того как Михаил Евгеньевич, это замкомандира части, приказал тебя срочно оперировать…
– Что началось?
– Наверное, вся дивизия Дзержинского примчалась, во главе с председателем КГБ. Чую, полетят теперь не только погоны, но и головы.
– Заигрались военные, точнее, ваш главный, решил свою власть показать.
– Вся страна на ушах, оказывается, командиры многих частей вышли из повиновения, сейчас идут массовые аресты, как бы новый тридцать седьмой не устроили.
– Потому что не хрен играть с властью, присягу Родине дают, а не правительству.
– Может, ты и прав, – задумчиво ответил бородатый доктор.
– Очнулся, Саша? – в помещение, где я лежал на кушетке, буквально влетел Семичастный.
– Ага, как нашли-то?
– Ты же сам сообщил имя командира части, дальше все просто. Буча поднялась не сегодня, доктор, выйдите, пожалуйста. – Дождавшись, когда за бородатым врачом закроется дверь, Владимир Ефимович продолжил: – Наших людей в нескольких городах взяли под стражу преданные Гречко части, в столице взяли не только тебя. До нас, естественно, им было не дотянуться, но вот наших товарищей брали жестко. Сейчас идут проверки, работы предстоит много.
– Чего он вообще полез, чего ему не хватало? – удивился я.
– Ну, во-первых, Лёня был ему другом, а вот во-вторых…
– Что?
– Пока я чистил Украину от всей этой бандеровской сволочи, местные хохлы решили, что промедление более невозможно, и начали действовать.
– Привыкли, что вся власть была практически под ними, а тут такие изменения?
– Зато теперь, когда наведем порядок, можно с уверенностью сказать, что если кто и останется, то уже ничего не сможет сделать. Рано или поздно это все равно бы произошло, так что, как ни крути, но все в масть.
– Хрена себе масть! – закашлялся я. – А как же меня зам этого дурака полковника не добил?
– Ты звонил при нем? – Я кивнул. – Услышав разговор, он все понял правильно и принял верное решение, молодец. Смог удержать солдат, это о многом говорит.
– Понятно. Что это за часть вообще?
– Войсковая разведка, а что?
– Сержант один, уж больно борзый тут, а вот с подготовкой никуда. Если бы я мог их убивать, как бандитов, то все бы закончилось очень хреново.
– Все уже знаю, – качнул головой председатель, – стрелять ты стал вынужденно, убивать явно не собирался. И да, по словам очевидцев, разогнал ты их тут всерьез.
– Да чего я тут разгонял? – смутился я. – Ударил двоих или троих, тех, что особо мешали. Но странно, что меня не застрелили, пока я добирался до телефона. Вот и решил, что подготовка слабовата.
– Принимай в расчет то, что тут не все такие, как этот Захарчук. Был бы ты каким-то врагом, уложили бы быстро, не сомневайся.
– Да понял уже, напраслину на людей наговорил. Как мои?
– Катюша все сделала правильно, поднялась в твой кабинет, тот телефон, что там установлен, проведен из другого узла, его не обрезали. План «Перехват» объявили быстро, но, конечно, опоздали.
– Ну, это немудрено, как тут успеешь?
– Твой звонок решил все, молодец, хоть и подставился.
– Да не ожидал я, что это дурак выстрелит, думал, до этого не дойдет…
– А снайпер, уложивший дружка одного члена ЦК?
– Кто он вообще такой? Явился, вопросы начал задавать о вас с Шелепиным…
– Старая гвардия, послали этого мудака на заклание, жив, кстати, но вот не совсем здоров, что-то важное ему отстрелили.
– Язык надо было, уж больно острый, – заметил я.
– Ладно, там люди ждут, тебя в Бурденко сейчас, там навещу и поговорим еще, думаю, не раз.
– Хотел еще спросить, Владимир Ефимович…
– Что? – остановился в дверях председатель КГБ.
– В Рыбинске вы ко мне людей приставляли, а здесь что, сняли?
– Да вот, решили, что нет необходимости, ошиблись. Так что все будет, как и раньше, охрана и все дела. Не морщи нос, навязчивой она не будет, люди профессионалы. Ты ведь знаешь, раньше ее ни у меня, ни у Александра Николаевича не было, теперь другие времена. Причем получилось так, что защищаемся от своих, а не от врагов!
– Да как скажете, я уже понял, что свободной жизни у меня теперь не будет. А с такими «своими» и врагов не надо.
– Почему не будет жизни? Парень, мы с Александром Николаевичем уже объясняли тебе, никто тебе не мешает жить так, как ты хочешь. Ты же сам все понял и уже работаешь, как надо. Подключил людей, зарядил их идеей, думаешь, они не справятся? Да им просто не давали, а теперь, когда они вживую видят изменения в стране, они сами рвутся в бой. Так что, поправишься и продолжишь свою деятельность, наверное, теперь новую книгу о военных-террористах напишешь?
– Скажете тоже, что я, совсем башкой поехал? Не надо нашим гражданам о таком читать! – вскинулся я.
– Все, отдыхай, встретимся в госпитале.
Дела в Союзе умели делать быстро, когда надо. Через два часа меня уже заносили в операционную госпиталя Бурденко, где седой, в весьма почтенном возрасте доктор приступил к осмотру нового пациента. Но к моему удивлению, врачи в воинской части, где я покуролесил, отлично знали свое дело и переделывать ничего было не нужно. Мне лишь сделали рентген, взяли анализы и внешне осмотрели место ранения. Хирург был доволен тем, что увидел, а результаты анализов успокоили и меня самого. Вколов мне что-то успокоительное, отвезли в палату. На следующий день к обеду ко мне привезли моих девчонок. Привез лично генеральный секретарь. Катя всплакнула, упрекнув, что я опять притащил в дом беду, на что Шелепин ответил довольно резко:
– Катерина, ты прекрасно понимаешь, что Саша не виноват, зачем его ругать?
– Да просто постоянно что-то случается, а если в очередной раз не повезет, и он погибнет?
– Скоро все наладится и будет хорошо, поверь, дочка, я знаю, что говорю, – продекламировал генсек и, пожелав здоровья, удалился, оставив меня наедине с моими красотками.
– Саш, нельзя отказаться от всех этих министерств, постов и прочего? Почему мы не можем просто жить спокойно, как все люди? Я уже начинаю думать, что лучше бы я просто работала в магазине, а ты дворником, чем все вот это!
Пришлось ответить супруге так, как мне самому ответил когда-то Шелепин:
– Кать, все хотят, чтобы вокруг было хорошо, но сами делать ничего не хотят, так не бывает. Мы пошли этим путем, так как знали, что будет со страной, и хотели это предотвратить. И теперь, благодаря нам самим, наша страна будет такой, какой мы сами ее построим. Нам и только нам решать, какая она будет, а самое главное, нам это и делать.
Поговорили немного жестко, но что делать? Зато дочь радовала, она так мило и заботливо обо мне хлопотала, что все внимание переключилось на нее. Катерина даже возмущаться было начала, когда услышала, да и просто увидела, как дочь меня обхаживает. Эх, что впереди, неизвестно, но очень хочется это узнать.
Из госпиталя я вышел в сентябре, раньше не отпускали, можно сказать, пропустил половину лета, а оно у нас короткое, жалко было, зато, будучи еще не полностью здоровым,
