Глава 6
Левиафан плыл против течения, мощно загребая воду свисавшими с днища фестонами плоти. Опустив лицо к речной поверхности, Дарт мог их разглядеть: они были темно-серыми, мускулистыми и трудились без отдыха и остановки, то распускаясь, то сжимаясь и выталкивая в титаническом усилии реактивную струю. Если не смотреть на этот живой мотор, ритм его конвульсий почти не ощущался; движение было плавным и быстрым, лодка словно летела над водой, соперничая в скорости с рогатыми дельфинами.
Сбросив комбинезон и пояс, Дарт развалился на корме – вернее, в той части спинной выемки, которую полагалось считать кормой; Нерис сидела на носу, у сгущения темных звездчатых пятен. Пятна являлись нервными узлами, и, нажимая на них в определенной последовательности, можно было управлять лодкой, заставить ее плыть медленней или быстрее, дать команды для поворота и остановки. Нехитрая процедура, однако рассчитанная на более длинные и гибкие конечности, чем человеческие руки. До некоторых пятен Нерис едва дотягивалась, и, наблюдая за ней, Дарт пытался вообразить, что за твари плавали в таких суденышках, чувствуя себя столь же удобно в живой лоханке, как сам он – в пилотском кресле Марианны. Наверное, ноги у них покороче и не так затекали, как у него, если сидеть в позе лотоса или на пятках. А может, ноги вообще отсутствовали… Но это были пустые домыслы; в мирах Ушедших Во Тьму не сохранилось изображений, и никто не знал, каков их внешний облик.
В небе парил птероид, покрытое мехом существо с широкими кожистыми крыльями и вытянутой волчьей головой. Возможно, дальний кузен Броката, питавшийся не кровью, а рыбой; он висел над стайкой дельфинов и временами с пронзительным воплем падал вниз, выхватывая у них добычу. Дельфины скалили жуткие пасти, грозили рогами, но не пытались поймать обидчика; возможно, для них, обладавших кое-каким интеллектом, это было всего лишь игрой.
Дарт, разомлев на солнце, поглядывал то на мохнатого птероида, то на резвившихся дельфинов, то на изящный силуэт Нерис, застывшей на носу. Близился полдень; река струила воды с неторопливым величием, тело казалось легким, как сорванный ветром лепесток, и мысли кружились такими же лепестками, словно облетающий с яблонь цвет. Невесомые мысли, воздушные.
Удачно, что встретилась женщина, эта светловолосая ведьма, которой он подрядился служить… С мужчиной, разумеется, проще: обменяешься парой слов или парой ударов и выяснишь, друг он или враг. Даже с таким подобием мужчины, как волосатый Вау, любитель хак-капа… Зато с женщиной интереснее. Мужчина прямолинеен и отвечает бранью на брань, пинком на пинок, а женщина – капризный механизм, из тех, что не бьют, не пинают, а поглаживают; им льстят, нашептывают на ушко, целуют руки, клянутся в верности. А дальше – как повезет… Женский нрав непредсказуем; одна не позволит коснуться пальца, но вверит душу и жизнь, другая заберется в постель, сыграет в страсть, а потом всадит под ребро кинжал… Такое, как смутно помнилось Дарту, с ним бывало – не на Анхабе, а в прежнем, земном существовании. Забылись имена и лица – все, кроме облика Констанции, но не исчезла тень воспоминаний, и этот призрак нашептывал, что попадались ему разные женщины. Верные и нежные, щедрые и хищные, опасные, как змеи, склонные к жертвенности либо к интригам и изменам…
Какая же встретилась в этот раз? И какая ждала на Анхабе?
Ждала ли?..
Солнечный свет струился по локонам Нерис, падал на обнаженные плечи, ветер играл шелковистой прядью. Она обернулась к нему, лукаво прищурилась, коснулась тонкими пальцами ожерелья, будто напоминая, что близится синее время с его любовными утехами. Дарт усмехнулся, вздохнул, посмотрел на нее, но виделись ему другие глаза и другое лицо, по-иному прекрасное, обрамленное не золотыми кудрями, а водопадом темных локонов. Кожа, как розовый опал, ямочки на щеках, нежная стройная шея, милый вздернутый носик и глаза-фиалки…
Где ты, Констанция?..
* * *
– Приятен ли тебе мой облик? – спросила она.
Собственно, то был не вопрос, а вежливое приветствие, вполне уместное для метаморфов, каким обменивались люди, встречавшиеся в первый раз. Но Дарт ответил не традиционной фразой, а так, как подсказало сердце:
– Ваш облик, мадам, напоминает мне женщину, которую я знал в прошлой жизни. Знал и любил.
Щеки Констанции порозовели.
– Что же случилось с ней?
– Не помню. Кажется, она умерла.
Они встретились в рассветный час, в одном из подземелий Камм`алод`наора, древней цитадели, лаборатории или монастыре ориндо. Его возраст исчислялся сотней тысяч лет, но он все еще стоял на поверхности планеты, и ныне, по праву наследования, его занимала гильдия Ищущих. Дарт называл цитадель Камелотом, а лежавшую вокруг пустыню, усыпанную сверкающим песком, – Эльфийскими Полями. Пески тут были не такие, как на Земле; серый и розовый гранит, перетертый в мелкую крошку, смешанный с кварцем и слюдой, творил из пустынного пейзажа сказочное царство эльфов.
Но здесь, в подземном зале, чарующий блеск песчаных сокровищ и алые сполохи зари не отвлекали внимания. Цилиндрическую комнату, погруженную в полумрак, опоясывал экран, смыкавшийся с потолочным куполом, и в темной его глубине мерцали гроздья солнц и лун, плыли созвездия и галактики; успокоительный вид, который при желании сменялся другими миражами, видениями гор, лесов, саван и фиолетово-синих морских просторов. Комната и установка с экраном были старинными, неимоверно древними, отличными от современных жилищ анхабов, паривших в небесах. Именно это и нравилось Дарту. Каменный пол в паутинке трещин, стены, которые оставались на своих местах, обшитые деревом потолки, спиральные лестницы в башнях, сумрачные переходы и залитые солнцем террасы, уютные тихие кельи, в одной из них он жил, – все казалось надежным, основательным, и все напоминало о Земле. Правда, снаружи Камелот был непохож на монастырь или крепость, а выглядел огромной скалой среди пустыни, утесом с сотнями пиков и зубцов, с пещерными провалами окон, уступами террас и водопадами, наполнявшими крохотные пруды. Непривычное, но чудное зрелище!
