— Новый Рубик.
Я отвечаю ему как ни в чем не бывало, продолжая листать страницы «Тинтина в Тибете» и одновременно лукаво посматривая в папину сторону. Первый гений в семье, который собрал своими руками радио и телескоп для своего отца, спроектировал для дипломной работы в 1956 году самый мощный компьютер в Румынии, физик, не состоявший в коммунистической партии, которому Социалистическая Республика Румыния подарила машину. Программист, разрабатывающий компьютеры в Международном исследовательском центре в Лозанне с 1975 года, человек, который объясняет мне все проблемы эвклидовой геометрии, алгебры, тригонометрии, теории вероятности, физики, оптики и химии вот уже не один семестр, — сможет ли он разгадать загадку кубика Рубика 4x4?
— А-а-а-а, вот хороший подарок, — говорит он мне с улыбкой.
Давай, прикидывайся простачком. Отец изучает головоломку, не вынимая ее из упаковки. Затем поджимает губы в знак уважения. В этот раз у него нашелся достойный соперник. В восемь вечера придут гости: Проспер, Эжени и бабушка Кларисса. Во время еды они будут говорить о французской политике. Семья обеспокоена с тех пор, как Франсуа Миттеран пришел к власти. Особенно тем, что он включил в свое первое правительство представителей французской коммунистической партии. Сбежав от коммунизма на другой конец Европы, семья Мельц оказалась в ситуации, когда социалистическое правительство находится на расстоянии пятисот километров от их дома.
— Когда я смотрю на Эвиан с балкона, — резюмирует бабушка Кларисса, — то вижу коммунистическую страну! Какой кошмар!
Наконец приходит время подарков. Никто не решается трогать Рубик. Проспер и Алекс перемещают несколько граней и возвращают их на место.
* * *
25 декабря. Выходной день.
Папа пристально смотрит на кубик Рубика, возвышающийся на журнальном столике. Проходит час, два. До конца дня папа не тронул пальцем головоломку. Я сильно заинтригован. Он что, испугался?
26 декабря. Выходной день.
Проснувшись около десяти, я нахожу папу в кресле, марающим что-то на листах бумаги. Осторожно приближаюсь, заинтересованный. Его лист покрыт формулами. Ясное дело, они мне ни о чем не говорят. Таким образом проходит день, отмеченный несколькими исходящими от папы возгласами «ага!», как если бы он обнаружил секретные пассажи в своих математических построениях. Но кубик Рубика не сдвинулся с места. Он по-прежнему стоит на журнальном столике.
Папа — самый странный тип, которого я знаю. Коллекционер различных маний, он не любит, чтобы в его присутствии ели, и не выносит слово «сексуальность»; он боится темноты и страдает от язвы желудка уже двадцать пять лет, но сама идея обратиться к врачу настолько ему отвратительна, что он предпочитает оставаться в своем кресле и пить теплое молоко. Папа никогда не раздражается и не выражает какой-либо страсти. Поэтому я тронут, когда слышу, как он восторженно восклицает «ага!».
27 декабря. Обычный день.
С ребятами мы идем в город, чтобы что-нибудь выпить в «Тюльпане», первом кафе в Лозанне, которое установило канал MTV. Мы обожаем «Money for nothing»[17]— сделанный на компьютере клип английской группы «Dire straits». В тот момент, когда я собирался открыть дверь квартиры, папа зовет меня:
— Скажи-ка, ты не мог бы перемешать мне Рубик?
Как всегда, устроившись в своем кресле, он читает книгу про Энштейна, полученную в подарок на Рождество. Ну да, прикидывайся крутым. Я беру головоломку и кручу ее изо всех сил, проявляя почти зверское усердие. Улыбаясь, кладу Рубик на место.
Я возвращаюсь в пять вечера. Внизу, у входа в дом, меня охватывает странное чувство. Сейчас я поднимусь на лифте на шестой этаж, открою дверь квартиры, пойду в гостиную и найду ответ на вопрос: существует ли на Земле невозможная для моего отца головоломка? Я вхожу в лифт и нажимаю на кнопку шестого этажа. Посмотрим! Зачем беспокоиться? Папа не мог так быстро найти решение. У него было слишком мало времени. Лифт прибывает на наш этаж. А если у него все-таки получилось? Я вставляю ключ в замочную скважину. Мое сердце бешено стучит. Закрыв дверь и пройдя коридор, вхожу в гостиную. Папа сидит в той же позе и спокойно почитывает своего Эйнштейна. Я был готов ко всему, кроме этого! Он даже не тронул его. Он не осмелился. Я выиграл. Шах и мат маленькому гению.
Чтобы подтвердить свои догадки, я ищу взглядом Рубик. Смотри-ка, как странно — он исчез со своего места на журнальном столике. Я тревожно обследую мебель в гостиной, отмечая улыбку, играющую на губах моего отца. Продолжая свою инспекцию, я вдруг обнаруживаю кубик Рубика стоящим на телевизоре.
Полностью собранным.
Моя нижняя челюсть отваливается, как в мультиках. Дрожа, я хватаю магический предмет и верчу его в руках, словно мартышка. Невероятно: папе понадобилось всего семьдесят два часа, чтобы разрешить вызов, брошенный всем обитателям планеты Земля. Но самое ошеломляющее — это метод. Анализ, разработка математической формулы, эксперимент, решение задачи. Чтобы совершить эксперимент, папа обратился к третьему лицу (в данном случае это был я), избегнув таким образом подозрений в обмане. Это настолько необычайно и воодушевляюще, что у меня возникло ощущение самой прекрасной рождественской сказки в моей жизни.
15. Мой мопед
— Поеду прогуляют, — бросаю я небрежно маме.
— Хорошо, — отвечает она мне из гостиной, не отрываясь от статьи в «Пари Матч», повествующей о «страданиях Изабель Аджани, вынужденной давать интервью, опровергающие слухи о ее смерти от СПИДа».
Я надеваю старую и безобразную лыжную куртку, старые, но еще красивые кеды, кладу кошелек в задний карман новых и безобразных джинсов (мне надо бы научиться покупать одежду получше), выуживаю ключ зажигания из тарелки, где лежат ключи всей семьи (от папиного «Рено 18», от мотоцикла «Ямаха» 125 см3 Алекса и мамины — от почтового ящика). Потом вызываю лифт.
Выйдя из дома, я направляюсь в крытый гараж, в котором рядом стоят нормальные машины типа «Гольфа», принадлежащего маме Виктора, а заодно необыкновенный «мерседес» пятидесятых годов с дверями — крыльями чайки. Так как я уже изучил его со всех сторон, то прохожу мимо, не любуясь. Я направляюсь прямо к своему черному мопеду с вытянутым рулем. На его боках золотыми буквами написано «КТМ». Я в течение двух лет выпрашивал такой у родителей. Теперь он у меня есть, и кажется, что был всегда. Я поворачиваю ключ, сжимаю левую ручку и забираюсь на педаль, наваливаясь на нее всей своей тяжестью. Вр-р-рум! Это приятно.
Вот я и на дороге. Единственный вопрос, который встает передо мной: куда ехать? Чего мне хочется? Что может доставить мне удовольствие? Низкое и серое ноябрьское небо не сулит ничего увлекательного.
Я поворачиваю направо и устремляюсь по авеню де ла Кур. Проезжаю перед многоэтажкой, в которой живут мои дядя, тетя и бабушка, потом перед школой и продолжаю ехать прямо. Я еду мимо здания почты, куда мы ходили с Виктором отправлять письма его родителей. Мимо супермаркета, в котором я купил свой первый комикс «Пленник Будды», авантюру Спиру и Фантазио. Я вздыхаю: мне надоели воспоминания. Я бы хотел быть кем-нибудь другим, например, взрослым. Но не знаю, что для этого нужно сделать. Мама однажды процитировала мне румынскую поговорку: «Будущее улыбается нам, как… мертвая лошадиная голова». Тогда мы все минут пять смеялись. Но сейчас эта шутка больше не веселит меня. Я несчастен.
