Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26
— За разорванный плащ придется заплатить, — прошипел он. — Это будет тебе стоить тысячу пятьсот франков.
— Вряд ли имеет смысл торопиться, — сказала я спокойно. — Я вижу, на вас надет другой.
— Конечно, у меня их было два, и каждую неделю один я отдавал в стирку. А как же иначе, в эдакой грязище!
— Я не собираюсь платить вам полторы тысячи франков.
Он заскрипел зубами от злости:
— Мне придется сообщить обо всем хозяину, в Брюссель.
— На здоровье. Только не забудьте добавить, что плащ был порван, когда вы пытались покалечить одного из жильцов дома.
И я стала подниматься по лестнице, не обращая внимания на его бессильные проклятья.
Но он и не думал оставлять меня в покое. Когда я отправлялась с детьми в парк, он налетел на меня, как боксер.
— Я верно понял, ты не собираешься платить за плащ? — угрожающе спросил он, я утвердительно кивнула, и он исчез.
Когда мы вернулись, он появился с новой идеей.
— Вы, — начал он миролюбиво, пока я шла с Эшей к лифту, — наверное, думаете, что я получаю деньги на свои плащи от хозяина. Но тут вы ошибаетесь. Мне все приходится покупать самому, даже мыльную стружку и средства для полировки. Каждый гвоздь, вбитый в эти стены, оплачен из моего кармана.
— И каждую трещину на потолке вы заштукатуриваете собственной кровью, — сказала я. — Да, жизнь трудна.
— Вы говорите со мной, как с сумасшедшим, но плащ мне необходим. Без него люди не поймут, что я — лицо официальное. О, раньше все было по-другому. Да знаете ли вы, что привратникам полагалась форма?
— С орденами и аксельбантами или без? — спросила я, покачивая Эшу на руках.
На мгновение он застыл в замешательстве. Потом обиженно развернулся и умчался прочь так быстро, что Аттила не мог за ним угнаться.
Этим все и кончилось. Так, по крайней мере, думала я, пока кормила Цивью и Эшу фруктовой смесью. Казалось, привратник вернулся к своим ежедневным заботам. Когда я спустилась за коляской, он тащил куда-то огромный стол. Я с облегчением услышала его обычное карканье: «Отойди, Аттила, отойди! Не стой на дороге, эта штука слишком тяжелая, я просто чувствую, как кровь приливает к ногам. Не перетруждайтесь, сказал доктор. Что он знает о труде, этот доктор? Ему не надо таскать столы, у него на это есть слуги».
Но когда после работы я вышла из лифта, холл оказался забит мебелью так, что пройти было нельзя. Старомодный платяной шкаф был придвинут почти вплотную к стене, в оставленную узкую щелочку я начала было протискиваться, как вдруг обнаружила, что в конце проход перекрыт чем-то подозрительно напоминавшим стол, с которым привратник возился всего час назад. Стол был поставлен вертикально, доскою ко мне, и загораживал проход на высоту моего роста. Из-за него выглядывал привратник.
— Плати полторы тысячи франков, — победоносно произнес он, — и я, так уж и быть, помогу тебе выйти!
Я перевела взгляд со шкафа на стол. Несомненно, это выглядело, как баррикада. Но только теперь я поняла, для чего она была воздвигнута. Что же делать? Попытаться раздвинуть мебель? Или перелезть через нее? Требований господина мажордома я удовлетворять не собиралась. Неужели отсюда нельзя выйти по-другому? На цыпочках прошла я по коридору к черному ходу и бесшумно нажала на ручку двери, но она была заперта.
Я вспомнила рассказ Баал-Шем-Това о дворце. Интересно, можно ли было вломиться внутрь сквозь воображаемые стены? Может быть, в возвышенных духовных областях. В материальном мире, где правят идиоты, стены оказываются чересчур реальными, так же как и сами идиоты. Некоторое время я слушала хихиканье привратника за шкафом, потом повернулась и вошла в лифт.
Госпожа Калман не выглядела ни удивленной, ни рассерженной. Она боялась гнева привратника и предложила заплатить за порванный плащ, даже достала деньги из шкафа, но я не стала их брать.
— Тогда я сама отдам ему, — предложила она.
— Если вы это сделаете, я откажусь у вас работать.
Она вздохнула:
— Будь муж дома, он бы с ним поговорил. Но он уехал по делам в Швейцарию.
— Нет смысла разговаривать. Привратник говорит на другом языке.
— Конечно, он не говорит на идише, но мой муж хорошо знает фламандский.
— Я не это имела в виду. С этим типом невозможно разговаривать ни на каком языке. Он — существо другого вида.
— Он — гой.
— Не все гои такие, госпожа Калман! Я знаю в этом городе множество гоев, которые не имеют с евреями ничего общего и тем не менее не калечат еврейских детей и не строят баррикад. У этого привратника просто крыша поехала.
— Может быть, так оно и есть, но, выходит, это реакция на тебя. Мы тут пять лет живем и до сих пор не имели с ним проблем.
— Он обзывает вас жидовскими свиньями, издевается над вашими детьми, третирует вашу няньку, а у вас с ним все еще нет проблем?
— За все эти годы не случилось ничего серьезного, ничего достаточно серьезного, что нас бы обеспокоило.
— Что вы находите достаточно серьезным? Умышленное убийство?
— Я больше не хочу ничего об этом слышать, — сказала она. — Сегодня ты останешься ночевать здесь, а утром посмотрим. Мы не должны обострять ситуацию.
— Привратник уже обострил ее до крайности. Я не собираюсь здесь ночевать. Это ничему не поможет. К утру мебель не исчезнет из коридора. И что мне делать тогда? На коленях умолять его выпустить меня? Я хочу уйти домой сейчас, а не когда привратник соблаговолит меня выпустить. Я не позволю себя запирать!
Дрожа от злости, я побежала сперва в спальню мальчиков, потом на кухню. Окна этих комнат выходили во двор. Госпожа Калман частично утратила свою ледяную невозмутимость.
— Ты ведь не собираешься спускаться из окна? Это слишком опасно. Кроме того, у нас на окнах решетки.
— Решетку ничего не стоит снять.
— А дети? Ты подашь им дурной пример.
— Может быть, на самом деле это хороший пример.
— Ты имеешь в виду — свалиться с четвертого этажа и сломать себе шею?
— Нет, показать им, что я не позволяю привратнику садиться себе на голову.
— Но ты именно этого и добилась. Мы не даем себя провоцировать, а ты порвала ему плащ, и теперь не только у тебя, но и у нас будут неприятности. — Она прогнала Аврома и Дова, с интересом слушавших наш разговор, в гостиную и добавила: — Каждый день я говорю мальчикам, чтобы они держались подальше от окон. Если теперь ты вылезешь в окно, они не будут воспринимать мои слова всерьез!
— Можно сказать им, что для меня это неопасно, потому что я — ведьма. Все равно в этом доме у меня дурная слава. Как вы меня тут называете? Гомерь?
Слезы брызнули у нее из глаз.
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 26
