— Что ты делала там так долго? — поинтересовался он, хотя на самом деле представления не имел, сколько она пробыла в подвале. Может несколько минут, а может несколько часов.
Она подняла руки, держа в каждой по бутылке вина.
— Ты хоть имеешь представление, сколько это стоит?
Он машинально кивнул.
— Я искала вино для готовки, предпочтительно что-нибудь недорогое, долларов пять за бутылку.
— Ах, вот как, — только и произнес он, не сводя с нее глаз.
— Что? — тихо спросила она. — Так у тебя найдется что-то подобное?
Он удивленно заморгал, не в состоянии сообразить, о чем она спрашивает.
— Я не знаю…
Пока их глаза не встретились, Арианна была на редкость выдержана, может быть даже немножко самодовольна. Ей доставляло удовольствие сознание собственной силы над этим мужчиной, хотя это было и невероятно. Но потом их глаза встретились, и самообладания как не бывало. Он мог и не касаться руками ее тела, столь сильным было воздействие его взгляда. На мгновение она ощутила себя кроликом перед удавом.
Ее губы непроизвольно раскрылись, чтобы глотнуть воздуха. Глаза Джошуа не пропустили это движение и сузились, и затем вспыхнули внутренним огнем. Она подумала, неужели он тоже ощущает это — ту силу, которая переходит от нее к нему. И поняв это, она снова задрожала, на этот раз в ожидании какого-то приключения и болезненного желания его. Это как танец, подумала она, чувство, передающееся от одного к другому, и внезапно ей захотелось быть старше, мудрее и опытнее в подобных делах.
— И ты собираешься использовать все это вино для готовки? — Он кивнул на бутылки, которые она держала в руках, и о которых уже успела забыть.
— О Господи, нет, конечно. Немного бордо для соуса…
— Отлично. — Он поднялся на несколько ступеней и, остановившись пониже ее, глядя вверх, протянул к ней руки.
Ари застыла, чувствуя, что ей безумно хочется упасть в его объятья.
— Вино. — Он улыбнулся, словно догадался, о чем она думает. Взяв бутылки из ее рук, он прошел мимо нее вверх по лестнице на кухню. — Не знаю как ты, но я не прочь выпить.
— Да? — пробормотала Ари и, немного смешавшись, поспешила следом за ним.
— Утка пахнет замечательно. — Он остановился перед стойкой, отделявшей кухню от маленького стола у окна, и, взяв штопор, принялся открывать бордо,
— Приправы, — пробормотала она, прошмыгнув мимо него к плите.
— Я забыл спросить, можно ли тебе пить спиртное?
— Мне двадцать шесть лет.
— Я не это имел в виду. Я просто подумал, может быть, ты принимаешь какое-то лекарство…
— О, нет. Таблетки тут не при чем, — ответила она.
Он молча кивнул и, подойдя к буфету, достал два стакана.
— У меня стресс после перенесенной психической травмы — приступы необъяснимого страха, — объяснила она. — Если я нахожусь в закрытом пространстве, тогда все в порядке… во всяком случае, большую часть времени.
Его брови удивленно приподнялись.
— Ты хочешь сказать, что никогда не выходишь на улицу?
— Нет, если нет необходимости.
Джошуа разлил вино,
— То есть ты заперла себя в квартире, как в тюрьме?
— Ну да. — Она нахмурилась: ей не понравилось, как он сформулировал вопрос, будто бы у нее был выбор.
Он подошел и протянул ей бокал с вином.
— И ты не тоскуешь от одиночества?
Ари пригубила вино и спросила:
— А ты? Ведь ты здесь так же отрезан от мира, как я в своей квартире.
— Да, но разница все же есть. Ты всегда одна, а я провожу много времени в своем офисе в Лос-Анджелесе в окружении людей. Здесь единственное место, где я могу спокойно работать.
— А я нарушила твое уединение, лишила тебя такой возможности.
— На самом деле это… — Он сделал паузу, подыскивая нужное слово. — Внесло некоторое разнообразие в мою жизнь.
Ари смотрела на него, едва дыша. «Разнообразие. Что ж, звучит совсем не плохо!»
— Но я не принесла тебе ничего, кроме неприятностей. Тебе повезло, что ты не отморозил себе ноги, стоя в ручье, и не простудился, когда искал меня в лесу во время метели. А потом с тех пор, как я появилась здесь, ты не можешь спокойно работать.
— Ты абсолютно права. Ты действительно не принесла мне ничего, кроме беспокойства.
— Ты не должен так быстро соглашаться. Тебе полагалось сказать, что я не доставила тебе никаких хлопот.
Он рассмеялся, безнадежно стараясь припомнить, когда в последний раз испытывал подобную радость, поднимавшуюся из глубины души. «Господи, а если испытывать подобное чувство постоянно? Делить свой дом, жизнь, все одинокие часы с женщиной, которая заставляет тебя слабеть от желания, а в следующую минуту смеяться от радости?»
Он задержал дыхание, изумленный, как быстро его сознание сделало такой резкий скачок. Он повернулся и занял место около стола у окна.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Ты знаешь, о чем я думаю?
Прищурившись, он сделал большой глоток вина.
— Я уверен, ты расскажешь мне.
— Я думаю, ты влюбился в меня, и это огорчает тебя до смерти.
Если бы он ответил, не раздумывая, она, возможно, поверила бы ему. Но вместо этого он секунду-другую смотрел на нее, а затем быстро заговорил, понимая, что ему нужно что-то сказать.
— Ты с ума сошла? Мы едва знакомы.
— Может быть, я сошла с ума, — спокойно произнесла она, — но повторяю, ты влюбился в меня. Не отрицай.
Сказав это, она повернулась, и пошла посмотреть, готова ли еда, а Джошуа так и остался стоять, глядя ей вслед. Стакан вина застыл в его руке, он так и не успел поднести его к губам.
Глава 14Весь следующий час они провели за маленьким столом, окруженные волшебной обстановкой: за окнами злилась метель, кружили снежинки; а дома сверкал хрусталь, переливаясь радугой в свете свечей и отбрасывая светлые блики на белоснежную скатерть. Еда таяла во рту. Вино возбуждало аппетит и снимало лишнее напряжение, придавая беседе непринужденный характер.
«Мы сейчас похожи на любую пару в любом уголке света, — подумала Ари, — занятую безобидным разговором и избегающую серьезных тем, которые тем не менее висят в воздухе как дамоклов меч».
Это была обычная милая беседа, которая доставляла Ари удовольствие, но вместе с тем она не могла не чувствовать некоторой фальши. Удивительно, но Джошуа с небрежной откровенностью отвечал на любой вопрос, касавшийся его собственной жизни, хотя едва упомянул о своем тяжелом детстве. Он не задавал вопросов, и Ари начала подозревать, что он боится спрашивать, понимая, что так или иначе разговор коснется ее болезни, которая составляла часть ее жизни. Возможно, единственное, что он мог предложить ей, — притвориться, что этой болезни вообще не существует.
