Однако и в дорогом кимоно попадаются затянутые нити — третий год эпохи Хогэн протекал отнюдь не безоблачно. В Хэйан-Кё вновь назревала смута.
— Отец, я сделал ход.
Киёмори услышал стук по доске для го и повернул голову. В первый миг тяжело было сосредоточиться и определить, куда именно Сигэмори поставил камень. Потом Киёмори его разглядел, однако не понял логики в игре сына. Возможно, ее и не было — юноша еще не до конца овладел игрой.
— Уже пошел? — спросил Сигэмори. Похоже, игра ему уже наскучила.
— Дай подумать, сын. Всему свой черед — и быстрой атаке, и осторожной разведке.
Сигэмори вздохнул.
— А как быть с отречением Го-Сиракавы? Что скажешь? Киёмори небрежно махнул рукой:
— То же самое пытался сделать его отец. Император устал от церемоний и давления Фудзивара. Он хочет править самолично. По странности, для этого ему придется оставить трон, но таков уж порядок вещей в наши дни.
— Да-да, я знаю. Но почему именно сейчас?
— Может, потому, что Хэйан-Кё слишком долго пребывала в мире. Может, Го-Сиракава уверовал в силу Тайра, готовых его защитить. Наверное, нам следует этим гордиться. Однако… — Киёмори вдумчиво втянул воздух сквозь зубы.
— Однако?..
— Не думаю, что у Го-Сиракавы достанет способностей повторить то, что совершил его отец. Не думаю, что он до конца… преуспеет. — Киёмори склонился над доской и положил черный камень. Этот ход не даст превосходства, зато уже следующим сыну придется выдать свой замысел, если таковой имеется.
— Ты имеешь в виду Фудзивару Нобуёри, который в последнее время только и делает, что чинит всем неприятности? — спросил Сигэмори, быстро ставя свой белый камень и тем самым захватывая несколько черных. — Могу я спросить тебя кое о чем?
— Разумеется, сын мой.
— Если Нобуёри и впрямь такой бездарь, как о нем говорят, почему его сделали главнокомандующим?
Киёмори вздохнул и поставил еще один камень — только лишь для укрепления своей позиции на доске.
— Нобуёри добивался этой должности долгие годы. Го-Си-ракава, возможно, подумал отделаться от него таким образом.
— Думаешь, получится? Киёмори почесал подбородок.
— Такие, как Нобуёри… для них честолюбие подобно саке: заставляет творить безрассудства. Нет, он едва ли этим утешится. Скоро придумает себе новую прихоть, будет стремиться ее осуществить. Чего я не в силах понять — почему молодой император Нидзё так ему потакает.
— Ах это… — обронил Сигэмори.
— Ты что-то слышал?
— Ну, говорят, будто Нидзё-сама падок до красивых женщин. Киёмори усмехнулся:
— Ничего удивительного. Каждый знает: с высоким чином приходят и новые желания, так же как и те, кто готов их исполнить.
Он уже испытал это на себе. Лучшие танцовщицы и музыкантши соревновались за право выступить в Рокухаре перед самим Киёмори из Тайра. В конце вечера он часто уединялся с приглянувшейся ему девушкой. Токико не восторгалась таким положением дел, но с присущей знатной женщине мудростью закрывала глаза.
Сигэмори странно покосился на отца.
— М-м… По слухам, Нидзё-сама возжелал лишь одну даму — как раз ту, что невозможно заполучить.
Киёмори поднял взгляд от доски, удивленно наморщив лоб.
— Невозможно… для императора?
— Да, поскольку она уже была императрицей.
— Уж не дочь ли Кинъёси, супруга императора Коноэ? Вдовствующая государыня?
— Вот-вот. Правда, она немного перезрела, — протянул Сигэмори. — Ей самое меньшее девятнадцать, а может, и все двадцать.
— Кто бы говорил… не тебе ли недавно стукнуло двадцать два? — усмехнулся Киёмори.
— Да, но с женщинами все по-другому, нэ?
— Видимо, она все еще хороша собой.
— Так говорят. По слухам, Нобуёри обещал императору свое посредничество, чтобы найти способ вернуть вдовствующую императрицу во дворец и сделать наложницей Нидзё-самы. Нобуёри и раньше помогал ему с женщинами. Полагаю, после такой услуги император не поскупится на награду.
— Хм-м… Должно быть, ты прав. Твой черед ходить.
— Извини, зазевался. — Сигэмори сделал ход, который выглядел не слишком обдуманным. — Чувствую, этот Нобуёри доставит нам немало хлопот — ведь ему покровительствуют оба императора. Как бы ни выслужился — все ему мало. Насколько я знаю, тюнагон Синдзэй его презирает. Удивительно: и тот, и другой — Фудзивара, однако ничуть не похожи. Синдзэй в отличие от Нобуёри человек ученый и знает, как что устроить.
— Такое и в одной семье не редкость, а они к тому же принадлежат к разным линиям: Синдзэй происходит от южных Фудзивара, а Нобуёри — от северных. Разве Тайра все одинаковы или Минамото? Тебе ли этого не знать? Вспомни Хогэн.
— Твоя правда, отец.
— Да, грызня среди Фудзивара — занятное зрелище. Как однажды сказала твоя мать, старая стена со временем дает трещины. Пади она, и нам может повезти, как никогда. — Киёмори поставил камень на край доски и снял два белых.
Сигэмори прикусил ноготь. — Я понял. Да, здесь нужно глядеть в оба. Одного не пойму: зачем Синдзэй подался в монахи? Всякому видно, что ему по душе участие в мирских делах. Удалился бы в Нинна-дзи и молился о достойном перерождении, а он, слышал я, отбывает во дворец То-Сандзё — советовать отрекшемуся государю. — Сигэмори сделал ход с намеком на наступление.
— Ах это… — начал Киёмори.
— Ты знаешь причину?
— В один из приездов сюда Синдзэй рассказал мне, что подвигло его на постриг. Как-то раз, собираясь во дворец, он взглянул на свое отражение в пруду — поправить волосы, — и ему привиделось, будто голова его насажена на острие меча. Он, конечно, опечалился и пошел в святилище Кумано, чтобы истолковать видение. Там ему встретился гадатель, читающий людские судьбы по лицам. Этот человек, в подтверждение увиденного, предрек Синдзэю скорую смерть от меча и сказал, что, быть может, только немедленный постриг сможет избавить его от ужасной участи. — Киёмори уложил черный камень — на первый взгляд наобум, а на деле — следуя большому замыслу.
— Значит, Синдзэй облачился в одеяние монаха не для душевного блага, а ради спасения от смерти?
— Какое нам дело до его намерений, — вздохнул Киёмори, — если он праведен в делах? Твой ход.
Сигэмори поставил еще один камень, также без видимой цели.
— Все равно с этими Фудзивара — Синдзэем и Нобуёри, которые только и видят, как бы друг друга спихнуть, и двумя императорами, рвущими власть пополам, ничего путного не выйдет. Что за пустые, бесплодные годы нам предстоят!
— Хм-м…
— Ты слышал — Син-ин будто бы превратил себя в демона? Говорят, его ненависть ощущается за многие ли[29]от Сикоку. А еще ходит слух, что беспорядки обрушились на столицу из-за его проклятий.
