Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
— Сперва она очень переживала, — вздохнул Фазиль. — Но я утешил ее заверениями, что столь благородный человек, как вы, не может желать зла ее малютке. И — хвала Аллаху! — она успокоилась. Знаете, работая всю жизнь в гареме, я уяснил, что не все женщины готовы полностью посвящать себя ребенку. Похоже, и дама Джоанна из таковых. Ибо с тех пор как вы стали присылать ей такие дивные дары, так ее баловать, я не единожды замечал, как она улыбается, примеряя драгоценности или пробуя дивные сласти. Да и характер ее как будто улучшился. Прикажете приготовить ее к свиданию, о сладчайший Малик?
— Пусть назавтра к вечеру она будет готова, — сказал аль-Адиль, отпуская евнуха.
Сам же надолго задумался. Чем его задела эта англичанка, раз он не оставляет мысли завоевать ее любовь? Безусловно, она очень красива. Однако разве мало красавиц аль-Адиль познал на своем веку? А вот покорить именно эту гордячку, приручить ее, заставить полностью признать его власть и главенство… Для эмира это было сродни вызову, доказательству самому себе, что нет женщины, которую он не смог бы сделать своей.
Отложив мундштук кальяна, Малик резко поднялся, подошел к большому посеребренному зеркалу на подставке и оглядел себя. По его чувственным губам скользнула довольная улыбка.
Складки шелкового халата не скрывали его мускулистую безволосую грудь, сильная шея удерживала небольшую, аккуратной формы голову с зачесанными назад черными волосами, и лишь чуть посеребренные сединой виски указывали, что аль-Адиль миновал пору юношеского цветения, но при этом находился в самой мужской силе. Его черные глаза блестели, как агаты, над ними горделиво выгибались густые широкие брови, нос был ястребиным и острым, а крепкие белоснежные зубы казались еще ослепительнее в обрамлении холеных усов и аккуратно подрезанной бороды. С возрастом в уголках рта эмира образовались своеобразные складки, скорее следствие привычки улыбаться, нежели от резких приказов. Малик и сейчас улыбнулся, рассматривая себя. Подумал: разве такого мужчину женщине трудно полюбить?
И все же было нечто, что беспокоило эмира. Он еще не забыл, как настойчиво потребовал от него султан вернуть Джоанну ее брату де Шамперу, после того как крестоносцы отступили от Иерусалима. Лазутчики Саладина донесли, что во время похода король Ричард часто общался с этим тамплиером, так что, похоже, маршал Уильям де Шампер и впрямь как-то повлиял на Мелека Рика, если тот повернул войска к побережью, прочь от Святого Града, несмотря на то что почти дошел до его стен. Тогда аль-Адиль возразил брату, что у них нет уверенности, что в отступлении крестоносцев есть заслуга маршала тамплиеров. И все же щепетильный Саладин настаивал на выполнении сделки с де Шампером и гневался, видя, что аль-Адиль под разными предлогами оттягивает выполнение приказа. Малик же говорил о невозможности возвращения пленницы, напоминая, что они и самого Ричарда уже убедили в ее гибели. Или великий султан хочет выглядеть благородным в глазах какого-то рыцаря ордена Храма? Но кто оценит его благородство, когда откроется их обман перед самим Мелеком Риком?
Саладин не желал слушать его речи.
— Ты просто ослабел от любви к этой хитрой назареянке, Адиль!
— Она не настолько хитра, чтобы устоять передо мной. И мне необходимо покорить ее. Я не могу приказать своему сердцу…
— Но ты должен! Мужчина ты или нет? А мужчина должен управлять своими чувствами. Иначе он на пути к безумию.
— Однако я и желаю этого сладкого безумия, Юсуф! И безумия именно с этой женщиной.
В итоге братья Айюбиды не на шутку поссорились, но когда у Саладина возникли неприятности с багдадским халифом, аль-Адиль сразу вызвался отправиться в Багдад и уладить противоречия. Ныне, когда войска христиан после отхода обосновались на побережье, мир с повелителем правоверных был необходим Саладину, учитывая, что во владениях самого султана не наблюдалось спокойствия и многие эмиры подумывали пойти на мировую с крестоносцами: их утомил вечный джихад, они желали заняться своими землями, торговлей, хозяйством, семьями. И багдадский халиф указывал на это Саладину, открыто проявляя неудовольствие. Но султан нуждался в поддержке повелителя правоверных. Поэтому, зная, как ловок его брат в переговорах, Салах ад-Дин с готовностью отправил аль-Адиля в Багдад.
Обаятельный Малик справился с поручением, упразднил все противоречия, и теперь, когда он возвращался с подарками от халифа, ничто не мешало ему посетить скрываемую в Монреале англичанку. Вряд ли Юсуф будет теперь гневаться на него за подобное своевольство. Особенно учитывая, что он не только справился со своей миссией к халифу, но и, как стало известно, брат Джоанны Уильям де Шампер был убит в краю ассасинов. Да и крестоносцы пока не рвутся в поход, поскольку заняты коронацией Генриха Шампанского. К тому же ходят слухи, что сам Ричард собирается покинуть берега Леванта из-за проблем в его далеком английском королевстве. Говорят, против Мелека Рика взбунтовался его младший брат Иоанн, пожелавший сесть на трон так долго отсутствующего короля-крестоносца. Право, стоило возблагодарить Аллаха, что он послал Ричарду столь коварного и честолюбивого родственника.
Но сейчас аль-Адиль позволит себе отвлечься от этих проблем, он будет только отдыхать и наслаждаться. Конечно, следует еще разобраться, что еще подпортил в Монреале посланец Старца Горы, однако потом… Аль-Адиль улыбнулся, вспомнив нежное личико Джоанны де Ринель. Теперь она принадлежит только ему, и вскоре сама поймет это. Как там сказал евнух Фазиль? Она словно кошка, которая шипит и выпускает коготки, но может и замурлыкать, если ее приласкают. Что ж, аль-Адиль не сомневался, что вырвет из ее груди это ласковое мурлыканье. Иначе и быть не может… Если, разумеется, упрямица не воспротивится, иначе тогда ей придется ублажать не милостивого к ней аль-Адиля, а кого-то из его воинов. Ибо непокорную женщину он не потерпит! Но эмир Малик надеялся, что до подобного не дойдет. Ему будет горько так с ней поступить…
Через узкое открытое окно донесся протяжный крик муэдзина. Аль-Иша, ночная молитва. Малик вздохнул. Великий Пророк сказал: «В этом мире мне милей всего женщины и запах благовоний», но при этом добавил: «Но настоящей усладой очей моих является молитва». И, шепча эти слова, аль-Адиль опустился на колени и повернулся лицом в сторону священной Мекки. Во время молитвы никаких суетных сомнений, никаких мыслей о бренности всего сущего. Ведь все бренно, а душа должна стремиться к Аллаху, ибо только подле Всевышнего человека ждут истинное успокоение и радость…
Джоанна в этот час тоже слышала крик муэдзина и облегченно вздохнула, поняв, что этим вечером ее уже не побеспокоят. Она жестом отпустила своих женщин на молитву, сама же осталась сидеть в нише окна, обхватив колени и размышляя о том, что ее ждет.
Еще ранее, со слов угодливого Фазиля, она догадалась, что ее положение изменится после родов. Женщина понимала, что от ее покорности зависит, увидит ли она еще когда-нибудь свою дочь. Для Джоанны подобное обстоятельство многое меняло. Можно быть гордой, независимой, можно восстать против целого света… пока это не коснется твоего ребенка. Женщина с ребенком более уязвима, более зависима, более готова смириться. Джоанна осознала это, едва у нее забрали малышку Хильду. Все, что угодно, только бы вернуть свое дитя! Без дочери у молодой женщины постоянно возникало ощущение, будто у нее вырвали кусок сердца, и эта рана болела и кровоточила не переставая. Она скрывала эту боль — ее воспитание, ее воля заставляли утаивать от посторонних эту муку, но стоило ей прикрыть глаза, и ее дочь появлялась перед ней, словно она была рядом, — такая маленькая, прекрасная, беззащитная. У малышки Хильды были мягкие светлые волосики, легкие, как пушок, а ее кругленькие глазки с блуждающим взглядом казались удивительно синими, как у котенка. Но при этом черты ее маленького личика отличались индивидуальностью, чего обычно не бывает у новорожденных, и она так походила на Мартина… Но где он, Мартин? Уехал, скрылся, она сама помогла ему бежать, и, уж конечно, он не вернется, чтобы спасти своего ребенка. Он даже не знал о том, что Джоанна родила его дитя… По сути, у малышки Хильды теперь не было никого, кто бы защитил ее, кроме матери… которая сама нуждалась в помощи. Но рассчитывать Джоанна могла только на себя. Те, кто пленил и удерживал ее здесь, создали видимость ее гибели, и высокородная родня ничего о ней не ведает, у самой Джоанны нет возможности сообщить о себе, нет даже надежды на помощь старшего брата, с которым они расстались врагами и который сказал напоследок, что не желает ее знать. Как не пожелает искать и спасать ее муж Обри. Но на супруга Джоанна совсем не надеялась. Даже вспоминать Обри ей было неприятно: когда исчезает любовь, только неприязнь и раздражение остаются в душе. Поэтому о супруге лучше вообще не думать. Итак, что же ей оставалось?
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
