Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
«Девочка, тебе надо есть», — говорила Филлис Чедвик, принося ей понемногу всякой всячины, то супа, то пирога, но Викторию постоянно тошнило от запаха тетиной болезни. Иногда ей казалось, будто она медленно погружается в темную грязную воду, то есть — в болезнь, и идет и идет ко дну, но вверху, где-то высоко над головой, был свет, воздух, приятный запах чистоты. Когда это становилось совсем невыносимым, Виктория говорила тете, что вернется через минуту, летела по улице и останавливалась у дома Стэйвни, думая о том, что там — внутри его. Там было много места, хватило бы на всех. К этому времени она уже поняла то, что поначалу так долго не укладывалось в голове: в этом доме живет только одна семья — эта светловолосая женщина, мать, и Эдвард с Томасом. О том, что отца нет, девочка как-то и не задумывалась. Ни в одной семье из тех, что она знала, отца не было, ну, то есть настоящего, который бы жил с ними.
Ее тетя Мэрион никогда не была замужем. Когда здоровье еще позволяло ей интересоваться собственной судьбой, она сказала Виктории, что мужчин в ее жизни не было, но и страданий тоже. На этом ее объяснения закончились. Но если бы мужчина был, думала Виктория, хотя бы просто дядя, он мог бы помочь. А так — все легло на нее: не забыть заплатить по счетам, за свет, газ и воду, пропустить школу, чтобы записать показания счетчиков, взять на почте деньги за тетю. «Умница, — хвалила ее Филлис Чедвик, — какая же ты умница».
Но не слишком ли Виктория уже взрослая, чтобы называть ее умницей? Скоро ей исполнится четырнадцать. Уже грудь выросла. Она больше не малышка, но все еще спит на кушетке, и ее пожитки, весьма скудные, лежат в чемодане, на который накинута тряпка, чтобы можно было сесть, а одежда висит на вешалке в углу тетиной комнаты. Когда-нибудь, молилась Виктория, у нее будет свое жилье, своя комната. Тетя умрет, она займет ее комнату, это будет ее квартира.
В последние недели тетиной жизни Виктория совсем не попадала в школу. Она попросту сидела там, у смертного одра, настолько слившись с болезнью, что и сама испытывала боль в животе: у тети был рак желудка. Все это походило на один длинный, мрачный, дурно пахнущий сон. Сестры то приходили, то уходили, лекарства, чашки с питьем, которые стояли возле кровати и остывали, нетронутые, а тетя кричала от боли, и Виктория выдавала ей очередную порцию болеутоляющего. Как-то она спросила у Филлис Чедвик, почему тетю не могут положить в больницу. Ей объяснили, что этого не произойдет до самого последнего, а Виктория такая умница. «К тому же она тебя приютила. Не забывай этого, Виктория. Тетя столько для тебя сделала».
Наконец Мэрион забрали в больницу, и Виктория стала ее навещать, проводя с ней большую часть дня, хотя маловероятно, что тетя это осознавала. «Но — кто знает», — сказала Филлис Чедвик, и медсестры согласились с ней. «Сейчас никто точно не может сказать, в сознании они или нет». «Сейчас» относилось не к тому, что умирающие вдруг обрели новые способности, а к новому взгляду на пациентов: подозревалось, что они понимают все, что происходит вокруг, даже в коме, даже при смерти. Или даже после смерти?..
Тетя Мэрион умерла, и на Викторию легла обязанность организовывать похороны, под контролем Филлис, хотя все подписи ставил социальный работник, потому что сама Виктория была еще слишком мала. Она не могла понять: как, если она слишком мала, чтобы ставить подписи, в ее силах было заботиться о смертельно больной?!
Оставшись в пустой квартире, Виктория открыла окна, чтобы изгнать запах смерти и лекарств. Когда проветрится, она переедет в тетину спальню… пришел мужчина, выразил почтение и соболезнования по поводу смерти тети Мэрион, как и по поводу того, что девочка осталась одна на целом свете, и спросил, куда она собирается идти теперь. «Я останусь тут, в тетиной квартире», — ответила она. «Но тебе всего четырнадцать лет, — возразил мужчина, — одна ты жить не можешь».
Виктория не верила, что квартира не будет принадлежать ей, что у нее так и не будет собственного жилья, до тех пор, пока не пришла Филлис Чедвик и не сказала, что Виктории лучше пойти к ним. «Мы найдем тебе место, — обещала она. — Поселим тебя с Бесси». У нее было трое детей.
«Но я хочу остаться тут», — не сдавалась Виктория, она настойчиво протестовала, потом умоляла, плакала, отказывалась переезжать, пока Филлис Чедвик, которая знала чиновников, ведающих этим вопросом (она же тоже была социальным работником) не привела одного из них, чтобы он повесил замок на дверь квартиры, пока ей не найдется достаточно взрослый хозяин.
Виктория замолчала. Она утратила дар речи от несправедливости. Она несколько лет ухаживала за тетей, никогда не забывала платить за что положено, вовремя давала лекарства, следила за чистотой. Тогда никто не считал, что она слишком мала. А теперь ее вот так просто вывели из квартиры, Филлис Чедвик, с одной стороны, мужчина с ключами — с другой, они взяли ее за руки, Виктория закричала: «Нет, нет, нет», а потом снова смолкла, плотно сжав губы. Оказавшись на тротуаре возле дома — чтобы увидеть тетушкины окна, надо было отсчитать десять этажей — они ее отпустили, и Филлис сказала: «Ну, Виктория, девочка, хватит». Но Виктория ни слова не вымолвила в ответ.
Ее трясло от ярости и шока, казалось, что она вот-вот взорвется. Глаза у нее стали дикие, безумные. «Виктория, но не думала же ты, что тебе, четырнадцатилетнему ребенку, позволят жить одной?»
Но именно об этом она и думала — и тогда, и сейчас.
Наконец она пошла к Филлис Чедвик, ей показали на очередную выдвижную кровать в комнате Бесси — та вела себя вежливо, но тоже была в бешенстве. Ей только что выделили свою комнату, хоть и маленькую, но собственную, а теперь придется ее делить! В их квартире было три комнаты, если не считать кухни и гостиной, и все крошечные. Два младших ребенка, шумные мальчишки, спали в одной комнате с Филлис Чедвик. Другую занимал дед Филлис, он был очень стар и умирал от чего-то. Виктория и знать этого не желала. Ей болезней и смертей уже хватило. Раньше оба мальчишки жили в маленькой комнате с Бесси, но ей предстояло сдавать экзамены, требовалась тишина. Филлис же, казалось, тишины не заслужила и вынуждена была мириться с мальчишками: именно благодаря мыслям об этом Виктория испытала благодарность за то, что ей было предложено. Она рассказала о случившемся в школе, ей предложили отучиться еще один год, чтобы наверстать упущенное. Об университете и стипендии речь уже не шла — девочка слишком сильно отстала. Она могла пойти в платный колледж и выучиться на бухгалтера. С цифрами Виктория хорошо ладила.
Оказавшись в классе с детьми младше ее, девочка чувствовала себя обособленно. Да и опыт соприкосновения с болезнью, груз ответственности делал ее одинокой. Одноклассники казались ей детьми, вся школа как будто уменьшилась, как бывает с людьми и местами. Площадка, которая в ту ночь казалась ей огромной и опасной, где в тени прятались грабители с ножами, теперь стала жалкой и крошечной, видно было, что на перемене детям не хватает места для игр. Виктория уже знала, насколько плохая эта школа. И площадка очень хорошо это иллюстрировала. Серый цемент, старые сырые кирпичные стены, детей выпускали во двор, словно заключенных в тюрьме, поразмяться. А им и такого достаточно, думала Виктория с горечью, а потом — в школе, где учатся Томас с Эдвардом, площадка наверняка не похожа на тюремный двор. Да, летом их раз в неделю водили плавать, но на этом все. Сойдет для людей пятого класса. Самого низкого класса. Таких, как они. Такие выражения она вычитала в памфлетах и рабочей инструкции соцработника, которые нашла у Филлис Чедвик.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
