Собачий ошейник из черной кожи с шипами – первое, что попалось мне на глаза. Высокие сапоги – не на шнуровке, те она надела в тот страшный вечер – и трусики с вырезом внизу, бюстгальтер, открывающий соски, чулки-сетка, корсет из черного кружева. Черная кожаная мини-юбка, очень коротенькая, еще один корсет с подтяжками… такие вещи можно увидеть на витринах магазина Энн Саммерс, я там была однажды, мне хватило не больше чем полминуты. Зачем мне на это смотреть? Они не для таких женщин, как я. Я бросаю на них быстрый взгляд, а потом отвожу его в сторону. Потому что все эти вещи вызывают у меня странное чувство, которое мне не нравится. Я не хочу его испытывать. Я его ненавижу, я считаю, что это грязно и нелепо, поэтому и не одобряю, но оно меня возбуждает. И вовсе не так, как мне бы хотелось. Я попробую объяснить. Ведь если я чувствую желание, я имею в виду сексуальное желание, я хочу, чтобы оно было адресовано человеку, а не просто было чем-то вроде сильного, но безадресного стремления – к чему? К самой себе? Желание, чтобы к тебе прикоснулся кто-нибудь? Все равно кто?
Я не стала вынимать эти вещи из чемодана. Там, внизу, были и другие, но я даже не взглянула на них. Я чувствовала, как бьется сердце. Я задыхалась, и если бы вошла Люси, то я бы не смогла вымолвить ни слова. Я затянула ремни на чемодане и положила его в один из мусорных мешков. Что я сделаю с ним и с его содержимым, я не знала. И до сих пор не знаю. Жемчуг на время вылетел у меня из головы.
Мешки для мусора, контейнер и свою сумку я снесла вниз и засунула в багажник моей машины. Люси ушла гулять с Джастином. Я немного побродила по нижнему этажу, думая о том, хотел бы Джерри, чтобы я была с ним, и продолжал бы он этого хотеть, если бы не вмешались другие девушки. Тогда я подумала, что, наверное, видела его в последний раз. Что касается Джастина, он раньше меня любил, мы всегда хорошо ладили. Думаю, дело в том, что его отец настроил малыша против меня, или это сделали Грания и Люси. Со мной так случается всегда, и мне уже следовало привыкнуть к этому. Я оставила записку для Люси, что взяла всю одежду и чтобы она сказала Джерри, что я от нее избавлюсь, и ушла не оглядываясь.
Вечером дома, как обычно, мне было нечего делать и некуда пойти, и тогда я снова открыла футляр с ожерельем, глядя на его сливочную бледность, на тонкий румянец, свойственный всем жемчужинам, настоящим, искусственно выращенным или фальшивым. Но я думала не о них, я думала об Айворе Тэшеме. Он к этому времени должен был покинуть Палату общин и вернуться в свою квартиру на Олд-Пай-стрит в Вестминстере. Если он не ушел куда-нибудь. Я представляла себе, что он ведет интересную жизнь, головокружительную и дорогую, бывает в клубах и на премьерах, жизнь, совсем не похожую на мою собственную. Я мало знаю о такой жизни, только то, что пишут в газетах. С ним могла быть новая девушка, потому что я не думаю, что он верен памяти Хиби. Он и его жизнь настолько отличаются от меня и моей жизни, что мы могли бы быть представителями не только разного пола, но и разных видов. Он не такой, как я и Джерри. Мы с Джерри люди одного сорта. Я уверена, что больше подхожу ему, чем Хиби. Она была такой, как Тэшем, или должна была стать похожей на него, если бы прожила чуть дольше. Я вдруг увидела их вместе в роскошной спальне: она в том корсете и ошейнике, а он зачарованно смотрит на нее. Я крепко зажмурилась, чтобы прогнать эту картину. Этот человек пугал меня, вызывал дрожь, но я тогда поняла, что не смогу позволить ему отделаться от меня и исчезнуть из моей жизни.
Через несколько дней, когда мой отпуск, который по большей части не был отпуском, закончился, однажды вечером я ему позвонила. Я убрала жемчуг в ящик стола, но каждый день доставала его и смотрела на него, и он казался мне не просто красивым ожерельем, а орудием власти. Когда я была ребенком и кого-то боялась, мама мне говорила: «Они тебя не съедят». Айвор Тэшем не мог меня съесть. Его номер вылетел у меня из головы, но я открыла телефонную книгу и переписала его в блокнот, который держу рядом с аппаратом.
Когда я разговаривала с ним в первый раз, я поняла, что он считает меня наивной и глупой. И, признаться, так и было на самом деле. Но теперь все изменилось, я перестала быть наивной. Я изменилась и повзрослела. Я тогда расплакалась, а теперь мне это кажется смешным. Я взяла трубку и набрала номер из блокнота, но, не дождавшись ответа, положила ее обратно и попыталась еще немного подумать о том, как мне повести разговор. Если он, конечно, состоится. Должна ли я просто положиться на вдохновение момента? Выпив немного вина, я опять вернулась к телефону. Я чувствовала в себе нечто новое, чего никогда не было раньше. Это было ощущение власти, и оно пришло ко мне благодаря ожерелью Хиби (или Тэшема). Я опять открыла футляр с ожерельем и потрогала жемчужины. Я могу получить власть над Айвором Тэшемом, над министром короны и законодателем. Я не знала точно, что было у него на уме, когда он нанял тех двух мужчин, чтобы они посадили Хиби в машину, но это не имело значения. Он не сможет догадаться, что я не владею полной информацией, но он поймет, что я знаю, что он не только в этом замешан, но важный и неотъемлемый герой этой пьесы.
Я помнила его голос, его учтивый тон и его фотографию в «Додз», детали его биографии (Итон и Брейзеноуз-колледж, получил право адвокатской практики). Мы были на разных социальных ступенях. Он богат и красив, член парламента, какой-то там министр, его карьера идет вверх, он становится с каждым годом все влиятельнее, а я невидимка, я из той когорты женщин, на которых не обращают внимания, о нашем существовании не знает большинство людей в 90-х годах ХХ века. Но так быть не должно. В 90-х годах прошлого века – да, но не сейчас. Не шестьдесят лет спустя, после того как все женщины получили право голоса, после успеха движения суфражисток, когда все профессии стали доступны и скоро женщины добьются равной оплаты труда. Мы есть, и нас тысячи. Мы ложимся спать в одиночестве и встаем в одиночестве, едем на работу на автобусе или в метро, едим сэндвич на ланч в одиночестве или с другой такой же женщиной, возвращаемся на автобусе или на метро в крохотную квартирку или в комнату. Самым крупным событием недели для нас является поход в кино вместе с соседкой по квартире. В нашей жизни мало мужчин или совсем нет, потому что мы их не встречаем. Мужчины на работе женаты, или обручены, или состоят с кем-нибудь в гражданском браке. У всех нас, конечно, был, по крайней мере, один роман или интрижка на две-три ночи с женатым мужчиной, но чувство вины или страх разоблачения так быстро лишал нас его общества. Выходные, которые так много значат для семейных людей, для тех, у кого есть любовник, муж и семья, – это наши худшие дни, а вечера – худшее время дня. Конечно, ни одна из нас не отличается красотой, ни одна из нас не обладает той живостью и обаянием, что так нравятся мужчинам. Когда наш возраст приближается к тридцати годам или немногим больше, мы понимаем, что для нас не осталось свободных мужчин, и детей не будет, разве что в их рождении помогут два или три вечера, проведенные за барной стойкой. Не думаю, что Айвор Тэшем обращал внимание хоть на одну представительницу нашего безликого племени, не считая таких случаев, как мой, когда его интересовало, можем ли мы обеспечить алиби для его замужней подруги, когда она приедет погарцевать по его спальне в высоких сапогах на шнуровке и сорочке с оборочками.
