Комната являла собой полный хаос. Из всей мебели, казалось, неповрежденным остался лишь один стол, приткнувшийся у окна, да и тот стоял на трех ножках. Но на поцарапанной столешнице лежали… чьи-то вещи. Кусочки бумаги, маленькие мешочки, явно изготовленные руками из прямоугольных кусочков кожи и шнурков, баночки с непонятным содержимым, стопка пергаментных листков, которые при ближайшем рассмотрении оказались вырванными из книги, свеча…
Изумленный, я с интересом рассматривал всю эту странную коллекцию на расстоянии, а потом подошел поближе и протянул руку. В тот же миг Говард грубо оттолкнул меня.
— Нет, — сказал он. — Ничего не трогай, пока мы не узнаем, что здесь произошло.
Он наклонился над столом и начал изучать подозрительные предметы с выражением недоверия и озабоченности на лице.
— Ты знаешь, что это? — помедлив, спросил он.
Я покачал головой.
— Если бы мы сейчас находились на кладбище, и вместо раннего утра была бы полночь, — ответил я, пожимая плечами, — то можно было бы предположить, что кто-то собирался вылечить здесь свой ревматизм.
— Я надеюсь, что чувство юмора еще долго не покинет тебя, — пробормотал Говард, даже не взглянув на меня. Он дотронулся до пергамента пальцами и тут же отдернул их, словно обжегся. — Я точно не знаю, что это, — продолжил он, — но выглядит так, будто эти двое готовили заклинание. Или пытались сделать это.
— Здесь? Именно здесь?
— Тебя это удивляет? — Говард засмеялся, но его смех, как всегда, звучал скорее мрачно, чем весело. — Неужели ты считаешь, что мы случайно встретили этих странных типов именно в этом доме?
Я ответил не сразу, наблюдая за тем, как Говард поднял один из маленьких кожаных мешочков и высыпал его содержимое на стол. Я не мог распознать, что конкретно это было, но маленькие черные зернышки неприятно напоминали мне высушенных пауков или муравьев.
— Это не случайно, — заявил Говард, очевидно понимая, почему я все еще не нашел что сказать. — Вчера ты встретил в этом доме живого шоггота… Теперь мы появляемся здесь посреди ритуала по совершению заклятия. — Он вздохнул, посмотрел на меня и нетерпеливо указал на дверь. — Черт возьми, Роберт, неужели каждое слово я должен вытаскивать из тебя щипцами? — спросил он. — В конце концов, это ты из нас двоих колдун, а не я. Что все это означает?
— Ничего, — ответил я, подошел к столу и взял одну из маленьких баночек.
На дне баночки лежало нечто сморщенное, коричневого цвета, которое когда-то было квакшей.
— Абсолютно ничего, — повторил я с подчеркнутой серьезностью. — Своим замечанием о кладбище я даже не собирался разыгрывать тебя, Говард. Все, что здесь находится, так же мало связано с магией и колдовством, как я с королевским домом.
Говард вопросительно посмотрел на меня, и я с отвращением бросил баночку с высушенной лягушкой на пол, где она и разбилась.
— Ты же знаешь, последние полтора года я только и делал, что занимался магией и колдовством, Говард, — продолжил я. — И первое, что я выучил, — это фальшивые атрибуты, которые не имеют никакого отношения к магии. Высушенные жабьи ножки и крылышки летучей мыши, которые сжигают в полночь во время полнолуния на кладбище, — это все для детей и дураков и не имеет никакого отношения к настоящему колдовству.
— Эти двое не показались мне детьми, — пробормотал Говард, — равно как и дураками. Напротив, у меня сложилось впечатление, что у них были чертовски серьезные намерения.
— Возможно. Однако то, что они намеревались сделать, в любом случае не сработало бы. Такими предметами ты не сможешь провести заклятие, Говард. Это нанесет больше вреда тому, кто этим занимается.
— И все же мы должны взять это с собой, — упорствовал Говард. — Я хочу знать, кто эти двое и что они хотели сделать.
Он еще какое-то время задумчиво смотрел на меня, затем отошел от стола и снова приблизился к двери в ванную комнату. Мое сердце начало бешено колотиться, когда я увидел, как он, зацепившись левой рукой за дверную раму, наклонился и начал высматривать что-то в черной бездне, открывшейся перед ним, как жадный рот. Мне стало страшно от одного воспоминания, которое мгновенно проснулось во мне. Помещение, где нет пола… Прямоугольная шахта, что ведет прямо в подвал… Во время моего первого посещения столь «гостеприимного» дома она чуть не стала моей могилой…
— Ты знаешь, что там внизу? — спросил Говард, выпрямляясь.
— Предполагаю, что подвал, — ответил я, пожимая плечами. — А почему ты спрашиваешь?
— Мы должны спуститься, — заявил Говард. — Возможно, мы найдем там какие-то следы. Не могли же эти двое раствориться в воздухе. — Он вдруг резко развернулся. — Пойдем.
Я не стал возражать и был даже рад, что мы наконец-то можем покинуть эту комнату. Весь дом был заколдован, пропитан злой, мрачной силой, которая, казалось, следила за нами невидимыми глазами. И это был не шоггот, который чуть не проглотил меня: его присутствие я бы почувствовал. У меня даже мелькнула мысль, что лучше бы это был он — во всяком случае, тогда я хотя бы знал, какому врагу нам нужно противостоять.
Когда мы вышли из комнаты и снова оказались в мрачном коридоре, под нашими ногами что-то громыхнуло. Говард остановился как вкопанный, как будто наткнулся на невидимую стену. Шум повторился, а затем последовал сокрушительный удар, от которого содрогнулось все здание. Создавалось впечатление, словно по нему ударили мощным молотом.
Говард что-то крикнул мне, но его слова утонули в новом, еще более ужасном грохоте.
Он побежал, но не успел сделать даже нескольких шагов. Едва он достиг первых ступенек лестницы и уже занес ногу, как ему снова пришлось отпрянуть назад. Подбежав поближе, я понял, почему он так сделал.
Мои чувства не обманули меня: весь этот дом был одной огромной ловушкой.
— Ты видишь, — закричал Говард, — я был прав! Эти двое были здесь не просто так. Теперь я уверен, что кто-то в Аркаме настроен против нас.
В сложившейся ситуации его заявление не показалось мне очень уж оригинальным. Особенно когда я увидел ревущую стену огня, которая приближалась к нам с нижнего конца лестницы, сметая все на своем пути.
Когда он проснулся, его, словно мягкое одеяло, окружали тишина и темнота. Шеннон не знал, где он, как он сюда попал и даже кто он.
Молодой колдун заморгал, попытался поднять руку и обнаружил, что толстая повязка, наложенная на нее, мешает пошевелить пальцами. Острая, жгучая боль пронзила его запястье как игла. Именно эта боль стала ключом к воспоминаниям, и пелена, плотно окутавшая все его мысли, вдруг разорвалась. К нему вернулась память. И все же эти воспоминания казались… ненастоящими! Было ли это правильным словом? Он не знал. Он знал только, что в окружающей его обстановке все сложилось как-то не так.
Шеннон медленно приподнялся и отбросил одеяло. На нем были лишь пижамные штаны, а все остальное тело было перебинтовано и заклеено пластырями. Между бинтами проглядывала красная, воспаленная от ожогов кожа. Шеннон вспомнил пламя и жар.
