Гарольд ощущал, как теплая и мелкая дорожная пыль обволакивает босые ступни, неприятно скользит между пальцами. Окружающий мир казался враждебным, реагируя на вторжение чужаков шипением и свистом странных тварей, по возгласам которых невозможно было представить себе их внешность и понять, какую опасность они таят для человека. Гарольд пожалел, что не внял предупреждению проводника и не надел неуклюжих деревянных сандалий.
Высокий тоскливый вой прорезал ночную тьму, как только колонна оказалась за городом. Несмотря на влажную духоту, Гарольд почувствовал, что озноб охватывает взмокшее от пота тело.
– Волки или шакалы? – предположил он, не обращаясь ни к кому. Но проводник, шагающий впереди, замахал фонарем, выписывая в воздухе круги, в которых мелькали то одинокое деревце, то заросли кустарника с колючками, то летящий в воздухе зверек, похожий на белку.
– Воют собаки динго. Они на людей не нападают. Падальщики. Подбирают всякую мелочь, отбросы, кости беглецов. – Голос проводника прозвучал немного высокомерно и покровительственно. – Привыкай.
Звезды в небе гасли. Их затягивало туманной дымкой. Стал накрапывать мелкий редкий дождь. Тропа выскользнула на край обрыва. Снизу несло застоявшейся водой, болотными испарениями. Начала мучить жажда.
Гарольд поймал себя на желании раствориться во мраке, исчезнуть, не слышать неприятного скрипучего голоса офицера:
– Не уклоняться от тропы! Вперед! Осужденные шли к светящейся далеко впереди огненной точке.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Каторжники, оступаясь и вполголоса переругиваясь, вразнобой шагали по тропе. Мелкая коричневая пыль на дороге все больше пропитывалась падающей с неба моросью. Ноги по щиколотку погружались в податливую чавкающую грязь. Тропическая ночь вокруг становилась все чернее и непрогляднее.
Слева тропа ограничивалась зарослями колючих кустарников. Запах сочных побегов пьянил. Дышать становилось все труднее, словно грудь сжимало обручами. Липкий пот струился по телам каторжников, едва прикрытым лохмотьями. Предупреждение конвоя не уклоняться к реке подействовало на Гарольда странно. Его тянуло свернуть вправо и стремительно рвануть с обрыва.
В Англии весна начиналась с цветения орешника, кизила, багульника и ветреницы. Следом на солнечных склонах оврагов появлялись золотистые цветы мать-и-мачехи. Здесь, в Австралии, все было наизнанку. Сентябрь и октябрь – время расцвета и возрождения буша и пустыни, сезон животворных дождей. Но дожди были такими частыми и обильными, что изматывали, вгоняли в депрессию. Гарольд слышал разговоры о странностях здешних земель, об удивительных животных, которые водились в Австралии. За время четырехмесячного качания в корабельном трюме арестанты успевали рассказать друг другу много поразительного.
Заканчивался август, последний зимний месяц. В апреле английские королевские войска отбили у повстанцев Сайда Ахмад-хана городок Лакнау и вошли на территорию мятежного индийского княжества Джанси. Оказалось, что колониальный гарнизон в Лакнау полностью уничтожен. Были вырезаны все – от младенцев до солдатских жен. Не уцелело ни единого белого человека. Королева Виктория отдала приказ усилить военный режим в колониях. В Индии снова воцарилась власть британской короны, но Бахадур-шах продолжал отстаивать свои интересы при помощи мятежей.
Ситуация складывалась очень опасная и чреватая новыми, еще более мощными потрясениями. Королевская Британия не желала терять свои рынки сбыта. От спокойствия в колониях зависела мощь морской державы, а значит, благополучие и процветание рода Маккензи, его будущее и будущее его наследников. Гарольд, как настоящий аристократ, единственный потомок старинного рода, должен заботиться о процветании не только своих детей, но и внуков. И в тревожное для империи время Гарольд Маккензи не имеет права отсиживаться в родовом особняке, стоящем у подножия старого замка в пяти милях от Консетта.
Осужденные уже больше часа шагали по тропинке, подгоняемые взводом конвоя. Гарольд почти не чувствовал ног. Икры немели от напряжения. Каждый шаг по клейкой массе давался с огромным трудом, позвоночник ломило от боли и напряжения. У Гарольда возникло непреодолимое желание добежать до речного потока, упасть на мелководье, утолить жажду по-звериному – алчными глотками. Он истосковался по скрипучей чистоте кожи.
Молодой человек почти устремился вниз, но напарник, прикованный к нему правой рукой, решительно рванул на себя цепь.
– Стой, Мистер Ди! Тебе надоело жить?! – Грэг с неприязнью посматривал на Гарольда. – Я еще надеюсь пожить немного в свое удовольствие. Погулять по притонам столицы. – Грэг говорил, сильно подталкивая Гарольда вперед.
– Я едва не подставил тебя под пули! – выразил сожаление Гарольд.
– Никто и не собирается стрелять: на этой тропе конвойные пуль не тратят. Убитых надо еще доставить в пункт назначения, списать. Внизу, на реке, ждет смерть страшнее! Слышишь, проснулись? – Грэг поднес ладонь к уху.
– А что там? – Гарольд почувствовал, что ощущение опасности проникает в каждую клеточку.
– Не что, а кто! – Грэг усмехнулся. – Еще увидишь однажды! Они лежат в засаде и ждут своего часа. Гребнистые аллигаторы! Кого не съедят они, обгложут мурены. – Он продолжал идти, почти волоча за собой Гарольда.
Наконец пеший отряд достиг поляны, окруженной молодыми эвкалиптами. Нестройная колонна замерла возле костра.
– Разобрать факелы!
Гарольд взял дубинку, пропитанную специальным составом, подпалил в костре и поднял.
Он подумал, что охрана ведет себя беспечно, вооружая толпу. Странная тревога, словно бесшумная змея, заползла в сердце и томила постоянным напряжением. Не было возможности остаться в одиночестве, продумать ситуацию, к тому же он должен быть готов к новым встречам с Летти.
Гарольд Маккензи хмурился. Так холодно и неуютно становится возле Консетта в Хексемском лесу в ноябре, когда ветер дует со стороны Северного моря. Гарольд беззвучно шевелил губами, мысленно разговаривая с доктором, упрекая того в неосмотрительности. Напарник Гарольда расценил невнятный шепот по-своему.
– Молишься, Мистер Ди? Похоже, нам с тобой только и осталось просить Господа о сохранении грешных жизней! Помолись и за меня, Джулиан Донован. Говорят, Господь любит кающихся негодяев!
Гарольд отмалчивался, изображая гримасы. Или огрызался, словно настоящий уголовник:
– Заткнись, Грэг! Твое нытье наводит тоску. Господь милостив к сильным и успешным людям. Придет однажды и наш с тобой час, мы повеселимся на пиру жизни. Не трепещи, пусть трепещут те, кто наградил нас этими украшениями! – Гарольд дернул цепь, сковывающую его левую руку с правым запястьем напарника.
– Ох, и силища же в тебе, Донован! Я предпочитал потрошить карманы лондонских ротозеев, а не накачивать мускулы на рыбацких баркасах. И как ты только угодил в Тауэр, парень? Сразу видно, что ты из работящей семьи трескоедов.
