Речь наэлектризовала Америку. Долгие мрачные годы Гувера ушли в прошлое. Когда Франклин Рузвельт завершил свое пятнадцатиминутное выступление, все осознали, что под руководством тридцать второго президента США наступает новая эра Речь транслировали по всему миру. Ее слушал король Георг V, премьер-министр Рамсей Макдональд, Ллойд Джордж и советский посол Ллойд Джордж был «потрясающе восхищен». Френсис Перкинс пишет, что Рузвельт смотрел на эту речь как на «священное основание». Журналист ФА Ален суммировал впечатление от речи Рузвельта таким образом: «Теперь вы можете выключить радио. Вы услышали то, что хотели услышать. Речь этого человека не звучит больше осторожно и уклончиво. Ибо он видел измученных и потерявших ориентацию людей, желающих выбросить старые истины и увидеть новый день; они устали от ожиданий, они желают видеть того, кто будет сражаться с этой депрессией за них и с ними; они желают видеть лидерство и смелые решения. Не только в самих словах, но в интонации его голоса он обещал им то, чего они желали».
Новый президент получил полмиллиона писем, одобряющих сказанное в инаугурационном выступлении, В очередной раз в интервью «Нью-Йорк Тайме» Рузвельт выразил свое понимание предстоящей миссии: «Президентство — это не просто административная должность. Менее всего эта должность является административной. Прежде всего это возможность осуществлять моральное лидерство». Экс-президент Гувер пожал руку преемнику и удалился из Вашингтона. Они никогда больше не встречались.
Борьба с кризисом из Белого дома
Сразу же после инаугурации в марте 1933 года Рузвельту пришлось столкнуться с третьей волной банковской паники.
Начальник охраны Белого дома полковник Е. Стерлинг проводил экс-президента Г. Гувера на Юнион-Стейшн и, вернувшись, не узнал места своей службы. Старый особняк «был трансформирован в довольно веселое место, полное народу, излучающего уверенность… Президент был самым уверенным в себе и самым счастливым среди них». Телохранитель Ричард Джервис, который охранял президента Гувера четыре года, сказал с удовлетворением: «Приятно снова слышать аплодисменты». Годом ранее это было невозможно.
Рузвельт приказал отвечать на все прибывающие в Белый дом письма, за исключением тех, которые касались его полиомиелита.
Элеонора Рузвельт приветствовала гостей на инаугу-рационном балу. Сам же президент закрылся с Буди-ном, Каммингсом и Моли, обсуждая банковский кризис в стране. Положение не могло быть хуже. Один из друзей сказал Рузвельту, что, если новому президенту удастся справиться с банковским кризисом, он войдет в американскую историю как величайший из американских государственных лидеров, а если не сумеет, то как наихудший. «И последний», — добавил медленно Рузвельт.
Первое утро новой жизни — понедельник, 6 марта 1933 г. — было незабываемым для Рузвельта Завтракая в постели, он просмотрел свежие газеты. Затем он читал государственные документы. Затем он вернулся в Овальный кабинет и остался один в практически пустой комнате — президент Гувер вывез все, кроме флага
Тагвел пишет «Нация, затаив дыхание, ожидала от человека, произнесшего вчера смелые слова, действий. В стране продолжался финансовый кризис, деловая активность была резко понижена, и он должен был вернуть умирающую экономику страны к жизни». А он сидел в пустой комнате, где нечем было даже сделать пометку — если бы он захотел ее сделать. В течение нескольких ужасных минут в его голове не родилось ни одной мысли. Он знал, что стимулирующий контакт с людьми разобьет этот ступор, но вокруг никого не было.
Здесь должен был быть электрический звонок, но Рузвельт не мог его найти Он открывал ящик за ящиком, и все они были пусты. Ни карандаша, ни блокнота. Наконец он откинулся в кресле и просто закричал. На этот крик явились Мисси Лихенд и Марвин Макин-тайр. И работа началась». К вечеру его феноменальная работоспособность была восстановлена. Президент объявил четырехдневные каникулы для всех банков. 73-й конгресс созывался на специальную сессию. Приготовлены законы, подобных которым американцы еще не видели. Стране предстояло жить без банковских менял.
Следовало создать систему федерального контроля над финансовой системой. Специальная сессия конгресса была назначена на 9 марта 1933 года — в этот день без дебатов и обращения к счетной технике был принят Чрезвычайный банковский Акт: в центре общественного урагана стояли деньги. Банки всегда служили доминирующей в обществе силой.
Рузвельт открыто называл частных банкиров воровским сословием. Рузвельт говорил журналистам: «Я никогда не был банкиром. Я никогда не совершал больших трансакций в банках, техника действий здесь мне малознакома». О чем свидетельствовал прежний опыт? Национальный банк существовал в США в начале девятнадцатого века до 1826 года. Ликвидация этого банка президентом Эндрю Джексоном немедленно вызвала цепь финансовых кризисов, периодически повторяющихся. Финансы страны возглавил мир частных банков, Уолл-Стрит, или, как его называли в ту пору, «каньон воров».
Все банки в стране были закрыты, вывоз золота и серебра запрещен, нарушение новых распоряжений каралось штрафом в десять тысяч долларов и десятью годами свободы. Э. Линдли сравнивает эти меры с «вспышкой молнии на фоне черного неба». Население проснулось в понедельник, чтобы узнать, что все банки страны закрыты и единственные средства, на которые они могут рассчитывать, была их домашняя наличность.
Сто дней
Наступил беспрецедентный и неимитируемый в американской истории период «ста дней», в течение которых Рузвельт представил конгрессу обширную программу преобразований, а тот, вне себя от паники, порожденной общим положением в стране, вотировал законопроекты без обсуждений. Решить проблему, по мнению Рузвельта, могло лишь создание центрального надзирающего органа — государства.
Ураган законодательной активности начался 9 марта 1933 года, и был он результатом невероятной по масштабам импровизации. Любимые слова Рузвельта: «Найди нужный метод и действуй согласно ему. Если что-то не получается — пойди другим путем. Но, прежде всего, действуй, делай что-нибудь». Газета «Ивнинг транскрипт» писала это «беспрецедентное управление государством. Этот президент видит во тьме». Позже историк Джон Гюнтер скажет, что Рузвельт в эти первые сто дней, когда конгресс буквально штамповал свои законы, без особого труда мог добиться для себя диктаторских полномочий. Но Рузвельт предпочитал работать в рамках Конституции. Его же словами, он хотел быть «молящимся президентом», как его родственник Теодор Рузвельт. За эти сто дней Рузвельт десять раз выступал перед конгрессменами, доведенными его активностью почти до изнеможения. Он послал конгрессу пятнадцать посланий, провел тринадцать законов.
В течение недели 13 500 банков (75 процентов общего числа) были возвращены к финансовой жизни. Гонги прозвучали на всех основных финансовых биржах. Вместо показателя Доу-Джонса появилась бегущая строка иного содержания: «Вернулись счастливые дни». Страна увидела свет в конце туннеля. Бесконечно увеличилась почта Белого дома Это были дешевые конверты — писали преимущественно простые люди.
