«Я не знала о предназначении меча, — думала Элспет. — Он создан для поражения Локи, мы слышали это от Клуарана. Что еще, кроме убийства, это может означать? Если мне предстоит убить демона, что ж, думаю, я на это способна. Но одно дело — убить демона, и совсем другое — загубить своих друзей!»
Она оглянулась на троицу у нее за спиной. Замыкающим был Кэтбар, он поддерживал свою поврежденную руку.
«Он — всего лишь человек, один-единственный, — раздался у нее в голове голос меча, и она от неожиданности вздрогнула, — а Локи погубил не одну тысячу людей, и если он теперь вырвется на волю, то выжжет весь мир. Как можно беречь одну-единственную жизнь, когда на кону все человечество?»
Элспет остановилась, да так резко, что сзади на нее налетел Эдмунд.
— Как можно?.. — повторила она вслух за мечом.
Эдмунд и Фрита посмотрели на нее с удивлением. Она с решительным видом опустила правую руку.
«Вот так! — произнесла она мысленно, сжимая кулак, словно с намерением раздавить волшебное хрустальное оружие. — Оставь меня! Я не позволю тебе покушаться на моих друзей ради исполнения твоего плана!»
Меч померк — и путников окутала непроглядная тьма. За спиной у Элспет послышалось восклицание Эдмунда, крик ужаса Фриты. Потом все замолчали. Элспет пришлось разжать ладонь, и пещера кое-как осветилась. «Я не могу мучить их темнотой, — сказала она мечу. — Но учти, если ты опять начнешь мной помыкать, я тебя погашу».
— Что это было? — опасливо спросил Эдмунд.
— Не сердитесь, — ответила Элспет с деланым спокойствием. — Я вдруг растерялась, но теперь все в порядке.
Но, медленно двигаясь в каменном темном тоннеле, Элспет увидела вдруг впереди неясные светлые тени. Когда меч опять загорелся, они пропали.
Теперь пол тоннеля поднимался вверх, и их шаги замедлились. Фрита оступилась, и Элспет сообразила, что ее шатает от усталости.
— Давайте немного передохнем, — предложила она.
Вся четверка с наслаждением опустилась на каменный пол.
Выражение лица Фриты было напряженно-настроженным, она походила сейчас на кошку перед грозой. Эдмунд старался растормошить ее, расспрашивал про изготовление древесного угля и про способы хранения волчьих шкур. Элспет поняла, что он избегает темы призраков и духов, так его интересовавшей до того, как они стали карабкаться в горы. Теперь Элспет не была уверена, что все это вымысел. Ее отец всегда посмеивался над россказнями моряков о сиренах, сначала якобы заманивающих людей своим ангельским пением, а потом топящих их. Но как быть с существами, которых она сама видела подо льдом? Или с колеблющимися фигурами здесь, в пещере, похожими на тех озерных обитателей, так же обвивавших друг дружку?
Впервые за все время, проведенное в пещере, Кэтбар заговорил:
— Не знаю, замечает ли кто-нибудь из вас свет впереди, или я один такой глазастый? Сдается мне, мечу можно дать отдых.
Элспет не видела выражения его лица, но звук его голоса принес ей облегчение.
— Очень на это надеюсь! — воскликнула она, рассчитывая, что он поймет смысл ее слов.
Теперь, спасибо Кэтбару, все они увидели свет: слабое зеленоватое свечение во тьме, отражавшееся от стен с обеих сторон. Тропа стала круче и каменистей, а потом превратилась в грубые ступени естественного происхождения. Зеленоватое свечение неуклонно усиливалось. И вот они вышли в проход под ледяной крышей, сквозь которую и проникал, как видно, свет.
— Мы под ледником, — прошептала Фрита.
Элспет с облегчением позволила мечу померкнуть и тут же об этом пожалела. Впереди, как прежде, замаячил белый силуэт, колеблющийся, как дым. Если бы не вертлявость, его можно было бы счесть человеческим. Остальные трое, судя по всему, ничего не замечали.
А потом Фрита вскрикнула.
Вдоль стен пещеры тянулись другие колеблющиеся фигуры — теперь в этом не было сомнения. Они висели в воздухе, как ледяная пыль, и каждая смахивала видом на человека, долговязого и истощенного, с огромными зелеными глазницами. Призраки тянулись к пришельцам, как мотыльки к огню.
— Tael-draugar! — ахнула Фрита.
То были создания из ее рассказов: могильные обитатели, высасывавшие жизнь из беспечных путешественников. Как Фрита ни махала руками, руки протыкали бесплотных призраков. Вся четверка попятилась, но неясные фигуры последовали за людьми, столпились вокруг них, да так плотно, что из-за них стало трудно друг друга разглядеть. Один призрак попытался залезть Элспет в рот, и она поперхнулась от вкуса дыма. В ужасе она призвала на помощь меч, но свет его был тускл, призраки светились ярче. Хуже того, они слетались на мерцание меча, как прежде плыли на него подледные жители. Лицо и туловище Элспет перестало их интересовать, теперь их притягивал хрустальный меч, хотя ни один не осмеливался прикоснуться к нему.
В одно мгновение Элспет превратилась в центр призрачного водоворота, тысячи невнятных голосов шептали имя, которое она уже слышала раньше: «Ионет, Ионет, Ионет…» То была нежить, духи, но уж больно много их набралось, и число их неуклонно росло, так что Элспет уже задыхалась, задавленная накопившейся тяжестью.
«Как жаль! — раздался вдруг у нее в голове голос меча. — Я не могу… Их так много, так много…»
Как ни страшно было самой Элспет, она уловила новое, острое чувство, владевшее мечом. Это была печаль.
Эдмунд, Фрита и Кэтбар исчезли из виду, остались только вертлявые исчадия, произносимое несчетными голосами имя, тяжесть ее собственных членов, которую уже невозможно было терпеть, оставалось опуститься наземь, закрыть глаза…
— Opith ther!
Эти два слова были произнесены женским голосом, низким и повелительным. Извивающиеся призраки послушно взмыли к потолку и исчезли с глаз: прильнули к стенам, ринулись друг сквозь друга, торопясь сгинуть. Элспет, испуганно моргая, проводила взглядом последнего, просочившегося сквозь каменную стену. Осталась только пустая пещера, безмолвная, тускло освещенная. Меч снова померк.
Эдмунд подбежал к Элспет и помог ей подняться. Фрита тихонько всхлипывала, опираясь о Кэтбара. Она как будто осталась невредимой.
— Вижу, вы здесь новички.
Элспет молча смотрела на свою спасительницу. Высокая женщина, улыбавшаяся им в глубине пещеры, приветственно протягивала руку. По ее длинному серому платью, темным волосам, сплетенным в косицы и уложенным на голове короной, ее можно было принять за жену знатного человека, приглашающую гостей. Но больше всего Элспет и Эдмунда поразило то, что она обращалась к ним на их языке!
— Гости заглядывают сюда нечасто, и не все у нас здесь знают, что такое гостеприимство. — Ее низкий мелодичный голос звучал тепло, улыбка была грустной. — Мне очень жаль, что вы подверглись нападению призраков. Они больше не причинят вам вреда. Позвольте мне загладить вину: приглашаю вас разделить со мной трапезу. Мне надо о многом вам рассказать.
