— Ну и что ты думаешь по поводу этого бреда? — спросил Аполлон, после того как тяжелая дубовая дверь закрылась за конопатым.
— Прежде всего, мне непонятно, как наша одежда оказалась в старом шкафу, если мы переодевались в другой комнате.
— Я ее туда еще вчера перепрятал. Вы с Коляном вечно свои шмотки разбрасываете где попало.
— Но ведь вся мебель в спальне поменялась?
— Шкаф тот же самый, — возразил Аполлон. — Я его сразу опознал.
— Любопытно. Выходит, не все в этом мире подвластно экспериментаторам.
— Хотел бы я знать, кому понадобилось разыгрывать весь этот балаган! — сердито выкрикнул Кравчинский.—То, понимаешь, средина восемнадцатого века, то первая треть двадцатого. От такой быстрой смены эпох запросто свихнуться можно. Ты мне объясни, почему они тебя называют Друбичем? Я ведь остаюсь Кравчинским. И почему Колян из Ходулина превратился в Глинского? Сдается мне, Ярослав, что именно здесь зарыта собака. Вы с Коляном далеко не случайные гости на этом празднике жизни.
— Вообще-то, Друбич — фамилия моей бабушки.
— Вот! — торжествующе заорал Аполлон на весь подвал. — Я же говорил! А Колян наверняка незаконнорожденный потомок этого местного Дракулы. Вот когда вся правда о ваших замечательных предках наружу-то полезла. Эх, не та нынче эпоха, а то я бы на вас настучал куда следует.
— Эпоха-то как раз та, — усмехнулся Ярослав, подталкивая приятеля в спину. — А из подвала нам пора выбираться. На свету договорим.
Уже знакомым подземным ходом они без проблем выбрались наружу. К сожалению, ни кареты, ни другого сколько-нибудь пристойного средства передвижения им к порогу не подали. Оставалось только вздыхать по поводу брошенной на дороге «Лады» да уныло загребать поношенными кроссовками дорожную пыль. Кравчинский настаивал на скорейшем возвращении к оставшейся без присмотра собственности. И Ярослав его обеспокоенность очень хорошо понимал. Разберут ведь в два счета на запчасти, а потом и спросить будет не с кого. А машина хоть и старенькая, но на ходу. Другое дело, что до «Лады» нужно было еще протопать добрых два десятка километров и уйдет на это часа четыре, не меньше. Ярослав предложил наведаться в деревню и забрать у Митрофанова коней.
— Наших саврасок давно уже, поди, обобществили,—вздохнул Кравчинский.—А Ванька наверняка сейчас сельсоветом заведует и шерстит почем зря зажиточных мужичков. У него к чужому добру наследственная слабость.
Аполлон, как выяснилось, не оставил своих подозрений на счет Митрофанова. Что касается Ярослава, то он все-таки сомневался, что застарелый шрам на плече может быть подтверждением только вчера полученной раны.
— Да не вчера, — возмутился Кравчинский, — а двести лет назад.
— Люди столько не живут, — отмахнулся от поэта детектив, вконец замороченный фактами, упорно не желавшими укладываться ни в какие логические умозаключения.
Спор двух приятелей разрешил все тот же Ванька Митрофанов, вывернувший из-за ближайшего перелеска верхом на вороном коне графа Глинского. Гнедого жеребца он вел в поводу. Митрофанов уже успел частично потратить заплаченные ему Ярославом за предстоящие труды деньги и пребывал по этому случаю в хорошем настроении. Увидев старых знакомых, он еще более просветлел ликом и приветственно замахал руками, едва при этом не выпав из седла.
— Здорово, разбойник, — тепло приветствовал крестьянина Кравчинский.
— Так от сексуального маньяка слышу, — не остался в долгу Митрофанов. — Вот, значит, как вы и говорили — веду коней во дворец.
Вообще-то Ярослав велел Ивану всего лишь расседлать коней и отпустить на волю, но тот, видимо, не расслышал или запамятовал, однако в любом случае ругать его было особенно не за что.
— Приказ отменяется, — сказал Ярослав. — Коней мы забираем.
— Хозяин — барин. — Ванька не стал спорить, кошкой прыгая с седла на землю.
В эту минуту Ярославу показалось, что он признал в Митрофанове разбойника. Узнал по быстрому взгляду, брошенному из-под упавшей на лоб пряди волос, и по кошачьей ловкости в движениях. Несмотря на разгульный образ жизни, Митрофанов не потерял еще ни природной силы, ни здоровья. Такой, пожалуй, мог бы стать атаманом разбойной ватажки во времена оны.
— Так как же быть с самогонным аппаратом? — спросил Ярослав.
— Верну, — клятвенно заверил Иван. — Хоть не я его украл, но своей вины не отрицаю. Вот туточки за кустиками была моя земляночка. И какая вражина туда забралась, ума не приложу?!
— Покажи мне землянку, — велел Ярослав к большому неудовольствию Кравчинского. — Может, там следы остались.
— Пошли, — коротко бросил Митрофанов, круто сворачивая с тропы в заросли.
Кравчинский тихо ругался сквозь зубы. Дался Яриле этот самогонный аппарат! Как будто других забот у них сейчас нет, как угождать подозрительной во всех отношениях ходулинской тетке. Впрочем, путь до землянки оказался недолгим. Видимо, Митрофанову лень было углубляться в лесные дебри, и он вырыл подземное убежище буквально в сотне шагов от проселочной дороги.
— Так ведь намаешься с флягой, — объяснил свою оплошность Ванька. — Брагу-то на себе пришлось бы переть.
Землянка, надо отдать старательному крестьянину должное, была обустроена на совесть. Ярослав не поленился и спустился внутрь. Пригибаться ему не пришлось, землянка уходила вглубь метра на два. Настил над головой был из хорошего теса, одолженного, надо полагать, у какого-нибудь рассеянного соседа. Справа от входа располагался топчан, на который Ярослав и присел в глубокой задумчивости. В землянке было темновато, но зато прохладно, что особенно пришлось по душе утомленному солнцем путнику.
— Вы что там, заснули? — послышался сверху рассерженный голос Аполлона Кравчинского.
Поэт был прав в своем благородном негодовании, тем не менее Ярослав не отказал себе в удовольствии еще немного посидеть в прохладе, а для очистки совести провел по топчану рукой. Ничего особенного он обнаружить здесь не рассчитывал, но, кажется, ошибся. Во всяком случае, он нащупал какую-то странную вещичку, которой вроде бы абсолютно неоткуда было взяться в землянке, вырытой Иваном Митрофановым для целей возможно предосудительных, но отнюдь не преступных.
— Ты что, баб сюда водишь? — спросил Ярослав у притихшего крестьянина.
— С чего ты взял?
Детектив поднялся с топчана и подошел к лазу. Солнечный свет, проникший в подземелье, ласково коснулся диадемы, камни которой тут же заиграли всеми цветами радуги.
— Что скажешь?
— Первый раз вижу, — растерянно почесал лохматый затылок Митрофанов.
Для более детального осмотра обнаруженного в землянке предмета детектив выбрался наружу. Оснований не верить Митрофанову у него не было. Ванька, в конце концов, далеко не дурак и вот так просто оставлять драгоценную вещь на топчане в доступной всем землянке он бы, конечно, не стал. Аполлон Кравчинский найденную Ярославом вещь осматривал с большим интересом. Эксперт не эксперт, но в драгоценных металлах и камнях поэт разбирался.
