время прийти в себя. Но это обычный сон, через часик проснется бодрым и отдохнувшим.
– И злым, – вздохнул Амон. А потом посмотрел на Нефтиду так, будто хотел пожаловаться. – Ты представляешь, Сет рассказал все Персефоне.
Нефтида тут же повернулась к Софи:
– Вспомнила?
– Санитаров?
Софи надеялась, что сейчас Нефтида рассмеется и скажет, что это действительно дурацкий розыгрыш. Но та оставалась серьезной.
– Лучше бы так, дорогая. Но увы, это правда. Он – Аид, ты – его Персефона. И если ничего не помнишь, тем хуже для всех. Но я надеялась, Гадес сам тебе расскажет… Сет, зачем?
Тот отмахнулся:
– Нечего тянуть кота за яйца. Не вспомнила, значит, надо решать эту проблему.
– У тебя всегда все просто, да?
– А зачем усложнять? Вам не надоело, а? За сотни-то лет! Только придумываете дурацкие правила, от которых никому не легче!
– О да, давай еще тоже убей какого-нибудь бога!
– Зато я не спал с твоим братом.
Софи казалось, что она присутствует при сцене, которая не предназначалась для чужих глаз. Что-то личное… и старое. Как рана, покрывшаяся коркой, которую так неудачно содрали сейчас, когда все на взводе после нападения.
Амон опустил голову, явно не желая вмешиваться. А Нефтида вскинулась и, резко развернувшись, ушла прочь, громко хлопнув дверью. Сет дернулся, как будто хотел пойти за ней, но поднимался невообразимо долго. И неожиданно сказал:
– Я пойду осмотрюсь. Софи?
Она глянула на спящего Гадеса и добермана рядом, на Амона… и кивнула. Если кто-то и сможет ей что-то рассказать, то сейчас это Сет.
В зале Софи попыталась найти взглядом Нефтиду, но ее видно не было. А вместе с Сетом они сразу вышли из клуба и направились на то место, где на них напали. Софи стояла в сторонке, пока Сет методично осматривал все вокруг. Несколько раз он делал почти неуловимые движения руками, и пыль под его ногами взлетала, появлялся неведомо откуда взявшийся песок. Один раз он будто обрисовал контур собаки.
– Хорошо маскировались, твари, – пробормотал Сет. – И богов среди нападавших было несколько.
Он устало привалился спиной к стене и поморщился от боли. И вместо того чтобы начать выспрашивать о происходящем, Софи испуганно спросила:
– Что случилось?
Вместо ответа Сет приподнял футболку, рассматривая косую рану на левом боку. Как будто его чем-то полоснули – сквозь одежду, на которой не осталось следов, прямо по телу. Крови не было, но темные края выглядели не очень-то хорошо, и чернота как будто ручейками распространялась вокруг.
Софи не показалось тогда во тьме. Его действительно задели.
– Ох! – воскликнула она. – Тебе надо в больницу!
Сет покачал головой, рассматривая рану, потом опустил футболку и достал сигареты.
– Ты еще не поняла? Не веришь? Это рана, нанесенная другим богом. Ни один врач тут не поможет. – Он закурил и внимательно посмотрел на Софи. – Только Нефтиде не говори.
И в этот момент Софи поняла, что верит. В древних богов, тьму и Гадеса.
8
Она вплетает в волосы черные ленты. Кончики ее пальцев пахнут сладковатыми цветами, начинают благоухать и волосы. Когда Персефона слышит шаги, то не выдает нетерпения, спокойно поворачивается.
Гипнос прикладывает руку к груди и кланяется – хорошо хоть, не преклоняет колено, от этого Персефона его отучила.
– Моя королева…
– Где он?
– Остался улаживать дела на востоке.
Она опускает руки и сцепляет их на коленях. Не хочет, чтобы было видно ее волнение.
– Он… – Персефона медлит. – Он в порядке?
Гипнос позволяет себе улыбку. Уголками губ.
– В полном. Злится из-за задержки.
Персефона знает, когда Аид «злится» – это тьма и смерть для всех вокруг. Колкие звезды мрака и рычащего пламени, что отражаются в глубине всех трех пар глаз верного Цербера.
Персефона знает, Аид вернется, как только сможет. А если возникнут препятствия – он их уничтожит.
– Еще кое-что, – Гипнос медлит. – Твоя мать здесь. Хочет «выпить чая с любимой дочерью».
– И как только узнаёт, когда Аида нет? – вздыхает Персефона. И берет еще одну ленту. – Пусть подождет.
Гадесу никогда не снились сны.
До того момента, пока он не встретил Персефону.
Он даже не знал, что это такое, хотя Гипнос тонко улыбался и рассказывал, что это похоже на реальность, но и отличается, может быть как приятным, так и не очень.
Но Гадес в то время почти не появлялся в мире людей, правил в Подземном царстве и оставался смертью, далекой, но неумолимой. Пока не появилась Персефона – всегда бывшая куда ближе к людям, чем он сам. Они многому учились друг у друга, и именно Гадес первым сказал, что им незачем постоянно сидеть в Подземном царстве, когда вокруг целый мир.
Тонкие пальчики Персефоны гладили ребра Гадеса в постели, пахнущей цветами и смертью. И Сеф рассказывала, что такое сны, какие они бывают. Гадесу хотелось разделить с ней это – и, хотя одинаковых снов они не видели, свои сниться ему все-таки начали.
В них он видел Персефону, когда они не были вместе. В те десятилетия, когда он ожидал ее. Гадес сам не мог сказать, такие сны – благо или проклятие.
Магические видения Гипноса всегда оставались глубокими и приятными. Вот и в этот раз Гадес не запомнил, что происходило, но он видел Подземный мир, увитую слабо мерцающим темным плющом беседку. Кажется, там был Цербер, он вилял коротким хвостом, а из всех трех пастей капала слюна. И Персефона, размытое очертание, но ее смертные тела оставались похожими. Рыжие волосы, большие глаза и прикосновения, которых Гадес жаждал всегда – и никогда не путал ни с чьими другими.
Он проснулся и тоже увидел Персефону. Моргнул несколько раз, прогоняя последние ошметки сна. Но Сеф не исчезла – она почти тонула в потрепанном кресле, неестественно прямая в корсете, теребящая прядь волос. Перед ней, прямо на столе, сидел Амон и что-то рассказывал.
Голос шелестел негромко, как будто они боялись потревожить Гадеса. Хотя от насланного сна вряд ли что-то могло разбудить раньше времени. Ни Амон, ни Персефона пока не заметили, что он проснулся.
Софи, поправился Гадес. Она еще не вспомнила истинную себя. Софи.
Красивое имя, но отзывалось чем-то глубоким и ноющим. У них и так-то может быть немного времени в этом воплощении, а тут еще потеря памяти.
Рядом тихонько заскулил Цербер и ткнулся мокрым носом в лицо Гадеса, тут же начав бесцеремонно его вылизывать.
– Отстань, – отмахнулся тот, садясь на диване, который протяжно скрипнул. – Веди себя прилично, Церби.
Маленький обрубок хвоста добермана нещадно мотался из стороны в сторону.
