Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
– Что ж, это по-честному. – Сэр Джулиан откинулся на спинку кресла. – Итак, вот вам ваша отправная точка: знаменитый плодородный остров Корфу, охраняемый святым, которому приписывается власть над погодой. Теперь предположим бурю, какой-нибудь исторический, из ряда вон выдающийся шторм, когда какой-то важный корабль – возможно, даже с несколькими очень важными итальянскими шишками на борту – сбился с курса и потерпел тут крушение, но пассажиры спаслись от смерти в морской пучине буквально чудом, которое, натурально, было приписано святому. Вот и зарождение легенды. Позднее к ней были добавлены германские элементы волшебных историй: «колдун», прекрасная дочь, волшебные персонажи. – Он помолчал, лукаво поглядывая на меня. – Было бы здорово, если бы кто-то попытался увязать все эти элементы с фактами из истории острова, верно? Я усиленно пытался представить «ведьму Сикораксу из Алжира» как своеобразную персонификацию мусульманских правителей, которые заперли небесную силу – Ариэля – в расщелине сосны, пока святой-волшебник не освободил его... Но, боюсь, пока у меня это не очень получается.
– Какая жалость! – сказала я совершенно без всякой иронии – беседа доставляла мне безмерное наслаждение. – А Калибан? Язычество или что?
– Как вам угодно. Тут и первобытная грубость, и сексуальность, и великолепная чувственная поэзия. И он со всей очевидностью был греком.
– А это-то вы как вычислили? – в изумлении спросила я.
Сэр Джулиан усмехнулся.
– Он приветствовал Просперо на острове «водой с ягодами в ней». Вы еще не познакомились с греческим обычаем подавать ягодное варенье, разведенное в стакане воды?
– Нет, еще не пришлось. Но послушайте, это ничего не доказывает! А если бы это был кофе! Кем бы он тогда был? Французом?
– Ну ладно, – дружески сказал он. – Оставим бедного Калибана просто неким абстрактным низшим духом. Ну, вот и все.
При этих словах белый кот потянулся, втянул когти и громко зевнул. Сэр Джулиан засмеялся:
– Зря вы меня поощряли. Простофиля слышал все это уже не раз, и, боюсь, бедный Макс тоже.
– А я нет, и меня это просто завораживает. Такой неисчерпаемый источник для развлечения. Надо бы мне перечитать пьесу и заново проглядеть подробности. Хотелось бы думать, что у сестры тут найдется эта книга.
– Возьмите мою, – немедленно предложил сэр Джулиан. – Думаю, она стоит где-то на верхней полке, Макс... Спасибо.
Последнее замечание он отпустил, увидев, что сын уже пошел за ней.
– Но если вы по ней работаете... – торопливо вмешалась я.
– Работаю? – Это слово, хоть и произнесенное самым легким тоном, прозвучало как-то неуместно. – Вы только что слышали, насколько серьезно. Да и в любом случае, я пользуюсь в этих целях «Пингвиновским» изданием, благо там можно писать и подчеркивать... А, спасибо, Макс, и вот вам еще ваши розы. Это моя собственная книжка. Пожалуй, довольно древняя и вся исчерканная, но, надеюсь, вы сможете не обращать на это внимание.
Я уже разглядела сделанные карандашом пометки. Держа книгу так, словно это был сам суфлерский оригинал из «Блэкфрайерс»[11]с авторской правкой на полях, я поднялась на ноги. Сэр Джулиан поднялся вслед за мной. Белый кот, слетев с его колен, прыгнул на пол и с видом оскорбленного достоинства зашагал с террасы вниз по ступенькам к розовому саду.
– Мне и в самом деле пора, – произнесла я. – Спасибо за книгу, буду обращаться с ней бережно-пребережно. Я... я знаю, что слишком засиделась, но мне и в самом деле было ужасно интересно.
– Дорогое мое дитя, это вы были очень добры к нам обоим. Я в высшей степени наслаждался этим визитом и надеюсь, вы скоро к нам вернетесь. Видите ли, существует определенный предел моей болтовни, которую могут выдержать Макс и кот, так что вновь обрести хорошо воспитанную и внимательную аудиторию – истинное наслаждение. Что ж, если вам пора...
Лес уже потемнел, быстро спускались сумерки. Учтиво проводив меня до конца розового сада, мистер Гейл указал тропу, ведущую на прогалинку с заводью. Белый кот был уже там и мечтательно разглядывал порхавшего вокруг жимолости белого мотылька. Макс Гейл подхватил кота на руки, распрощался со мной и быстро ушел.
Несколько минут спустя я услышала звуки пианино – он, не теряя времени, вернулся к работе. А потом стена деревьев сомкнулась за мной, и я уже ничего не слышала.
В лесу всегда было тихо, но теперь, когда ветви деревьев окутала тьма, эта тишина, казалось, приобрела какой-то приглушенный и тяжелый оттенок, который мог быть предвестником шторма. Запах цветов висел в воздухе, точно мускус.
Осторожно пробираясь вниз по тропе, я думала о недавней беседе – не о «теории», которой сэр Джулиан украшал свое изгнание, но о самом сэре Джулиане и о том, что говорили про него Фил и Годфри.
Было очевидно: с ним действительно что-то случилось – и еще не прошло до конца, – что-то очень плохое. Это чувствовалось не только в физических признаках, заметных даже моему глазу, но и в настороженно-бдительном отношении к отцу младшего Гей-ла. Однако с таким впечатлением резко контрастировал наш недавний разговор, причем не только нормальный, а скорее веселый тон беседы, но и даже отдельные фразы, употребление которых сэром Джулианом весьма удивило меня. Стал бы человек, лишь недавно выпущенный из санатория для душевнобольных, так небрежно и беспечно разглагольствовать о «лунатическом трансе» своего сына? Ведь этот сын, помимо всего, играл большую роль в душевном здоровье отца. И стал бы этот сын, в свою очередь, говорить о «навязчивой идее» отца и призывать меня «высмеять его»? Возможно ли, если ситуация была действительно серьезной, что Макс Гейл просто таким образом выходил из щекотливого положения? На чей счет надо было отнести ту созданную им колючую, напряженную атмосферу – на мой или его отца?
Тут я сдалась. Но что до идеи, будто сэр Джулиан Гейл может бродить по окрестностям с винтовкой в руках, представляя собой живую опасность всем и каждому, то я верила в нее не больше, чем прежде. С тем же основанием я могла бы заподозрить Филлиду или самого Годфри Мэннинга.
Впрочем, в первую очередь я бы заподозрила Макса Гейла.
Впереди уже слышалось журчание, и в просвете среди деревьев поблескивала поверхность воды. И в тот же миг я вдруг обратила внимание на какой-то странный шум, которого раньше не замечала, чем-то похожий на кудахтанье и гомон стайки наседок. Казалось, он доносится с той же полянки.
Через несколько секунд я поняла, что это – вечерний хор на пруду, кваканье бесчисленных населяющих укромную заводь лягушек. Я остановилась на опушке, чтобы подобрать полотенце, и, наверное, кто-то из них меня заметил, потому что кваканье вдруг оборвалось, сменившись ритмическим плюханьем множества ныряющих в воду маленьких тел. Заинтригованная, я попятилась назад за кусты и тихо-тихо прокралась по внешнему краю полянки к дальней стороне прудика, где деревья подходили к нему совсем близко. Теперь я была почти на самом берегу и, осторожно раздвинув ветки, поглядела вниз.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
