так же, полагала я, будущие здешние обитатели однажды станут разрабатывать дорожные островки на предмет запасов собачьего кала. Бабочки не прилетали. Стрекозы с неоновыми крыльями тоже. Удушливая жара вынуждала меня пить и пить чай. Я маялась от зноя, усиленно отмахивалась от мух и вскоре обнаружила, что выпила почти весь галлон.
Порядком налившись чаем, я поняла, что испытываю малую нужду. Причем остро.
Милый твиттерянин, пожалуйста, не прими следующее за слова человека из элиты. Хочу заметить: ты жив и, вероятнее всего, сейчас с удовольствием перекусываешь какой-нибудь вкуснятиной, тогда как за моим драгоценным телом столуются черви. Если принять во внимание разницу в статусе, то высокомерие с моей стороны исключено. Говоря проще, до этого эпизода в унылой глуши я никогда не пользовалась общественными туалетами. Понятное дело, я слышала, что есть такие публичные места, куда всякий может, рискнув, войти и пожертвовать свои пи-пи общей канализации, однако я просто никогда не испытывала в этом настолько острой необходимости.
Моя стиснутая промежность выла в бессловесной муке. Я оставила пустую банку из-под чая (липкое стекло к этому моменту усеяли черные мухи), прихватила Дарвина и отправилась на поиски облегчения. Ландшафт не предоставлял никаких возможностей в смысле укрытия. Кроме зловещих шлакоблочных уборных, выкрашенных снаружи блеклой охрой, вариантов не существовало. Так плачевно было мое состояние и так переполнен мочевой пузырь, что я и не рассчитывала добраться до бабушкиных спартанских и не слишком гигиеничных удобств.
Общественный туалет манил двумя дверями мрачного коричневого цвета с противоположных сторон постройки. На каждой висело по табличке на уровне глаз. Тревожным шрифтом – рубленым, одними заглавными – на них значилось, соответственно, «МУЖ» и «ЖЕН», что предполагало гендерную сегрегацию при визите в общественный туалет. Я ждала подтверждения, надеялась последовать за какой-нибудь женщиной в подходящую дверь. Мой план состоял в том, чтобы скопировать поведение незнакомого человека и тем избежать серьезных промахов. Особо меня тревожил риск дать обслуге на чай слишком много или слишком мало. Этикет и протокол составляли внушительную часть программы моей швейцарской школы-интерната, при этом я не помнила, как надо себя вести, когда облегчаешься в окружении посторонних.
Даже в школе я избегала общих уборных и предпочитала дойти до туалета в своей комнате. Среди худших моих страхов было заполучить боязнь мочеиспускания в присутствии других и не суметь достаточно расслабить тазовые мышцы.
Мои навыки естествоиспытателя определили стратегию: я ждала, когда придет женщина с полным мочевым пузырем. Поначалу ни одной не было. Прошло несколько мучительных минут – никто так и не появился. Я поискала в памяти информацию о том, как работают подобные заведения. К примеру, берет ли клиент бумажный квиток с номером и затем дожидается вызова? Или надо заказывать место заранее? Если так, я уже готова была позолотить руку метрдотелю и обеспечить себе немедленное облегчение. При мысли о деньгах я похолодела. Что же аборигены унылой глуши используют в качестве средств платежа? Я быстро пробежалась по карманам и обнаружила евро, шекели, рубли и несколько кредитных карт. А бабочки так и не появлялись, как и дамы, жаждущие сходить по-малому. Я размышляла, принимают ли в подобных заведениях банковские карты.
Через некоторое время из припарковавшегося седана к двери с табличкой «ЖЕН» торопливо прошагала женщина с явно переполненным кишечником. Я приготовилась последовать за ней, но сама уже держала ноги крестиком из-за стремительно подступавшей мочи. Когда отягощенная массами дама подошла ко входу, я стояла к ней так близко, что могла бы сойти за ее тень. Она потянула за ручку – никакого эффекта. Потом навалилась плечом, толкнула, опять дернула, но коричневая дверь не поддавалась. И лишь тогда, проследив за ее взглядом, я увидела приклеенную скотчем бумажку. Надпись, сделанная от руки, сообщала: «Не работает». Прошипев нечто генитально-эксплетивное, женщина круто развернулась и зашагала обратно к машине.
Не веря своим глазам, я ухватилась за ручку, но сумела лишь погромыхать невидимым засовом, который крепко держал дверь. О боги!
За время моего бдения несколько человек успели войти и выйти из мужского туалета с другой стороны здания. Теперь у меня были две возможности: словно животное, сделать свое дело на колючий обкаканный газон, среди мух, под сальными взглядами дальнобойщиков и на виду у спешащих мимо добропорядочных мамаш, либо ковылять обратно к бабушке на ферму в обмоченных, как у младенца, штанишках. Оба этих унизительных варианта я отвергла. Третий был – отринуть все культурные нормы, отказаться от всех ценимых мной моральных и этических принципов. Нарушить самое страшное общественное табу. Я ощутила, как по ноге побежала капля и оставила на моих джинсовых слаксах темное пятнышко. Итак, вцепившись в «Бигль», будто в щит, скрывающий мой позор, я опустилась до уровня преступника, еретика и святотатца.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
