У женщины, сидевшей за столом в приемной редакции, были опухшие и красные от слез глаза. Анника, придав лицу просительное выражение, приблизилась к столу, отчетливо сознавая, что она здесь лишняя.
— Редакция сегодня не принимает посетителей, — хмуро сказала женщина. — Приходите завтра утром.
— Меня зовут Анника Бенгтзон, — примирительно сказала она, — собственно, это я…
— Вы плохо слышите? — сказала женщина и, дрожа от ярости, встала с места. — У нас сегодня траур, траур, понимаете. Один наш редактор… умер. Мы закрыты сегодня. Весь день. А теперь уходите.
От злости у Анники перед глазами заклубился красный туман.
— Черт возьми, это уже слишком! Похоже, мир сошел с ума. Извините, но я пройду.
Она повернулась к женщине спиной и пошла к лестнице.
— Эй! — крикнула женщина. — Это частное предприятие. Сейчас же вернитесь!
Анника, не останавливаясь, обернулась к секретарше:
— Застрели меня.
Сделав всего пару шагов по ступеням, она поняла, что наверху происходит траурная церемония памяти погибшего. В небольшом зале перед входом в редакцию собрались участники церемонии, бесцветная масса — седые волосы, темно-серые куртки, коричневые свитера. Согбенные спины, потные шеи — люди были в состоянии того умопомрачающего гнева, который лишает энергии и отнимает дар речи. Тяжкие вздохи высасывали из помещения воздух, лишали кислорода.
Тяжело дыша, Анника встала в задних рядах, стараясь быть незаметной, но одновременно вытянув шею, чтобы разглядеть человека, произносившего речь.
— У Бенни Экланда не было семьи, — говорил человек средних лет в темном костюме и лакированных ботинках. — Мы были его семьей. У него были мы, у него была «Норландстиднинген».
Люди в зале не реагировали на слова, каждый на свой лад испытывал ощущение невероятности смерти. Не находящие места руки, уставленные в пол или устремленные вверх взгляды — каждый был здесь сам по себе.
Вдоль стен стояли многочисленные репортеры и фотографы. Анника узнала их по выражению острого любопытства на лице. Этих интересовали собравшиеся в скорби люди и произносивший речь человек.
— Бенни был журналистом, каких теперь больше нет, — вещал мужчина в лакированных ботинках. — Он был репортером, который никогда не сдавался, который хотел знать истину — знать любой ценой. Мы — кому посчастливилось работать с Бенни все эти годы — были одарены знакомством с этим самоотверженным и ответственным профессионалом. Для Бенни не существовало понятия сверхурочных часов, он всегда воспринимал задания чрезвычайно серьезно…
— Ага, и ты тоже здесь, — прошептал кто-то в ухо Аннике, — ну, теперь-то мы точно узнаем истину.
Она повернула голову и увидела Ханса Блумберга, архивариуса. Он стоял за ее спиной и мимолетно улыбался. Склонившись к Аннике, он снова зашептал:
— Бенни был любимцем руководства, потому что никогда не требовал сверхурочных или прибавки к зарплате. Тем, что он так мало зарабатывал, Бенни давал в руки руководства неопровержимый аргумент: если звезда зарабатывает так мало, то у прочих простых смертных и подавно нет никакого права требовать повышения зарплаты.
Анника была озадачена.
— Почему он на это соглашался? — спросила она.
— Пять недель оплаченного отпуска с тайскими шлюхами и оплата счетов в пабе. Что еще надо парню?
Стоявшие впереди две пожилые дамы в одинаковых вязаных кофтах обернулись и шикнули на них.
Траурная церемония закончилась минутой молчания. Фотографы засверкали вспышками.
— Где было рабочее место Бенни? — шепотом спросила Анника.
— Пошли, — ответил Ханс и направился к лестнице.
Они вышли из серой толпы, поднялись на следующий этаж и оказались под коньком крыши.
— Он был единственным репортером, если не считать ответственных редакторов, который имел отдельный кабинет, — сказал Блумберг и махнул рукой в конец короткого коридора.
Анника пошла по узкому проходу. Снова появилось ощущение, что стены, изогнувшись, наваливаются на нее.
Она остановилась и медленно перевела дух. Стены встали на место.
Главное — спокойствие.
Краска облупилась со стен из ДСП, обнажив желто-коричневую уродливую основу.
Она дошла до выкрашенной в темно-коричневый цвет двери Бенни Экланда и сильно толкнула ее. К ее удивлению, дверь распахнулась настежь.
— В чем дело? — спросил один из одетых в штатское полицейских, отбросив со лба прядь волос и оглядев Аннику с головы до ног.
Двое других полицейских тоже оторвались от полок и шкафов. Анника сделала шаг назад, чувствуя, что краснеет до корней волос.
— Простите, — сказала она, — я ищу… я хотела узнать…
— Это кабинет Бенни Экланда, — сказал одетый в штатское полицейский и добавил, смягчив тон: — Ты — Анника Бенгтзон. Та самая, что просидела ночь в туннеле с террористом.
Пару секунд она внимательно его рассматривала, раздумывая, не стоит ли ретироваться, но потом кивнула. Где-то в голове запели ангелы. Нет, подумала она, только не сейчас.
— Звонил Сюп, сказал, что вы должны встретиться, но он еще не пришел. Форсберг, — представился он, встал и, широко осклабившись, протянул Аннике руку.
Анника стушевалась под его взглядом и застеснялась своих холодных и влажных ладоней.
— Как идут дела? — спросила она, чтобы что-нибудь сказать, и легонько стукнула себя по затылку ладонью, стараясь заставить умолкнуть голоса.
— Сюп рассказал, как вы раскололи мальчишку Густафссона, — сказал светловолосый Форсберг, снимая с полки очередную стопку бумаг.
— В этом нет ничего удивительного, — возразила Анника. — Он сам хотел все кому-нибудь рассказать. Просто случайно я оказалась первой, кто его об этом попросил. Вы что-нибудь нашли?
Полицейский вздохнул:
— Здесь все в таком беспорядке.
— Сегодня ему пришла почта, — сказал из-за спины Анники Ханс Блумберг. — Вы ее не просмотрели?
Полицейские переглянулись и покачали головой.
— Где она? — спросил Форсберг.
— Я оставил письма в его ячейке, как обычно. Если хотите, принесу.
Анника пошла вместе с архивариусом, чтобы не торчать в кабинете и не мешать следователям.
— Мне кажется, вы не принадлежите к поклонникам Бенни Экланда, — заметила Анника, пока Ханс искал письма.
— Мне это не нужно, — ответил архивариус. — Найдется достаточно других людей, готовых биться в истерике. Я немного по-другому относился к нашей звезде.
Он направился к лестнице. Анника последовала за ним, рассматривая его покрытую катышками шерсти кофту.
