на вокзальную площадь, нанял извозчика и приехал в Газетный переулок, где проживает его сестра. Пробыл там два часа. Вышел без чемодана. Пришел на Тверскую, шел медленно, рассматривая витрины магазинов.
Посетил Коммунхоз. Поднялся на второй этаж в общий отдел, где встретился с Тимофеевым А. Я.
Тимофеев Александр Яковлевич, 56 лет, бывший присяжный поверенный, одинокий. Ранее состоял в партии кадетов.
В Коммунхозе Федоров пробыл недолго. Вышел, нанял извозчика, приехал снова в Газетный переулок к сестре, откуда до вечера не выходил.
Поздно вечером вышел из квартиры сестры. Медленно пошел по переулку, увидел извозчика, остановил, сел и велел гнать. Кружным путем приехал к Никитским воротам. Сошел с пролетки, огляделся. Подошел к Гранатному переулку, быстрым шагом зашел в дом № 9, квартира 16, где проживает Тимофеев А. Я.
На этом докладная записка заканчивалась.
* * *
Когда Федоров зашел к Тимофееву, тот сразу стал выговаривать:
— Что же это вы, Дмитрий Федорович?! От вас-то я этого никогда не ожидал. Явиться прямо на службу! Сотрудники, с которыми я работаю, вас видели и заприметили. Разве так можно!
— Александр Яковлевич, прошу прощения, но другого выхода у меня не было. Свой домашний адрес вы мне не сообщили, а дела не терпят отлагательств, — громко заговорил, пытаясь оправдаться, Федоров.
— Да замолчите же вы наконец! Ничему-то вы не научились, — зашипел на него Тимофеев. — За стеной живут соседи и могут услышать. Вы хотите угодить в ЧК?
Федоров насупился. Прием был не из деликатных. Он так и остался стоять посреди полупустой комнаты, где, кроме неприбранной кровати, платяного шкафа, непокрытого стола и пары стульев, ничего не было.
Немного успокоившись, Тимофеев предложил, указав на стул:
— Присядьте. Зачем я вам срочно понадобился?
Федоров поднял голову, тяжело вздохнул и тихо, полушепотом спросил:
— Александр Яковлевич, вы знаете о событиях в Тамбовской губернии?
— Знаю.
— Там бунт. Туда сбежалось много кулаков, зажиточных крестьян, недовольных политикой большевиков.
— Ну и что же?
— Движение все разрастается, но оно принимает чисто бандитские, а не политические формы. Это движение необходимо направить в правильное политическое русло, оздоровить его идейно. Вы понимаете, придать идейную направленность. — Федоров все более возбуждался. Снова стал говорить громко.
— Тс-с, — остановил его Тимофеев. Он все еще сомневался, стоит ли связываться с Федоровым, который действовал так неосторожно, но которого он знал как человека умного и способного, хотя и слабых нравственных правил. Поэтому Тимофеев продолжал держаться осторожно. — Что мы сейчас можем? У нас нет никаких сил и связей… Какое принять участие? Какую придать идейность?
— Об этом я и приехал спросить вас, Александр Яковлевич. Вы занимали руководящее положение в партии кадетов. У вас остались связи… А вы спрашиваете, что делать?! Вы мне не доверяете?
— Ну что вы, батенька! Вас-то я знаю. — Тимофеев стал говорить более доброжелательно. — Вам я могу сказать: кое с кем я встречаюсь. Иногда вижу Николая Михайловича Кишкина. Вы его должны знать. Это член ЦК нашей партии и бывший член Временного правительства. Могу при случае рассказать ему, но не знаю, что из этого получится.
— Движение, которым руководит Антонов, очень многообещающее. Там реальные силы. Но у них нет оружия, вернее, мало. Во что бы то ни стало нужно получить оружие. А главное, сам принцип — нет целеустремленности. Это движение нужно прибрать к рукам, — с горячностью в голосе повторил Федоров, — ну хотя бы путем объединения кадетско-эсеровских сил для придания идейной направленности. Я и прибыл к вам с той целью, чтобы убедить ЦК партии кадетов в необходимости установить контакт с ЦК левых эсеров и выработать согласительную платформу по совместной вооруженной борьбе с большевиками. Если мы это упустим, история нам не простит.
Тимофеев задумался. Потом покачал головой и сказал:
— Мне думается, что никаких результатов здесь, в России, добиться не удастся из-за отсутствия ЦК кадетов в Москве. Ведь вы знаете, что все сейчас там. И вряд ли Николай Михайлович сможет что-либо сделать. Нужно ехать за границу… И все же я поговорю с Кишкиным. Это я вам обещаю… Я постараюсь выяснить у него местонахождение ЦК партии кадетов. Зайдите ко мне послезавтра.
Федоров покинул квартиру Тимофеева с надеждой, что ему удалось склонить этого политикана на свою сторону: «У него-то связи остались. И дело пойдет на лад…» Потом стал размышлять о том, что ему предстоит завтра. Завтра должна состояться важная встреча с представителем генерала Деникина. Увидятся они в 10.30 вечера, когда начнет темнеть. Все развивается по плану…
* * *
Самсонов с утра стал готовиться к разговору с Федоровым. Нервы у него были хоть и крепкие, но видно, что ему не по себе. Дерибас, который то и дело заходил к нему, чтобы информировать о ходе наблюдения за Федоровым, заметил это сразу. Последний раз Дерибас доложил в 19.00: «Ничего особенного в поведении Федорова за день не отмечено. Ходил по магазинам, никого не посещал». Они заговорили о предстоящей встрече.
— Что мне надеть? В каком виде может появиться в Москве деникинский офицер? Как ты считаешь, Терентий Дмитриевич? — спросил Самсонов, и уже в этом вопросе Дерибас почувствовал его волнение. Да и он сам переживал не меньше…
— Прежде всего, ясно, что не в офицерской форме, — пошутил Дерибас. — Я думаю, что в костюме, недорогом, чтобы не выделяться из общей среды, но хорошо сшитом.
— Так. А головной убор? Ботинки?
— Мне кажется, что лучше надеть кепку. Большинство москвичей ходит сейчас в кепках.
— Так, так, так… — Самсонов походил по кабинету. — А какое у меня ранение? Твоя идея мне понравилась, но как ее воплотить в жизнь, как сделать, чтобы это было видно?
— Нога или бедро, как у меня. Можно слегка прихрамывать, идти с палочкой…
— А нужно ли это? Какое влияние будет все это иметь на характер разговора человека? Да и походить мне, может, придется порядочно…
Против этого нечего было возразить.
— Да-а… Ты прав…
Самсонов подошел к раскрытому окну. Постоял.
— Как сегодня тепло на улице. Настоящее лето… Вот что! Я думаю, что ранение у деникинского офицера все-таки будет. И лучше всего — в голову. В этом случае даже что-нибудь сказанное невпопад вполне объяснимо и оправдано. Нужно так забинтовать, чтобы было видно, но не бросалось в глаза… А поверх бинтов надеть кепку.
— Верно.
Наступил вечер. К 20.00 все были наготове: и Самсонов, и Дерибас, и сотрудники наблюдения. В 21.00 Самсонов вышел из здания и сразу окунулся в толпу прохожих. На нем был темно-синий костюм, светлая сорочка с галстуком, черные полуботинки. Из-под кепки выглядывали белые бинты.
На Лубянской площади Самсонов взял пролетку и велел
