Ремонтники принялись лихорадочно качать воду, промывая подбитый танк. Невдалеке от них в пыли валялась оторванная голова роттенфюрера Дена. Безжизненные глаза без всякого выражения уставились в вечернее небо.
В тридцати километрах от того места, где бригада немецких ремонтников промывала внутренности подбитого «тигра», срочно готовя его к завтрашнему бою, в подземном командном бункере проходило совещание генерал-лейтенанта Катукова и члена Военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенанта Никиты Хрущева. Командующий Первой танковой армией только что отдал приказ перебросить два артиллерийских полка из своего резерва в распоряжение основательно потрепанной и измотанной в боях Шестой гвардейской армии. Теперь Катуков выжидательно смотрел на Хрущева, размышляя, какие еще меры потребует предпринять член Военного совета фронта для поддержки войск, сражавшихся на передовом рубеже.
Однако, как ни удивительно, Хрущев не стал требовать от Катукова принятия никаких дополнительных мер. Он обвел своими маленькими хитрыми глазками командующего и офицеров его штаба и сказал:
— Следующие два или три дня будут чудовищными, товарищи. Либо мы выдержим атаку немцев, либо они возьмут Курск. Сейчас фрицы поставили на карту все. — Он поднял вверх указательный палец жестом, который когда-то в будущем узнает и станет бояться весь мир. — Для немцев победа под Курском — вопрос жизни и смерти. Поэтому мы должны хорошенько позаботиться о том, чтобы именно здесь они и сломали себе шею. — Хрущев рассмеялся. При этом складки его толстых щек заметно подрагивали.
Неожиданно он поднял вверх правую коленку и с размаху шлепнул по ней ладонью.
— Вот так вот, товарищи, — сказал Хрущев, оглядывая военных. — Так мы должны поступить здесь с фрицами. Ясно?
Он опять рассмеялся. Но в его холодных глазах не было ни капли веселья. И, несмотря на тепло, которое царило в подземном бункере, офицеры невольно вздрогнули. Им совсем не хотелось бы оказаться на месте немцев завтра утром.
Глава вторая
Движение танковых колонн «Вотана» по направлению к деревне Покровка оказалось легкой прогулкой. Фон Доденбург невольно сравнивал его со стремительными бросками немецких танковых колонн по Европе в самом начале войны, когда они легко продвигались вперед на много километров, практически не встречая сопротивления. Им пытались помешать лишь отдельные штурмовики и снайперы русских. Но штурмовиков в небе было совсем немного, и бомбы они бросали крайне неточно. Что же касалось снайперов, то специальный взвод стрелков «Вотана» легко вычислял их практически после первого же выстрела и безжалостно уничтожал. Вся дорога, по которой двигался вперед батальон, была усеяна повешенными русскими стрелками, которых вздергивали на окаймлявших эту дорогу деревьях.
По сути, единственной серьезной проблемой, с которой столкнулись эсэсовцы, была иссушающая жара. Доставалось прежде всего панцергренадерам, бронетранспортеры которых были практически все подбиты русскими в предыдущий день наступления и которым поэтому приходилось идти пешим строем. Часть из них не выдерживала жары и брела, точно сонные мухи. Представители фельджандармерии согнали к обочине дороги перепуганных русских крестьян с ведрами с водой, чтобы те обливали наступающих немцев и давали им напиться. Но вскоре воды стало не хватать, и тогда Стервятник специально распорядился выслать вперед особый дозор, чтобы тот разведывал и готовил запасы воды для приближающихся колонн «Вотана». В одной деревне дозору удалось даже обнаружить пожарную машину устаревшей конструкции, и когда эсэсовцы маршировали мимо, их с головы до ног обливали тугими струями воды. Но даже эта экстренная мера помогала мало: вскоре невыносимая жара вновь досуха высушивала серую эсэсовскую форму, и бойцам приходилось с трудом тащиться вперед, проклиная жгучее солнце и неимоверную жару.
Тем, кто ехал в танках, было чуть-чуть полегче — когда машины двигались вперед, членов их экипажей хотя бы обдувал легкий ветерок. А экипаж командирского «тигра» фон Доденбурга к тому же дополнительно развлекал своими бесконечными веселыми рассказами обершарфюрер Шульце. Он так и сыпал историями из своей довоенной жизни, которую провел в родном Гамбурге.
— Да, житуха в те годы была очень недурна, — вспоминал Шульце, прижав к губам микрофон. — Хотя и тогда за удовольствия приходилось платить. Помню, как я подцепил и сифилис, и гонорею в 1938 году. Это случилось всего за несколько недель до того, как наш фюрер в своей бесконечной мудрости решил, что нам нужно прибавить к своей территории немного австрийских пейзажей, чтобы сделать Третий рейх более привлекательным местом для американских туристов…
— Не отвлекайся, Шульце! — предостерегающе бросил фон Доденбург. Он знал, что переговоры по радио внимательно слушают в штабе, причем не только штабные офицеры, но и сотрудники гестапо. Ему совсем не хотелось, чтобы Шульце арестовали за его несдержанный язык.
— Ну так вот, — продолжал уже без прежнего воодушевления Шульце. — Когда выяснилось, что я умудрился подхватить полный комплект венерических заболеваний, то доктора набросились на меня, словно свора волков. Может, вам это и смешно, но лично мне тогда было совсем не до смеха. Их было пять или шесть, этих докторов, которые обступили меня и уставились на мой поршень с таким видом, точно я в любой момент должен отбросить копыта. Черт, я был действительно до смерти перепуган. Но это еще не конец. Один из этих эскулапов схватил меня за член, и когда он…
Но Шульце так и не было суждено закончить свое горестное повествование. Возглавлявший колонну «Вотана» танк, в котором ехал сам Стервятник, внезапно остановился. Вслед за ним резко затормозили и все остальные машины. От столь резкой остановки в воздух поднялась густая пыль, и только когда она наконец рассеялась, все увидели причину, по которой Стервятник вдруг решил затормозить. На телеграфных столбах висели два человека в форме вермахта. Их головы были прикручены к столбам жгутами из колючей проволоки. С них также специально стащили сапоги, чтобы каждый проходящий мимо боец Красной армии мог пронзить их лодыжки своим штыком.
Эсэсовцы в ужасе сгрудились вокруг телеграфных столбов и уставились на двух бойцов с нарукавными нашивками дивизии «Великая Германия», совершенно позабыв при этом и о русских штурмовиках, и о русских снайперах.
— О, Боже, — вдруг произнес один эсэсовец отчаянно дрожащим голосом. — Вы только посмотрите, куда садятся мухи!
Все проследили за направлением указательного пальца эсэсовца, и наконец поняли, что он имел в виду.
— Какое свинство! — проревел гауптшарфюрер Метцгер, выскочивший на башню командирского танка. Его лицо было багровым от ярости. — Русские отрезали этим несчастным яйца!
Услышав этот крик, один из распятых на телеграфном столбе бойцов «Великой Германии» медленно поднял голову и открыл глаза. Эсэсовцы в ужасе уставились на него.
— Это сделали русские… НКВД, — хрипло произнес немец. — Они поймали нас вчера. Их комиссар приказал им это сделать.
Он замолчал, не в силах говорить больше. Его темные глаза были полны невыносимой боли.
