Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
После игры Хикс заваривал себе вербенового чая и ложился пораньше.
Он пытался перечитывать Ницше. Но к своей досаде, обнаружил, что тот совершенно не идет.
«Куда движется она? Куда движемся мы?.. Не дышит ли на нас пустое пространство?.. Не стало ли холоднее?»[34]
Книгу он взял в корабельной библиотеке, и последний читатель оставил на страницах множество подчеркнутых строк и восклицательных знаков. Хикс улыбался, натыкаясь на них.
Какой-нибудь салага, думал он. Я тоже был таким.
Двенадцать лет назад, в морпеховских казармах в Иокосуке, он читал Ницше — взяв книгу у Конверса — и был потрясен. Он подчеркивал карандашом целые абзацы и непонятные слова, чтобы потом посмотреть в словаре. До встречи с Конверсом в Иокосуке единственными книгами, которые он смог дочитать до конца, были «Марсианские хроники» Рэя Брэдбери и «Я сам вершу суд» Микки Спиллейна.
Можно было по пальцам перечесть людей, к которым Хикс испытывал нечто вроде любви, и Конверс — которого за последние десять лет он видел в общей сложности не больше двадцати часов — был одним из них. Приятно было вновь встретиться с Конверсом, вновь почувствовать себя молодым и беззаботным, вспомнить, какие фантастические планы они строили, когда вместе служили в морской пехоте.
Их дружба фактически закончилась, когда Конверс демобилизовался, а Хикс остался, как он думал, на бессрочную. Однажды, когда он еще был женат на Эцуко, девушке из Иокосуки, Конверс один, без жены, навестил их на базе в Кэмп-Пендлтон, и они посидели втроем, ели суши. Очень редко они встречались в городе, заходили куда-нибудь выпить. Но ему было известно, что Конверс старается избегать его, и это задевало.
Его также задело, как Конверс, по словам Мэри Граммульки, отозвался о нем. А еще больше то, с каким насмешливым выражением Конверс пролистал книгу Ницше и назвал ее пикантной — в том, возможно, смысле, что есть в ней привкус скорее волнующе-манящий, приятно будоражащий, нежели острый, резкий.
Тогда же, когда Хикс встретил Конверса, он познакомился с Японией, и Япония — он это понял — заняла невероятно важное место в его жизни. Он вернулся домой с женой-японкой и стал считать себя, в годы морпеховской службы, кем-то вроде самурая. Хотя он так и не достиг сатори, он изучал дзен и одно время имел наставника-немца, который мог читать буддийские тексты и, как говорили, был роши[35]. Даже занимаясь доставкой наркотиков, он стремился к духовной жизни.
В свой третий срок по контракту, когда он несколько лет прослужил на базе и в охране посольства, драил башмаки да отдавал честь лимузинам, он оказался в Дананге и впервые лицом к лицу встретился с вооруженным врагом. И тут его выручила хорошая выучка.
Он был старше остальных — старше желторотых стрелков, старше бывшего футболиста университетской команды, который командовал ими. От него ожидали, что он окажется лучшим и более подготовленным профессионально, и он оправдал ожидания. У него и не возникало сомнений, что он обязан это доказать.
Но это была не его — человека, который стремился к духовной жизни и имел жену-азиатку, — война. Многие морпехи были еще большими ее противниками; он отказывался выступать против войны, любой войны. И тем не менее однополчане, которые возненавидели ее, откровенно делились с ним тем, что они думают о ней. Когда одна из рот связи, обкурившись, духовно объединилась в коммуну и сделала своим знаменем Джоан Баэз, молодежь ждала от него, что он отнесется к этому с симпатией.
Однажды, когда роту отвели с передовой, он, будучи в отвратительном настроении, разрешил скольким-то из своих людей пойти в город посмотреть на Боба Хоупа[36], который давал там концерт. В тех обстоятельствах это было не слишком серьезным нарушением, однако повлекло за собой наказание — наказание в виде внеочередной отправки их в разведку, закончившуюся тем, что Хикс назвал Боем за Боба Хоупа. Почти все его люди, которые ходили на концерт, погибли в том бою. Он сам был ранен, и его отправили лечиться на Окинаву. В конце года закончился срок его службы и пришлось демобилизоваться.
Хикс гордился тем, что комфортно чувствует себя в мире объектов. Он верил, что тщательное и почтительное изучение японской культуры помогает ему просто и упорядоченно манипулировать материей, двигать вещи правильно. Он верил, что главное — у тебя в голове.
Когда с опережением на восемнадцать часов «Кора Си» пришвартовался в Окленде, Хикс наскоро сделал обычную зарядку и минуту-другую помедитировал о праведной стреле и ее неизбежном единстве с целью.
После полудня новобранцы из портовой команды подогнали к «Коре» мусоровозы с огромными контейнерами. Хикс дождался момента, когда последний контейнер был почти полон, и самолично отнес и бросил в его утробу два картонных бочонка с отходами корабельной пекарни. В коробках были спрятаны пакет в мешке из-под муки, бинокли и вымпелы на память. Длинный линь, которым был завязан мешок, он оставил болтаться снаружи бака. Проделав это, он вернулся на борт и сел перекусить. В это время за баками приехал грузовик и отвез их к другим таким же, стоявшим у сварочного цеха. Пока отпущенные в увольнение на берег переодевались в парадную форму, Хикс драил свою пекарню.
В четыре часа он снова сошел на причал и купил бутылку колы в передвижной лавке, которая стояла на некотором расстоянии от сварочного цеха. В четверть пятого сварщики вышли из цеха, заперли двери и принялись мыть руки. В половине пятого прибыла бригада уборщиков, и первым пунктом в их программе был мужской туалет цеха. Все они были чернокожие, молчаливые и угрюмые; один вынес металлическую урну из гальюна, содержимое которой высыпал в мусорный бак — бумажные полотенца, пустые полупинтовые бутылки, пачки из-под сигарет. Теперь Хиксу пришла пора пустить в ход свой единственный инструмент — ключ от двери цехового туалета. У него была большая коллекция ключей от разных зданий и контор военного терминала, которую он собирал несколько лет. Когда уборщики свернули за угол, Хикс юркнул в туалет и, затаившись, ждал, пока вокруг не будет ни единой души. Тогда он подхватил оставленную матросом урну и двинулся к мусорному баку, в котором был спрятан его мешок. Потом, прижав урну к баку, нащупал линь, вытащил пакет и затолкал в урну. Отнес ее в туалет, где та должна была простоять ночь. Мало кто из охраны терминала настолько унизится, чтобы проверять содержимое туалетных урн. Только агенты способны на такое — и хотя их тут было полно, правильные мысли и правильные действия помогут ему не попасться на глаза. Больше его волновали чернокожие, потому что белый рабочий, выносящий урну из сортира, мог привлечь их внимание.
Потом Хикс переоделся, собрал вещмешок и пошел в портовый лазарет записаться на обязательную флюорографию на раннее утро. Он собирался, предъявив назначение врача, вернуться пораньше утром, заехать через ближайшие к лазарету ворота, забрать пакет из урны, пока уборщики не вынесли ее, и выехать через те же ворота, спрятав пакет под крылом машины.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
