Но прежде чем сесть за письма, надо было чем-то перекусить. Слегка подзаправиться. А на улице уже была настоящая весна. На нежно-голубом небе ярко сверкало солнышко, на деревьях лопались почки и распускались листья, придавая деловой части города глубину и перспективу. Стелла прошла пешком два квартала до «Плиэйдеса», небольшого магазинчика, где продавали сэндвичи. Владелец его, Нельсон Фрайдей, был известный всему городу повар, который готовил в пятизвездочных ресторанах. В Авенинг он попал, путешествуя по стране с одним своим старым другом, да так и застрял здесь.
Втайне от самой себя — а впрочем, может, и нет — Стелла была без ума от Нельсона. Где-то под пятьдесят, высокий, смуглый, с каштановыми волосами, кареглазый и всегда слегка небритый — словом, потрясающий мужчина. Несмотря на его англоязычную фамилию,[11]Стелла предполагала, что он наполовину латиноамериканец. Выговор, конечно, чисто американский, но порой с какими-то странными интонациями и паузами между словами. Он был с ней безупречно мил, не пытался заигрывать, и, насколько Стелле было известно (точнее, она знала наверняка, потому что провела некоторое расследование), женщины у него не было. Не исключено, конечно, что он голубой, хотя эта версия ничем не подтверждалась. Просто стиль у нее такой: она всегда западала на мужчин, которые в ее сторону и не смотрят.
Но сегодня почему-то сексуальные предпочтения Нельсона ее не интересовали. Зато очень интересовал сэндвич с тунцом, который поможет ей спокойно вернуться к рабочему столу. Она быстро сделала заказ и вынула пятидолларовую бумажку.
Нельсон бросил на строгую посетительницу любопытный взгляд, воткнул большой нож в деревянную разделочную доску и скрестил на груди руки.
— В чем дело? — слегка улыбнувшись, спросила Стелла. — У вас что сегодня, забастовка?
— Хмм… Вы сегодня какая-то не такая.
— Покрасила волосы. Но от этого аппетит у меня не стал меньше.
— Надо же, и правда прическа другая… но я не про это. И не про одежду.
— А вам-то что? — сухо спросила Стелла.
— Мне это не нравится, — заключил Нельсон, подняв одну бровь.
— Что не нравится? Господи, — тряхнула Стелла новенькой прической платиновой блондинки, — бросьте валять дурака. С чего вы взяли, что мне это нужно знать? Ваше мнение меня не интересует.
В голове Стеллы вдруг загудел набатный колокол, эхом отозвавшись в пустом желудке: она разговаривает невежливо, даже грубо. Стелла сделала глубокий вдох и продолжила спокойно:
— Просто в одно прекрасное утро я решила, что пора слегка сменить имидж. А раньше не было времени. Надо же было… с чего-то начать. Вас это устраивает? Теперь я могу получить сэндвич?
Нельсон спокойно стал выполнять ее заказ, а она в это время что-то выстукивала ногтями по стойке из нержавеющей стали. Когда он закончил, она взяла пакет и, не глядя на Нельсона, буркнула «спасибо».
Утолять голод Стелла вернулась в редакцию. Видеть кого-либо ей совсем не хотелось. Она поняла, что прежде сама подталкивала людей общаться с ней, вечно совала нос в чужую жизнь. Она ненавидела себя за это, но уж очень ей претило быть одной. Так легко было уверить себя, что ее знакомые счастливы, когда она рядом, что они нуждаются в ней. Но это был самообман, она всегда об этом знала. И вот теперь, когда ей абсолютно все равно, нравится она людям или нет, когда она решила быть независимой и держаться особняком, все вдруг засуетились вокруг нее. Очень странно.
Ночью Стелле снились яркие, цветные сны, мелькали образы полузабытого прошлого из детских лет вперемешку с тем, что случилось совсем недавно. То она видела бабушку Перл в облике Зевса, и та швыряла в нее с Олимпа молниями (даже во сне Стелла понимала, что в этом кроется какой-то глубокий смысл). То вдруг, не торопясь, поедала собственный дом, стенку за стенкой, шкафы, столы и стулья, кладя в рот и тщательно пережевывая. Но когда протянула руку, чтобы съесть телефон, он вдруг зазвонил. Она хотела снять трубку, но вместо этого принялась жевать провод. А телефон звонил и звонил, и ей стало страшно. Она проснулась и поняла, что кто-то в самом деле пытается до нее дозвониться. Стелла быстро перевернулась на другой бок и сняла трубку. Ночные телефонные звонки не сулят ничего доброго.
— Да?
— Ох, Стелла, слава богу. Я уж думала, не дозвонюсь.
— Дотти, это ты?
— Да. Послушай. Джеку что-то нездоровится, кажется, совсем заболел. Не думаю, что это серьезно, но у него жар, и он страшно кашляет. У тебя есть что-нибудь от простуды? Или заговор какой-нибудь, а? В общем, приходи, посмотришь и скажешь, вызывать врача или нет.
— Хорошо, минут через пять. Успокойся, Дотти, иди к нему. У тебя есть увлажнитель воздуха?
— Ммм, есть.
— Включи его в комнате Джека. Я скоро буду.
Стелла положила трубку, быстро оделась, побросала в старый кожаный чемоданчик все, что может понадобиться, и направилась к двери.
К Дотти она вошла без стука. Услышала, как кашляет наверху Джек, тяжело и с хрипом — так кашляют старики. Неудивительно, что Дотти сильно встревожилась. Стелла поспешила к нему, шагая через ступеньку и царапая чемоданчиком потускневшие обои. Она осторожно приоткрыла дверь в комнату Джека.
— Ну как? — прошептала она, тихонько постучав по двери, и вошла.
— Надо же, как ты быстро. Спасибо, Стелла, — отозвалась Дотти.
Джек снова зашелся в кашле. Он вежливо прикрывал рот рукой, но Стелла заметила, что дышать ему трудно.
— Видишь? Ужасный кашель. У него такого еще никогда не было.
— Я видала и похуже. Но все в наших руках, мы скоро выздоровеем, правда, Джек?
Больной пожал плечами и откинулся на подушку.
— Ладно, начнем с самого главного.
Она открыла чемоданчик и вынула небольшой пузырек и несколько свечей.
— Это эвкалиптовое масло, Дотти. Примерно четверть влей в воду увлажнителя. Когда сделаешь, зажги эти свечи. В них тоже есть эвкалиптовое масло, оно помогает при насморке.
Дотти встала и взяла пузырек и свечи. Стелла подошла к постели:
— Джек, миленький, можешь на минутку сесть? Я тебе не сделаю больно, обещаю, договорились?
Мальчик сел, и Стелла положила ладони на его худенькую голую грудь. Ради таких вот минут она и родилась на свет. Когда она приходит на помощь больному, перед ней возникает цель, она чувствует связь со всей Вселенной, будто исполняет некий высокий обет. Самой себе она кажется огромной, как мироздание, и маленькой, как атом, в одно и то же время. Стоит ей возложить на страждущего руки, и она сразу понимает, в чем проблема. В ладонях ее возникает тепло, оно ведет ее прямо туда, где в организме больного притаился недуг. Неслышный гул пронизывает все ее тело и изгоняет из сознания всякую мысль, чтобы ничто не мешало ей считывать состояние пациента.
