Он побежал вперед, патронташи впивались в шею, две гранаты тяжело бились о ребра. Он не представлял, куда бежит, но ничего иного не оставалось. Раз он едва не растянулся на дороге, споткнувшись обо что-то, похожее на мягкое бревно, а когда оглянулся, оказалось, что это еще один труп. Наконец он различил какое-то движение впереди, дорогу и побежал туда. Это была спешащая колонна по четыре, не то по пять человек — боже мой, немцы?! Нет, американцы — и он, задыхаясь, догнал хвост колонны.
— Это… это штабной взвод?
Тот, к кому он обращался, не ответил и даже не замедлил шаг.
— Я спрашиваю, это штабной взвод?
И в это мгновение воздух вспорол пронзительный свист и следом — оглушительный взрыв и желтая вспышка на дороге. Все разом бросились плашмя на землю, и Прентис с ними. Еще пронзительный свист, еще взрыв, и они снова попадали на землю, укрываясь за чем-то большим и бесформенным — оказалось, это перевернутый грузовик.
— Минометы… — сказал кто-то, дальше Прентис не разобрал, он слышал только повторяющиеся: свист — взрыв, свист — взрыв, жужжание и стук о землю разлетающихся осколков. Затем где-то рядом раздался испуганный, дрожащий голос, перешедший в отчаянный детский крик, исполненный ужаса и боли:
— Санитар? Санитар? О боже… Санитар? Бо-о-оже, санитар! Санитар!..
Еще пять или шесть мин разорвались на дороге, пока Прентис и другие лежали за перевернутым грузовиком, который оказался бронированным полугусеничным вездеходом; а потом наступила внезапная звенящая тишина. Один за другим смутные фигуры солдат поднялись и побежали, пригнувшись, вперед. Прентис спросил первого:
— Где штабной взвод?
Но тот молча пробежал мимо.
— Послушайте, извините меня, я… где штабной взвод?
Но следующий также молча пробежал мимо, и следующий, пока не остался последний.
— Ради бога, скажите, где штабной взвод?
Голос у Прентиса сорвался в какой-то бабий вой: «…вз-о-од», он сам понял, что со стороны кажется, будто он плачет, но по крайней мере это помогло: человек обернулся, и оказалось, что это Мейс, клоун из вагона. Чтобы чем-то оправдать плачущий голос, Прентис зашатался, слишком усердно изображая, что очень болен.
— Кто тебе нужен? Эгет? — спросил Мейс. — Идем со мной.
Прентис последовал за ним, стыдясь и своего воя, и симуляции. Его отвели назад ярдов на пятьдесят по дороге, потом провожатые так резко свернули в сторону, между домами, что он едва не потерял их, и спустились по темной, хоть глаз выколи, лестнице в подвал. За дверью, для затемнения, висело одеяло, откинув которое он увидел в бледном желтом свете единственной свечи Эгета и других офицеров штаба.
Прентис оглянулся на Мейса и его команду, — может, они смеются над ним, смотрят с презрением? Нет, они вовсе не обращали на него внимания. Мейс что-то быстро говорил Эгету, а остальные стояли рядом; затем Эгет кивнул, отрывисто отдал приказание, и они снова вышли, торопливо, как пришли.
В подвале было полно покрытой плесенью мебели, и несколько человек сидели на стульях; это значило, что можно позволить себе тоже сесть. Он нашел глубокое мягкое кресло и погрузился в него, как в трясину самоуничижения, трагически глядя на пламя свечи. Он жутко осрамился, дважды. Если кто захочет устроить ему заслуженную выволочку, что ж, он готов. Будет сидеть и покорно слушать, как бы на него ни кричали.
Но никто даже не смотрел на него, и скоро ему начало казаться, что его игнорируют не оттого, что он вызывает у них отвращение, а просто не замечают, что он тут, и, возможно, не заметили, что его не было в предыдущий раз. Он украдкой глянул на Логана, готовый выслушать любую насмешку, но Логан был целиком поглощен своей портативной рацией, повторяя в нее монотонным, напряженным голосом слова, которые, как он сейчас сообразил, звучали с того момента, как они оказались в подвале.
— Осел-Бабулька, — бубнил он, — Осел-Бабулька, вызывает Осел-Пес, вызывает Осел-Пес. Как слышите меня? Прием, — сделал паузу, послушал и продолжил: — Осел-Бабулька, Осел-Бабулька…
Из тени у дальней стены донесся тихий стон, и Прентис различил санитара, склонившегося над неподвижной фигурой на полу: должно быть, раненый, тот, что кричал на дороге.
— …Вызывает Осел-Пес, вызывает Осел-Пес. Как слышите меня? Прием. — Логан повернулся к лейтенанту. — Не могу связаться с ними, сэр.
— Черт! Ладно, позови вестового. Где этот, как там его? Парнишка?
Прентис неуклюже вскочил на ноги.
— Дуй в свой взвод, — приказал Эгет. — Выясни, почему они не отвечают. Если рация повреждена или еще что, приведи Брюэра. Все ясно?
— Есть, сэр.
— Знаешь, где они сейчас?
— Так точно, сэр.
Он ответил, что знает, хотя все, что мог вспомнить, — это дом со ступенчатой крышей, но где он находится, не представлял. Он поспешил к двери, и в этот момент пол подвала содрогнулся от мощного взрыва, и еще раз, и еще.
— Это уже артиллерия, — сказал кто-то. — Восемьдесят восемь миллиметров.
— Нет, это и те и другие, — сказал кто-то еще. — И минометы, и восьмидесятивосьмимиллиметровые.
Прентис задержался у двери и оглянулся на Эгета. Идти, несмотря ни на что? В разгар обстрела? Или надо дождаться, когда взрывы прекратятся? Но Эгет уже не смотрел на него, разговаривая с кем-то.
А, пойду все равно. По крайней мере это лучше, чем возвращаться и спрашивать Эгета. У одеяла, закрывающего дверь, стоял, прижавшись спиной к стене и широко раскрыв глаза, седой, похожий на старика человек по фамилии Лучек.
— Господи, малый, — проговорил он. — Ты идешь прямо сейчас?
— Нужно идти, — ответил Прентис.
Он чувствовал себя почти как герой фильма о войне и, приготовясь откинуть одеяло, ждал, когда в обстреле наступит пауза. Он еще раз оглянулся на Эгета, но тот по-прежнему стоял к нему спиной. Он юркнул за одеяло и взбежал вверх по лестнице.
Было тихо, пока он бежал по тропинке к дороге, и, только добежав до нее, окончательно понял, что не знает, куда сворачивать. Направо или налево?
В отчаянии решил свернуть налево. Но как далеко тот дом со ступенчатой крышей и сколько еще бежать, пока поймешь, что взял неверное направление, и повернешь назад? Только он свернул на дорогу, воздушная волна с силой швырнула его на землю, и следом раздался грохот взрыва. Громче, чем взрыв мины: должно быть, артиллерийский снаряд. Воздух снова задрожал, снова раздался взрыв, и по его заду и ногам застучало множество мелких, твердых, но не тяжелых частиц. Вряд ли осколки снаряда, скорее куски разбитой крыши или стены.
Он вскочил и побежал дальше, внимательно вглядываясь в темные фасады домов. Визг — взрыв! Визг — взрыв! Мины — он чувствовал неосознанную гордость оттого, что уже может отличить взрыв мины от взрыва снаряда, — и падают они достаточно далеко, чтобы даже не бросаться на землю. Но потом воздух прорезал вой восьмидесятивосьмимиллиметрового, и почти тут же, застав его врасплох, раздался мощный взрыв: бросившись на землю, прямо на висевшие на груди гранаты, он чувствовал удар взрывной волны и видел вспышку, слышал визг и свист осколков, пролетающих рядом. Он лежал ничком, не зная, переждать или вскочить и побежать, когда, приподняв сползшую на глаза каску, заметил дом со ступенчатой крышей ярдах в десяти-пятнадцати впереди. Он вскочил и побежал.
