Люди ведь постоянно исчезают из поля зрения, уходя через двери, пропадают за углом, уезжают в метро, и мы тут же мысленно заполняем опустевшее пространство. Мы знаем, что тело все еще здесь, просто оно невидимо: по другую сторону двери, в уезжающем поезде, за углом.
Но Кемп и его шайка разбирались в таких вещах.
Мне хотелось немного отогреться у Сэма. Мое новое жилище было темным и сырым — как Оксфорд в дождливый день, — но у Сэма, на семь часовых поясов дальше по Гринвичу, было жарко, светло и сухо. За полчаса на солнце я обсох и согрелся.
Я назвал свое укрытие Норой, не такой, как у хоббитов, а скорее похожей на убежище барсука, загнанного собаками и закопавшегося в землю.
Было удобно, сыровато и прохладно: в таких местах вы обычно подумываете о шлепанцах и свитере, или даже махровом халате — чтобы не простудиться. Помещение подсвечивалось по углам маленькими лампочками слабого накала. У меня были светильники и поярче, также низкого напряжения, рядом с кроватью и у письменного стола. Я включал их только по необходимости, а фонарики горели постоянно — окон ведь не было, и ни один солнечный луч не проникал в Нору. Меньше всего мне хотелось шарить в потемках в поисках выключателя, когда я просыпался по ночам. Да и желания прыгать в кромешную темноту не было никакого.
Все освещение работало от батарей, стоявших на полке внизу шахты. Днем, когда солнечный свет достигал входа в шахту и согревал камни вокруг, свежий ветер вдувал сюда воздух сквозь завалы в туннеле, создавая что-то вроде сквозняка. Тогда я включал дизельный генератор, чтобы перезарядить батареи, поскольку вонючие выхлопы улетали наружу, просачиваясь сквозь щели и трещины.
Нужно было делать это раз в неделю — я с ними малость перестарался.
Я свистнул батареи.
Я свистнул генератор.
Я спер к тому же и фонарики.
Да, черт побери, я начал воровать.
Страшно даже представить, что сказала бы мама.
Порох, который я пустил на взрыв в шахте, — это были еще цветочки. Но у меня было оправдание — они никогда бы мне его не продали; к тому же я быстренько бы оказался на мели. Одни батареи стоили всех моих сбережений.
Они попали ко мне из магазина в Сан-Диего, снабжающего моряков. В том месте в небе низко проносятся реактивные самолеты, так низко, что можно, кажется, сосчитать все заклепки на их брюхе, распрямившись после того, как они пролетят. Не знаю, на кого я был похож. Может, немного грязноват, вороват с виду, но на одном из этажей служащий ходил за мной по пятам, пока я сверялся со своим перечнем на бумажке. Батареи, жидкость для глубокой разрядки, провода, автоматическое зарядное устройство и генератор.
У них все это было, я ничего не брал с полок, но и старался не задерживаться перед теми предметами, на которые смотрел. Я задал пару вопросов о самосворачивающемся кливерном парусе, а затем купил маленький якорь для своей лодки.
Лодку в Оахаке я решил не бросать. Всегда оставалась возможность прихватить с собой корпус судна, убрав мачту, весла и шверт. Поэтому лодка хранилась в Норе, перевернутая, — все ее принадлежности разложены вокруг, а спасательные жилеты — на ней. Так моя лодка оказалась на причале в пещере без входа и выхода, в кромешной пустыне.
В том магазине был на кассе монитор, — штуковина, разделенная на четыре части, глядя на которую можно было видеть дверь, запасный выход и прилавок, где находилась морская техника. Непохоже, чтобы они следили за батарейками или чем-то еще из моего списка.
Таскать батареи было тяжело. Той ночью я взял двенадцать, а когда перенес последнюю, прихватил и увесистую полку плюс остальное барахло из своего списка.
Конечно, я надел перчатки.
Мебель достал из «Икеи». Кровать, письменный стол, книжные полки. Это легко. И собирать их было несложно. Но вот подвесить…
Дурацкая пещера.
«Хоум депот» «пожертвовал» для меня цемент и уровень, ведро для раствора, а также все то, что было необходимо, чтобы выровнять пол. Там-то как раз было множество камер, но все они оказались заблокированы из-за скученности, царившей в магазине. Когда мне удавалось пробраться под одним из стеллажей, я мог прыгать незамеченным, даже в рабочие часы.
Батареи весили немало, но и цемент тоже весьма тяжел. Я едва мог сдвинуть восьмидесятифунтовые мешки, а вот прыгать получалось нормально.
Когда моя работа была закончена, получилось непритязательно, — сделано все было грубо, наспех, хотя и ровно. Кровать-матрас стояла ровно. Письменный стол — тоже. Даже книжные полки висели не криво. Обеденный стол тоже вроде не качался, но выглядел странно. За ним поместилось бы четверо, но я, естественно, взял лишь один стул.
Зачем мне, в самом деле, больше?
И все-таки это давило на меня до тех пор, пока наконец ночью, я не прыгнул обратно в «Икею» и не дополнил набор.
Конечно, получилось не особенно красиво, зато я больше не вздрагивал, когда мой взгляд скользил по столу. Все эти стулья вполне могли пригодиться на случай, если мне когда-нибудь захочется перенести сюда Сэма, Консуэло и Алехандру.
На то, чтобы вызволить Консуэло, у Сэма ушло пять дней. В результате его действий начальник пограничного контроля пал жертвой финансовой проверки. Он был не в состоянии объяснить существенное пополнение своего счета в те дни, когда он потребовал ареста Консуэло.
— Один из его подчиненных нажаловался, — объяснял мне Сэм. — Не знаю уж, что его больше разозлило, то, что босс берет взятки, или то, что ни с кем не делится.
Мы встретились в Тексако на заправке, где когда-то ждали «скорую». Я прыгнул туда за четыре часа до открытия и ждал в кустах, с книжкой.
Консуэло рассказала мне, что в отеле «Вилья бланка» появился новый посыльный, приезжий — то бишь мексиканец, но с севера, не из Оахаки, — который, уходя на обед, наблюдал за домом Алехандры, а в свободное время гулял по холмам над семейными владениями, держа наготове бинокль.
Алехандра нашла старого приятеля, одноклассника из Института иностранных языков, который хотел заняться чем-нибудь новым и пожелал возглавить агентство вместо нее. А сама она получила работу на острове Саона в Доминиканской Республике, где переводила для англо- и франкоговорящих туристов, а заодно изучала карибский испанский, меняя произношение своих «эл» и «эр».
Консуэло поцокала языком в адрес бойфренда, который вернулся в Уатулько в статусе «просто друга». Близкие отношения себя исчерпали, чему я был очень рад, пока не узнал, что Алехандра встречается с кем-то другим, из Доминиканы.
Се ля ви.
Они высадили меня в Эль-Сентро и поехали домой. Я прыгнул обратно в Нору еще через час.
Где-то в Оксфордшире есть поле у Темзы, или у холмов, а может, у исторических развалин, короче говоря, в нескольких милях от деревенской станции по Ридинг-лайн, между Оксфордом и Лондоном. Там еще бык пасся со своими коровами, и все было мирно и спокойно, за исключением тех мгновений, когда я неожиданно возникал из воздуха. Но даже тогда он обычно лишь всхрапывал и отшатывался в сторону.
