Я помчался на улицу Чехова. Зря тетя Галя отвергла Раскольникова в качестве героя, он тоже все время ходил пешком, туда-сюда, туда-сюда, с Петроградской стороны в Коломну, в Столярный переулок и обратно. И все время сам с собой разговаривал, бормотал и руками размахивал. Короче, искал душевное равновесие. Про Раскольникова я написал целое сочинение, и его отправили на городской конкурс сочинений. Я даже не знал, что такой конкурс существует. Мне там грамоту дали, а моя мамуля вся прослезилась от умиления. Она же не знала, что я там написал. А я произвел Родиона в герои современности, назвал его прообразом грядущей революции. Прикалывался! Точнее, перепутал Раскольникова с Базаровым. Я же не знал, что мне грамоту дадут. Мама с этой грамотой полгода носилась, все подругам хвасталась. Подруги ахали, охали, восклицали, одна тетя Галя как-то подозрительно на меня поглядывала. Но и ей лень было почитать мое сочинение. А потом все забылось. Однако грамота до сих пор висит у нас в гостиной на видном месте.
Пока я шел, образ Галеева выветрился из моей головы. Честно говоря, я не знал, как я объясню Стрельникову свой прогул. Он все отлучки оперов называет прогулами, даже если их не было в отделе всего два часа.
Я же компьютер забыл выключить! — вспомнил я и припустил во всю прыть по улице Жуковского.
Еще один поворот, пешеходный переулок, и я буду на своем рабочем месте. Не хотелось говорить Стрельникову о своем открытии, вдруг он узнает, что я ходил в «Люцифер» в одиночку. Если я не скажу, это будет означать, что я скрыл оперативную информацию. Весь отдел землю носом роет, а я занимаюсь отсебятиной.
Скажу завтра! — решился я на мужественный поступок и открыл дверь.
В кабинете толпились оперативники. Сергей Петрович сидел за столом, Ковалев стоял, сдвинув брови, остальные разглядывали стенограммы с цифрами, графиками, кривыми линиями. Причем все кривые упирались в потолок, что означало — преступность в районе растет в геометрической прогрессии.
— А вот и наш Денис Александрович! — приветливо кивнул мне Стрельников. Еще немного, и он бросится меня обнимать. По крайней мере мне так показалось.
Ковалев, прислонясь к стене, хмурился и сжимал-разжимал кулак. Потом посмотрел на второй кулак и тоже принялся сжимать-разжимать его. Так он и стоял, сжимая-разжимая кулаки, глядя в пол.
— Мы посмотрели вашу программу и увидели, что мы на пороге хорошего качественного раскрытия преступления. — Сергей Петрович нажал «пуск». На мониторе яркими красками играла фирменная расцветка «Люцифера». — Вы, Денис Александрович, сослужили хорошую службу. Мы ведь перелопатили тысячи людей, проверили три района, рейды проводим почти ежедневно и получаем нулевой результат. Благодаря вам у нас появилась версия — страховое общество при страховании имущества граждан получает доступ в квартиры и дома. Если владелец имущества — обеспеченный человек, он мигом попадает в разряд потерпевших. Разбой, налет, а гражданин имеет возможность получить страховку. Почему мы не отработали этот вариант? — Стрельников обратился к Ковалеву.
На мгновение тот перестал сжимать-разжимать кулаки и буркнул, обращаясь в потолок:
— А какой резон? Страховку выплачивать все равно «Люцифер» должен.
— Резон такой — тот, кто снабжает банду информацией о клиентах, имеет свою долю.
— Вполне возможно, этот человек работает в «Люцифере». Денис Александрович, что вы должны сказать, если руководство вас поощрило за службу?
С последним вопросом Стрельников обратился ко мне. Я пожал плечами, бог его знает, что я должен делать в случае, если руководство кого-то похвалило.
— Вы, Денис Александрович, должны ответить: «Служу России!» — Сергей Петрович сиял, будто сам получил медаль.
— Рылом он не вышел — служить России, — вдруг заголосил Ковалев. — Он забыл компьютер выключить, режим секретности нарушил. Ему за это по башке настучать надо!
— Ну-ну, уж так и по башке, бросьте свои замашки, Алексей Николаевич. Молодой человек пришел к нам прямо со студенческой скамьи, научится еще, а мы поможем. Не можешь — научим, не хочешь — заставим! Займемся делом, товарищи!
Они уселись за стол Стрельникова, а я плюхнулся на стул. Поиграл немного в шары, а когда зарябило в глазах, переключился на потерпевших. Несчастные потерпевшие, я уже их фамилии наизусть выучил, сколько у них родственников, детей, где работают, даже сколько они зарабатывают, знаю. Сегодня мне предстояло заняться больницами. Имеются в виду больницы, где потерпевшие зализывали свои раны.
— Нахрапом мы ничего не добьемся! Придется заводить оперативное дело на банк «Люцифер». Поставим наблюдательный пост, осторожно изымем пленку видеоконтроля. В общем, работы предстоит очень много. — Стрельников слегка повысил голос.
— Сергей Петрович, стажер не имеет допуска, а нам надо обсудить детали. — Это опять Ковалев с режимом секретности, вот достал!
Сейчас выпрут меня на улицу, дескать, еще не дорос до обсуждения деталей секретной операции. И куда я денусь? Домой мне опять идти не хотелось.
— Денис Александрович, можно вас попросить об одолжении? — Сергей Петрович понизил голос до шепота.
Наверное, не хочет меня унижать своим недоверием, подумал я и хмыкнул.
— Не ухмыляйтесь, а пойдите и пообедайте. Вы ведь на обед не ходили? — Сергей Петрович терпеливо ждал, пока я замотаю головой. Я помотал, вот так, направо-налево, направо-налево. — Вы, вероятно, в «Люцифер» наведывались?
Ковалев весь побелел от ненависти, потом надулся и позеленел от злобы.
Я молчал, не зная, что ответить Стрельникову.
— Наведывались! — поджал губы Стрельников. — Ну, хорошо, потом расскажете. После того, как пообедаете. Договорились?
Моя голова завертелась в разные стороны, направо-налево, направо-налево.
И опять я на улице Чехова, сейчас поверну за угол, там есть хорошее кафе, называется «Сладкий чай». Там дают такие обалденные пирожные, залитые соусом из авокадо и дыни. И в кафе можно курить до одурения, пока голова не закачается от тошноты. Несмотря на хулиганские перекуры, мой рост не прекращается, по-моему, я вырос еще на сантиметр за эти шесть недель.
Если кто-то подумает, что мне стало обидно за то, что меня выперли из кабинета, он ошибется. Совсем не обидно, я же говорил вам, что эти сорокалетние какие-то несчастные, им пора о душе подумать, а они все в секретные игры играют. Я бы на их месте умер с горя. Вообще, все люди, дожившие до сорока лет, просто обязаны исчезнуть с лица земли, жить им абсолютно незачем.
Я выпросил у смазливой официантки самый большой кусок торта и приступил к трапезе, раздумывая при этом, может ли наслаждаться огромным куском сладкого торта какой-нибудь сорокалетний придурок.
Конечно, не может! Сорокалетний придурок высчитывает количество калорий перед каждым обедом, и у него уже выросла язва размером с кулак. А язва выросла от горьких и тягостных раздумий о количестве поглощенных калорий.
