Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Его звали Ясунари Аоки. Он направил свой самолет на один из кораблей, но промахнулся. Он врезался в воду, не долетев несколько метров до борта. Аоки подняли из воды. В кармане его летной куртки нашли письмо: «После того как я умру, ты можешь делать все, что тебе вздумается». Я спросил его: «Кому адресовано письмо? Девушке?» Он ответил: «Моему брату».
Флотом, который, напав на Пирл Харбор, начал войну, командовал адмирал Ямамото. Так вот, наши адмиралы давно охотились за ним. И вдруг радиоразведка перехватывает сообщение: Ямамото вылетает на Новую Гвинею инспектировать расположенные там части. Ему устроили в воздухе засаду. Истребители охранения сразу были сбиты, и настал черед двух пузатых транспортных машин. Прежде чем расстрелять их, наши истребители несколько раз промчались мимо окон и видели, как Ямамото, припав к стеклу, смотрит на них… Обе машины развалились в воздухе… Японцы увидели это с берега, спустили катера и кинулись подбирать трупы. Тело адмирала тоже нашли. Его предали огню, а урну с прахом отвезли в Токио. Огромная кубическая, украшенная орденами и лентами, она стояла в мемориальном парке Хибая. Тут же стоял портрет адмирала… Я думаю, доживи адмирал до сентября сорок пятого — мы бы его повесили.
Пальмы и панданусы, рыжая трава вдоль обочин, крутые холмы сваливаются к воде, в ней беловатый с черными пятнами мертвый коралловый риф. Извиваясь как змея, колонна новобранцев проползла в глубь острова, перевалила через прибрежные холмы и замерла около низких одноэтажных, крытых проржавевшим железом бараков. За бараками курилась коричневой пылью, тянулась взлетно-посадочная полоса, около нее суетились люди. То вытягиваясь из капониров, то ныряя в них, перебегали, ревели моторами, тянули за собой хвосты кирпичной пыли учебные самолеты.
А потом однообразные дни занятий в классах, в ангарах, где стояли на деревянных козлах разрезанные со вскрытыми цилиндрами моторы и лежали на цементном полу уложенные в ряд бомбы и снятые с машин пулеметы, около них — набитые остроголовыми медными патронами ленты.
Камикадзе… это слово Ито услышал через неделю.
В полдень приехал генерал. Раскаленное до белизны солнце дрожало в зените, тени пальм собрались к подножию стволов. Подняв оранжевую тучу пыли, на посадочную полосу нелепо, боком, юля и прыгая, сел «Зеро». Когда он остановился, из кабины вытащили летчика — у него была прострелена шея. Летчика унесли.
— Где выделенные для героев машины? — спросил генерал. Он был мал и худ. Вислые, по-собачьи, щеки дергались.
Несколько истребителей стояли в стороне в линию. Над ними на шестах был натянут маскировочный брезент.
Генерал спросил про моторесурс, кисло поморщился (моторы требовали переборки), спросил, можно ли их заменить, услышал в ответ: «Только у двух — в авиамоторный склад на днях попала бомба», подергал щекой, подлез под крыло истребителя и, присев на корточки, долго рассматривал шасси.
— Эта мысль не моя, — сухо сказал он, вылезая оттуда и стряхивая с колена пыль, — я не хочу выдавать ее за свою, но она мне нравится. Еще никто не довел ее до металла. Это сделаем мы, мы опередим тех, кто отсиживается в тени токийских пагод и вечерами молится, чтобы ночь прошла без налета…
Он говорил непонятно и зло, но все собравшиеся слушали его, согласно кивая.
— Позовите механиков, — закончил генерал.
Переделанный самолет испытывали вечером.
Длинные тени уплотнились и перечеркнули аэродром. Солнце опускалось, делясь надвое у горизонта. На посадочную полосу выкатили истребитель. В кабине сидел молодой летчик Он был без шлема, лоб пересекала белая лента. В конце полосы стояли наготове два автокрана, а неподалеку от истребителя — автомашина. Дрогнул и сделал один оборот винт, мотор затрещал, самолет вздрогнул и, выдувая из-под крыльев длинные струи пыли, побежал по полосе.
Генерал и его сопровождающие проворно сели в автомашину и покатили следом. Когда самолет прекратил разбег и остановился, к нему подогнали краны. Генерал и вся свита присели на корточки. Они сидели и молча смотрели, как два крана медленно, с натугой поднимают самолет. Наконец тросы обтянулись, скрипнуло, затрещало — и зеленая короткокрылая птица, лишенная ног, приподнялась в воздух. Шасси осталось на земле.
— Так, — сказал генерал и хрипло, по-бульдожьи дергая щеками, засмеялся. — Значит, взлет пройдет нормально, все в порядке — самолет поднимется в воздух, а шасси останется на земле. Три дня вам на переоборудование всех машин. Что вы мнетесь, капитан?
— Вы совершенно правы, взлеты пройдут нормально. — Капитан, командовавший группой камикадзе, испуганно вытянулся. — Все будет так, как вы приказали.
— Камикадзе… Я не могу приказать им взлетать без колес. Они добровольцы, — сказал генерал. — Я могу только приказать переоборудовать самолеты. И обратите внимание, капитан, в казарме у вас грязь. Следите за чистотой. Прикажите подкрасить самолеты. У них отвратительный вид. Заведение с девками, а не воинская часть, не аэродром. — Он стремительно пошел прочь.
…Появились карточки «хайкю», по которым дают рис с добавками, а мясо, жир и сахар малыми порциями только больным в госпиталях.
Объявлено начало «Движения за увеличение естественных удобрений». Содержимое выгребных ям и сортиров контролируется полицией. Женщины выходят на улицы с совками и следуют за каждой лошадью, ожидая, когда та поднимет хвост, и тут же подбирая совком желтые дымящиеся шары. В городах превратили в огороды все клочки земли, перекопали скверы и узенькие полоски между домами, посадили там бобы и китайский остроконечный, похожий на морковку картофель, вдоль каждой стены натянуты веревки, по ним змеятся побеги гороха и висят плети огурцов и кабачков. Когда они начинают созревать, приходится по ночам охранять их, — в городе бродят нищие и дезертиры.
Около магазинов с утра выстраиваются очереди за пайками. Женщины терпеливо ждут, они стоят часами, до тех пор пока дверь не открывается, не выходит хозяин лавки и не говорит: «Извините, сегодня опять ничего нет».
…С улиц исчезли яркие кимоно, и не стало видно высоких причесок. Женщины носят широкие шаровары момпе и просторные темные блузы хантэн, еще они надевают капюшоны, которые при пожарах защищают голову. Пропало мыло, а за хворостом или за угольными брикетами приходится стоять целыми днями…
Когда состоялось собрание нашей десятидворки (я первый раз попал на него, так как уезжал помогать больной матери в деревню), нам было еще раз сказано, что главное — это учет жителей: чтобы не было дезертиров и людей, уклоняющихся от воинской повинности. А еще очень важны охрана квартала, борьба с пожарами, поимка бродяг, воров и дезертиров. Особо обратить внимание на разговоры, кто что говорит, и не нарушают ли эти разговоры запретов, наложенных правительством? Во время налетов американской авиации надо следить особо тщательно. «Задержан неизвестный. Собирался подавать сигналы вражеской авиации» — так доносили мы в полицию. Наши донесения читали в соседних кварталах вслух: пример патриотического поступка, все должны подражать ему.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
