Она смирилась. И не с таким смиряются! Но сейчас — ее переполняло чувство детской обиды. Вся. ее жизнь пробегала перед глазами — и только один вопрос рождался — за что, господи? Почему? Я ведь никогда ничего не делала совсем плохого, так — почему Пашка?
А если бы она была счастливой, ничего бы такого не случилось с ее ребенком… Откуда-то пришла эта мысль и застряла в голове, и Тоня снова почувствовала себя виноватой — теперь за то, что не сумела стать счастливой.
А Пашка не понимал, что происходит сейчас с мамой, и смотрел на нее немножко удивленно и выжидающе. Она собралась, улыбнулась, постаравшись, чтобы улыбка попала и в глаза, и сказала:
— Все в порядке. Мы сейчас будем читать про Винни, да?
Пашка обрадовался.
— Ты… останешься?
— Нет, — покачала Тоня головой. — Не получится. Завтра на работу…
Он вздохнул.
— Но я тебя скоро заберу, — поспешила она успокоить сына.
— Когда?
— Послезавтра.
— Он еще не выздоровеет, — вмешалась мать. — Да и тут ему лучше.
— Но мы не можем так долго находиться в разлуке! — по-взрослому воскликнул Пашка.
— Экий, — обиженно поджала губы мать. — С ней не можешь, а со мной — всегда пожалуйста! Разлучение возможно.
— Нет, ба, но… — Он замолчал, потом решительно сказал: — Прости. Я не подумал.
И Тоня вздохнула про себя, узнав в его взгляде то самое, что постоянно присутствовало и в ней.
То же самое.
Ответственность перед другими. За других.
От-вет-ствен-ность, будь она неладна.
«Ничего, маленький, — подумала она, открывая книжку, к которой испытывала нежность: эта книжка помнила еще ее, Тонино, детство. — Ничего. Мы ведь скоро уедем все вчетвером. В Ламерик. Там есть и озеро, и зеленый холм, и белый дом… По утрам там поют птицы. И врачи там добрые, даже если человек болен, они ему про это не говорят. Они лечат его молча, с добрым лицом, и глаза у них живые и теплые…»
Тоня знала, что это только недостижимые мечты, и все-таки успокоилась и смогла улыбнуться своему мальчику так, что ее спокойствие и сила передались ему тоже, и он улыбнулся ей в ответ.
Он все еще стоял, смотря на эту девицу — пытаясь понять самого себя, почему он не уходит?
Девица была простая, как яичный желток, все ее мысли и чаяния были напечатаны на лице крупными, плакатными, буквами. Собственно, им и места надо было мало.
«А та, другая? — усмехнулся он про себя. — Она-то чем лучше? Скажем так, Бог даровал ей внешность маленькой мадонны, но — там-то внутри что? Такая же пустота. Такое же узколобое стремление к „высокому положению“ или хотя бы к „материальному благополучию“.
И вообще — зачем он здесь? Хочет найти еще одну Лору? Да есть ли вообще в мире не-Лоры?
И Лора, скорее всего, совсем не худший вариант!
Он поймал ее взгляд — она смотрела на него с осторожным любопытством, как будто примеривалась — надо ли ей укусить или…
Ну да, сожрать. Этакая акулка.
Он невольно засмеялся.
Взгляд девы за прилавком стал жестче, глаза сузились — теперь она всем своим видом демонстрировала хладнокровное презрение. И этот ужасный фингал под глазом…
Наверное, в этом ее плебейском виде и таилась причина того негодования, которое бушевало у него внутри. «Вместо Рафаэлевой мадонны — это маленькое чудовище».
Да, именно так. Тогда зачем он тут? Почему он стоит и рассматривает ее, не уходя?
— Он словно очнулся, — и в самом-то деле, что он тут делает до сих пор? До свиданья, — зачем-то попрощался он с ней еще раз. «Акулка» удивленно вскинула глаза, и в ней появилось что-то детское, щенячье… И — человеческое. Она даже показалась ему в этот миг симпатичной.
— Д-до… свиданья…
Последние слова она выдохнула — он едва расслышал, скорее догадался. И вдруг увидел — Волк. Волк, как зачарованный, смотрел на эту девушку за прилавком и не мог оторвать взгляда. Словно нашел то, что искал.
«Наваждение, — подумал он. — Глупость. Волк, не сходи с ума. Это не то, что нам с тобой надо…»
Но Волк его не слушал. Он не хотел уходить. Еще минута — и он останется у ее ног. Свернется там калачиком и будет охранять ее, оставив навсегда своего хозяина. Своего создателя…
Он дернул Волка за поводок, как собаку.
Он вежливо улыбнулся ей, слегка наклонив голову, и пошел-таки прочь. Волк трусил рядом, понурившись, то и дело оборачиваясь с тоской, словно пытался запомнить. «Ты только часть меня, — сказал он Волку. — Ты не имеешь права на собственные чувства и эмоции…» Волк ничего не ответил. Он ведь на самом деле был только плодом воображения. И — хозяин был барин, даже если был глупым. И не видел, что в глазах этой девочки притаилась судьба, от которой не скроешься.
«И вот в этом — тоже судьба, — думал Андрей, меряя шагами проспект, ведущий к киностудии. — Что я хотел найти там? Маленькую мадонну, чистотой лика способную озарить мою грешную душу? Я мог бы нечаянно повредить ей — красота ведь так хрупка, а истинная красота и вовсе… Или я хотел найти ту самую героиню, которая сможет оживить действие этого занудства, которое сейчас я пишу? Но — они бы не смогли найти актрису… Даже грим не спасает этих новых девочек от цепкости взглядов… А маленькая продавщица из магазина косметики — разве она сможет сыграть, ведь эта ее красота — просто дар Божий…»
Мимо проехала машина, он же был настолько погружен в мысли, что не сразу заметил, как несколько капель грязи брызнули из-под колес на плащ — а заметив, поморщился, посмотрел вслед, и ему показалось, что женщина на переднем сиденье похожа на Лору, но он тут же подумал, что ему уже бог знает что мерещится, ну откуда она здесь и почему в чужой машине?
Он вытер эти грязные пятна — несколько маленьких пятнышек, ерунда, — и почему-то вспомнил про девицу с фингалом, — но на сей раз эта самая девица не показалась ему отвратительной, а наоборот…
«А ведь это именно тот самый типаж, — удивленно подумал он. — Да, это то, что мне нужно! Именно она бы оживила весь сценарий, да, именно так!»
Настроение его улучшилось, он подумал, что «иногда полезно, когда машина обдает тебя грязью, это… освежает мысли» — и рассмеялся.
Дальше он шел окончательно погрузившись в размышления, и образ девушки из магазина, помещенный в середину его мысленных процессов, странным образом придавал ранее бесформенной вещи форму, смысл, содержание…
Открывая дверь, показывая пропуск, идя по длинному коридору, здороваясь мимоходом, он продолжал думать о ней и даже пробормотал себе под нос:
— И образ девы магазинной… Надо подарить ей цветы!
— Простите?
Он не сразу заметил Лерочку, прелестную молодую актрису, претендующую на главную роль. Еще вчера он был за нее. А теперь, всматриваясь в ее аккуратное, тщательно выстроенное природой личико, обнаружил, что в нем чего-то не хватает.
