Я доверил этот подарок старому другу, и он обещал вручить его перед свадьбой.
Много лет назад я пообещал твоему отцу заботиться о тебе и охранять тебя, если с ним что-нибудь случится. Этот сундучок и его содержимое принадлежат тебе. Хотя эти книги и старая шкатулка кажутся не слишком ценными, обещай мне обращаться с ними как с самым дорогим сокровищем. Держи шкатулку всегда при себе, это все, что осталось от твоего наследства, которое твой отец смог передать своему ребенку. Если ты постараешься, то сможешь, изучая его содержимое, найти много ценного.
В этот особый день я молю бога благословить тебя. Я пытался, как умел, охранять тебя. От души желаю тебе счастья, как и все сестры.
Постарайся вспоминать обо мне с добрым чувством.
Твой смиренный слуга и любящий тебя отец во Христе
Жюль».
Энни отложила письмо и долго сидела, уставившись в пространство. Опять тайны. Она надеялась получить хоть какие-то ответы, но нашла только почву для новых вопросов.
Она села на край кровати и стала ощупывать резную крышку сундучка. Должен же он как-то открываться. Она нажимала пальцами в разные места узора и вдруг почувствовала, как что-то чуть сдвинулось от ее прикосновения и крышка сундучка, щелкнув, открылась.
С почтительным трепетом Энни заглянула внутрь. Легкий отсвет от корешков толстых томов озарил ее лицо. Остальное место занимали изящные томики латинской и французской поэзии. Дрожь возбуждения охватила ее.
– Силы небесные! Собрание трудов Макиавелли. – Даже если бы сундучок был полон драгоценными камнями, это не привело бы ее в такой восторг.
Стук в дверь заставил ее поспешно прикрыть крышку сундука.
Мари внесла поднос с завтраком:
– Я вижу, мадемуазель сумела его открыть. Что там внутри?
Энни поколебалась. Книги настоящее сокровище для нее, но, с точки зрения окружающих, вряд ли подходящее чтение для дамы.
Да и вообще. Если узнают, что в доме есть такие запретные книги, могут привлечь к суду за ересь. И уж во всяком случае, эти книги у нее отберут. Энни не могла допустить этого. Она сказала Мари полуправду, достаточную, чтобы удовлетворить ее любопытство:
– Там просто несколько книг моего отца.
Разочарованная, Мари поставила поднос на стол.
– О! Неудивительно, что он был такой тяжелый.
Энни подозвала Мари поближе. Тщательно подбирая слова, она прошептала:
– Эти книги – все, что осталось от моей семьи. Поэтому они очень дороги для меня. Но только для меня. – Она таинственно улыбнулась. – Я надеюсь, ты поможешь мне сохранить это в тайне. Могу я просить тебя, Мари, проследить, чтобы они были всегда со мной? – Она помолчала. – Это будет секрет. Только твой и мой.
Мари с достоинством выпрямилась.
– Я люблю поболтать, мадемуазель, но умею держать язык за зубами. И я знаю, куда спрятать сундучок. – Она открыла большой сундук, куда они складывали все туалеты для свадебного путешествия. – Если мадемуазель поможет мне, мы спрячем его сюда. – Они сняли сундучок с кровати, опустили на дно большого сундука и прикрыли ворохом одежды. Мари отряхнула руки от пыли. – Ну вот. Спокойно, надежно, никто не увидит и никто не сломает.
Энни внимательно посмотрела на сундук с багажом, и в голове у нее промелькнула смутная, неопределенная мысль: что-то она пропустила в письме. Надо будет при первой же возможности перечитать его.
Мари отодвинула тяжелые шторы, и через открытое окно стало видно безоблачное голубое небо. Теплый апрельский ветерок донес от Сены запах чистой воды.
– Ах, мадемуазель! Как сияет солнце! Это счастливый знак.
– Надеюсь, что так, Мари. Надеюсь, что так.
С этой минуты Энни погрузилась в суматоху приготовлений. Все происходило невероятно быстро – сборы и одевание. Элен постоянно вмешивалась, усиливая невообразимую суету. Время мчалось все быстрее и быстрее в вихре движений, чувств, образов и звуков.
Энни почти не запомнила, как они ехали в карете к Нотр-Дам. В памяти осталось, как маршал взял ее за руку и повел по бесконечному боковому приделу через толпу блестящих придворных. Главным впечатлением был Филипп, ожидающий ее у ступенек алтаря, черный бархатный костюм, подчеркивающий стройные ноги и широкие плечи, густые черные кудри, падающие на воротник, блестящие золотые шпоры и шпага.
Взглянув на него, она уже не могла оторваться. Казалось, исчезли любопытные зеваки и толкающиеся гости. Она не думала больше о надменном лице маршала, идущего рядом с ней. Энни не заметила даже Великую Мадемуазель, сидящую в резном кресле на королевском возвышении. Был только Филипп и слова, что они должны быть едины душой и телом навечно.
Церемония закончилась, и, вернувшись в Мезон д'Харкурт, новобрачные окунулись в атмосферу праздника. Свадебное торжество проходило по всем правилам. Все было как положено – обильный стол, цветы, нескромные тосты, смех. С каждым тостом, с каждым глотком вина Энни чувствовала, как в ней нарастает какое-то непонятное беспокойство.
Почему она так нервничает? Филипп не давал ей повода бояться его, и все-таки, чем ближе подходило время отправляться в комнату для новобрачных, тем больше и больше она тревожилась.
В десять часов вечера Элен встала из-за стола.
– Прошу вас, дамы. Пойдемте с нами, оставим мужчин с их бокалами.
Женщины проводили Энни до двери их супружеской спальни. Она вошла в комнату, дверь за ней закрылась, и с Энни осталась только Мари.
Мари молча сняла с Энни свадебное платье. Заботливо положив платье в сундук, она поднесла Энни ночную сорочку из тонкого шелка, отделанную кружевами вдоль глубокого выреза и на манжетах.
Энни спокойно купалась обнаженной в ванне, но сейчас чувствовала себя в огромной спальне неуютно, хотя Мари и не смотрела на нее. Энни поскорее сбросила все, сунула руки в рукава ночной сорочки, натянула ее и села за туалетный столик.
Мари принялась поправлять широкий вырез сорочки, красиво лежащий на плечах ее хозяйки.
– Надо надеть так, чтобы кружева как можно больше подчеркивали прекрасную кожу вашей милости.
Энни стянула кружева, лежащие вдоль плеч, к спине.
– Я не могу оставить вырез таким открытым. Если вдруг я чихну, все это просто свалится.
Служанка улыбнулась.
Энни взглянула на себя в зеркало. Ночная сорочка была еще тоньше, чем ей казалось. Она смотрелась в ней почти обнаженной.
– Положи халат на кровать, у ног, Мари, я не хочу погибнуть от холода.
На лице служанки промелькнула загадочно-лукавая улыбка.
– Ваша милость, я не люблю совать нос в чужие дела, но говорил ли кто-нибудь мадам о… – прямодушная Мари никак не могла найти подходящие слова, – о брачной ночи, о том, что будет, когда монсеньор герцог… появится здесь?
