Михаэль заливается смехом, ведь это просто класс. Научимся ли мы когда-нибудь, занимаясь подобными делами, чтобы один человек мог прийти к другому, говорить с ним и понимать его? Гениталии женщин, бесстыдно встроенные в холм, отличаются друг от друга по большинству признаков, утверждает знаток, как отличаются друг от друга люди вообще, нося самые разнообразные головные уборы. А наши дамы особо подвержены различиям. Ни одна не похожа на другую, однако любовнику все равно. Он видит то, к чему привык у других, он видит в зеркале свое отражение — своего собственного Бога, который разгуливает по глади морской — и идет рыбачить. Он напрягает плоть, и он в состоянии без промедления растопырить очередную клиентку перед своим сочащимся половым обрубком, чтобы ворваться в нее и надавать оплеух. Техника не есть творение человека, то есть она не является тем, что творит его таким сильным.
Куда бы вы ни посмотрели, отовсюду на вас глазеют те, кто сам не свой до экстаза, до этого встроенного, полуавтоматического товара. Отважьтесь хотя бы раз на то, что имеет ценность!
Или это пробивается сквозь жилы, опутавшие ваш череп, ваше чувство, пробивается вперед, как плохо знающий окрестности экскурсовод? Нам не обязательно смотреть на него, когда оно растет, мы можем найти себе другого воспитанника, которого мы разбудим и которому будем рады. Однако приправы хорошо перемешаны, и мы тоже в приподнятом настроении. Наше тесто поднимается под воздействием одного только воздуха внутри, растет над горами, словно атомный гриб. Дверь захлопывается на замок, и вот мы снова одни. Рядом с нами нет жизнерадостного мужа Герти, который столь беззаботно размахивает своим пенисом, словно его капли падают с большого дерева, и он не может сейчас наложить лапу на жену или выбить инструмент из рук ребенка. При этой мысли женщина громко смеется. Молодой человек, который на фоне деревянной облицовки стен выглядел бы очень приятно, поскольку не держится скованно, как доска, мощными ударами поршня пытается шире распахнуть внутренний мир этой женщины. В данный момент он испытывает радостный интерес, и ему знакома та перемена, которая происходит даже с невзрачными женщинами под воздействием вздымающейся, свежеприготовленной и приятно пахнущей мужской плоти. Плоть является нашим неоспоримым средоточием, но мы проживаем не в центре. Мы предпочитаем устраиваться на постой более вольготно, оснащая жилье дополнительными приборами, которые мы по желанию можем включать и разбивать вдребезги. Женщина в глубине души уже стремится назад, на свой приусадебный участок, где она сама станет собирать плоды своей чувственности и выполнять работу собственноручно. Даже алкоголь в конце концов выветривается. Однако молодой человек, почти ревя от радости по поводу собственной перемены, которой он желал добиться, по-прежнему обыскивает это комфортабельное такси вдоль и поперек. Он заглядывает ей под сиденье. Он открывает Герти и вновь захлопывает ее. Ничего не нашел!
Мы, конечно, можем натянуть гигиеническую шапочку, чтобы ненароком не заболеть. Всего у нас вдоволь. И даже тогда, когда господа задирают ножку и направляют струю на своих спутниц, они все равно не остаются с ними надолго, торопятся дальше, беспокойные, к следующему дереву, по которому усердно готовы ползать их полнокровные червячки, пока кто-нибудь их оттуда не снимет. Боль ударяет в женщин словно молния, но не поражает их настолько, чтобы им пришлось оплакивать обуглившуюся мебель и расплавленные электроприборы. Потом боль снова покидает их. Ваша партнерша готова отказаться от всего, но только не от чувств, она с таким удовольствием сама производит их, эту пищу для бедных. Я даже думаю, что она хорошо разбирается в готовке и, в конце концов, способна довести мужское сердце до полной готовности. Бедняки предпочитают отвернуться в сторону, не боясь экскурсовода. Их члены смиренно укладываются перед ними, а капли сочатся у них прямо из сердца. Они оставляют на простынях лишь быстро исчезающие пятнышки, и мы тоже исчезаем вместе с ними.
В любом случае, в некоторых бокалах единственно разумным содержимым является вино. Директор фабрики слишком глубоко заглядывает в стакан, пока не увидит дно, и вслед за этим он испытывает потребность вытечь наружу из своего мощного сосуда, излиться прямо на свою Герти, которую он разбил перед собой, как грядку на садовом участке. Стоит ему увидеть ее, как он тут же обнажается и обрушивается на нее, как ненастье с неба, прежде чем она успевает укрыться в безопасном месте. Член у него большой и тяжелый, он вполне заполнит маленькую сковородку, если рядом уложить еще и яйца; прежде он предлагал свои причиндалы многим женщинам, которые с удовольствием кормились с этого пастбища. Теперь на этой почве больше не растет трава. Плоть человеческая, деформировавшись по причине обильного свободного времени, покоится в уютных садовых креслах или неспешно трусит по гаревым дорожкам, умиротворенно посматривая сверху вниз из мешочка, в котором ее носят, с удовольствием и в меру раскачиваясь, словно детский мячик. Труд быстро превращает человека со всеми его принадлежностями в дикое животное, собственно, таким он и был задуман. Каприз природы приводит к тому, что мужчины воспринимают свою плоть слишком малой по размеру еще до того, как они научились правильно ее носить. И вот они уже листают каталоги экзотических товаров, чтобы прибавить себе обороты с помощью более мощных моторов, которые, помимо всего прочего, расходуют меньше топлива. Они опускают свои кипятильники в любой сосуд, который им только подвернется, и сосуд этот — самое доверительное — их жены, которым они, однако, не слишком доверяют. Они любят оставаться дома, чтобы сторожить жен. Потом они бросают свои взоры в сторону фабрики, скрытой в дымке. Было бы у них немного больше терпения, они бы во время отпуска добрались до берегов Адриатики, чтобы окунуть там в море свои трепыхающиеся шишки, тщательно упакованные в эластичные полоски плавок. Жены их носят плотно облегающие купальники. Груди их очень дружны между собой, однако вовсе не исключают возможности познакомиться с рукой незнакомца, с рукой, грубо вытаскивающей их из шезлонгов, в которых они себя мягко и уютно убаюкивают, а потом рука давит их между пальцами и бросает в ближайшую мусорную корзину.
Вдоль дорог стоят указатели, они указывают в сторону городов. Этой женщине приходится вмешиваться в жизнь детей, которые должны ритмически двигаться на своей жизненной тропе. Давайте успокоимся и продолжим! В домике-кормушке по-прежнему морозно и пахнет лесом. Чувствуется запах сена, которое трусят, чтобы привлечь животное, таящееся в нас. В этом закутке уже многих выгуливали. Многие поднимали здесь фонтан брызг, словно они выиграли автогонки — ради этого они погружали свою плоть в женщину, чтобы на той пашне, где они посеяли плоть, можно было пожать обильный урожай. Щедрость их от изобилия. Один из них оставил здесь кондом, прежде чем направить свои стопы к домашнему очагу. У большинства мужчин нет ни малейшего представления о том, сколь разнообразные звуки можно извлечь из женской клавиатуры под названием клитор. Правда, все они читали специальные журналы, в которых доказывается, что женщине этого самого все же хочется больше, чем считали прежде. Да, на несколько миллиметров больше, это уж точно!
Студент прижимает женщину к себе. Шипение, доносящееся из его закрытого крана, он устраняет сам, одним лишь прикосновением. Он не торопится пролиться наружу, но и ждать понапрасну ему не хочется. Неумелыми руками он щиплет женщину за самую непристойную часть ее плоти, мягко покоящейся на мягком сиденье, щиплет, чтобы она еще шире раздвинула ноги. Он роется в ее дремотном паху, крутит и сворачивает ее плоть в трубочку, а потом снова звучно разворачивает. Не стоит ли ему извиниться за то, что он обходится с ней менее бережно, чем со стильной мебелью у себя дома? Он звонко шлепает ее по ягодицам, чтобы потом снова повалить ее навзничь. Наверняка спать он будет сегодня так же хорошо, как человеческие существа, честно трудившиеся, ласкавшие друг друга и кое-что отведавшие.
