— Понимаете, княгиня, с раннего детства он испытывает непреодолимый ужас перед болезнями, перед больными, это единственная его слабость. Я знаю его уже много лет. О, мне известно, что он не обращал на меня все это время никакого внимания, но я следила за ним, наблюдала, изучила его. Он привык все делать по-своему, он хочет всегда быть победителем, всегда и во всем. Нет никакой надежды, княгиня. Он никогда не впустит бедную малютку к себе в душу.
— От него этого и не требуется, — почти простонала Франческа, переполненная рвущимся наружу гневом. — Он уже потерял все.
Реакция Маши на поступок Стаха только придала ей решимости. Эта пожилая женщина попыталась объяснить действия Стаха, оправдать их, будто им можно было найти оправдание.
— Я ухожу, Маша, и забираю детей с собой. Никто меня не остановит, предупреждаю вас. Он лгал мне, заставил меня поверить, что моя дочь умерла. Он украл у меня моего ребенка. Если я не защищу ее, кто знает, какие ужасные веши он еще вытворит. Подумайте, что он сделал, Маша, подумайте, кто он такой после этого. Я больше не желаю его видеть и уеду до его возвращения из Лондона. Единственное, о чем я вас прошу, — не говорите никому ничего, пока я не уеду.
Глаза Маши наполнились слезами.
— За кого вы меня принимаете? У меня когда-то тоже был ребенок, он умер, но во мне бьется материнское сердце, княгиня. В любом случае вы не справитесь без меня. Подумайте сами, как вы одна сумеете ухаживать за двумя детьми? Я еду с вами.
— О, Маша, — вскричала Франческа, — я надеялась, что вы это скажете, но сама никогда не решилась бы попросить вас оставить его.
— Я ему не нужна, а вам необходима, — с твердой уверенностью произнесла Маша.
* * *
Франческа потратила целый день, чтобы с помощью скучного и безразличного клерка оформить паспорта в американском посольстве в Женеве, приобрести билеты на самолет в Женевском туристическом агентстве, вернуться в Лозанну и получить в банке большую сумму денег по чеку, после чего поспешила назад на виллу собрать вещи. Она почти ничего не взяла для себя, кроме дорожного наряда, но зато набила два больших чемодана вещами Дэзи и разными припасами для нее на первое время. Она достала все свои драгоценности и оценивающе взглянула на них. Нет, она больше не жена человеку, который подарил ей все это. А ее сад из цветов Фаберже в хрустальных вазочках? Да, это пришло из иной жизни, жизни без лжи, и они, несомненно, поедут с нею. А это яйцо из ляпис-лазури с бриллиантовой короной Екатерины Великой и рубином внутри? Да! Его подарили ей, когда она носила близнецов, и оно, несомненно, тоже принадлежит ей. Франческа убрала вазочки и яйцо в футляры и сунула сверток в баул.
Все ее действия в тот день отличались необыкновенной легкостью, точностью и неутомимостью. Тлевший в душе неукротимый гнев, словно вечный двигатель, придавал ей силы. Ее энергия не знала предела, мозг работал в десятки раз быстрее обычного, она вся была как огонь, рвавшийся наружу, всей душой стремившаяся приблизить тот момент, когда ее дети окажутся вместе с ней в полной безопасности. Может быть, ей стоит дать телеграмму Мэтти Файерстоуну, чтобы тот встретил ее в Лос-Анджелесе? Нет! Никто не должен ничего знать о ее побеге до тех пор, пока она не окажется в пути.
Она сумела ответить еще на один вечерний звонок Стаха, сохранив совершенно те же интонации, что и накануне, чему немало удивилась сама. Но потом всю ночь проходила взад и вперед по спальне, бросая мужу горькие упреки и проклятия. Человек, совершивший подобное, заслуживает смерти. Как чудовищно мало, оказывается, она знала его, как доверчива была, как легко позволила ему обмануть себя, играть собой, словно пешкой на шахматной доске. Как она ненавидела его!
Следующим утром Франческа позвонила доктору Аллару и предупредила, что через два часа посылает няню к мадам Гудрон забрать ребенка. Не будет ли доктор столь любезен, чтобы позвонить этой даме и попросить ее собрать и потеплее одеть Даниэль к определенному часу? Да-да, это такой особенный день для нее, она очень счастлива и взволнованна. Да, доктор совершенно прав, это чудесный день. Да, она передаст князю наилучшие пожелания. Как это любезно с его стороны!
* * *
Точно через два часа Франческа с Дэзи на руках сидела в глубине такси и поджидала Машу, отправившуюся в маленький домик, у которого они остановились. Никто не смог бы признать в этой женщине в темных очках, одетой в мешковатое дорожное пальто и низко надвинутую шляпу, без всяких следов косметики на лице и с собранными в узел на затылке волосами, ту ослепительно красивую особу с распущенными, развевавшимися на ветру локонами, которая всего полтора года назад по прибытии в Шербур весело и беззаботно отвечала на приветствия поклонников.
Пять минут спустя появилась Маша, помахав на прощание женщине, стоявшей в дверях с приветливо поднятой рукой. Как только такси тронулось в направлении аэропорта, Франческа и Маша поменялись детьми. Франческа отогнула край одеяла, в которое была завернута Даниэль, и открыла личико ребенка. Какая же она крошечная! И какая невероятно хорошенькая. Серебристые светлые волосы в очаровательных завитушках, серьезное, немного грустное, но удивительно родное личико. А эти глаза, бархатисто-черные, напоминающие лепестки анютиных глазок, глаза Дэзи! И все же это была кукла, просто маленькая кукла по сравнению с Дэзи. Стоп, сравнивать их — это как раз то, чего ей больше никогда, ни при каких обстоятельствах не следует делать!
Франческе оказалось достаточно одного взгляда, чтобы навсегда полюбить и отныне защищать своего ребенка, хорошо зная при этом, что, какое бы счастье ни сулило ей будущее общение с Даниэль, оно всегда будет овеяно запрятанной в глубине души безмерной грустью.
6
Никто из слуг не осмелился сказать ни единого слова своему хозяину. Лицо Стаха Валенского все время, пока он занимался продажей громадной виллы в Лозанне и перебирался вместе с прислугой в Лондон, было постоянно искажено гримасой боли, делавшей его почти неузнаваемым. Даже в разговорах между собой они лишь шепотом решались обменяться короткими неудоменными репликами. Необъяснимое исчезновение княгини с Машей и Дэзи настолько поколебало их чувство уверенности в завтрашнем дне, что слуги старались многого не замечать и не думать об этой загадке. Обычная семейная ссора, убеждали они себя, которая разрешится так же внезапно, как и вспыхнула.
Стах ничего не мог поделать. Любые действия, предпринятые им, чтобы отыскать Дэзи, неизбежно стали бы достоянием гласности, и тогда вся история выплыла бы наружу. Он был абсолютно убежден в своей правоте, но, даже будучи закованным в броню презрения к общественному мнению, не мог не признать, что большинство этих людишек, позволявших слепому случаю управлять их ничтожными жизнями, никогда не поймут его и осудят за то, что он проделал с Даниэль. Им не понять, насколько он был прав тогда, насколько он остается правым и теперь. Эта ситуация не может длиться долго, убеждал он себя. Франческа действовала под влиянием эмоций, минутного порыва чувств, но скоро она опомнится, придет в себя и поймет, что он всего лишь управлял событиями ради нее самой, ради Дэзи, что он выбран единственно разумное, верное решение, которое гарантировало счастливую жизнь для всех троих.