Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
— Вид у парня был жалкий. По-моему, он нездоров.
— Несомненно. Любопытно было бы знать, почему послушника заставляют выполнять черную работу, которой обычно занимаются служки.
— А я считал, что тяжелая работа — обязанность всех монахов и они должны в поте лица зарабатывать хлеб свой.
— Да, таковы предписания святого Бенедикта. Но за последние сто лет во всех бенедиктинских монастырях вряд ли найдется хотя бы один монах, который выполнял бы эти предписания. Грязную работу святые братья предпочитают оставлять служкам. Служки не только готовят и ухаживают за лошадьми, но топят очаги, стелют монахам постели, а порой даже помогают им раздеваться и одеваться. Кто знает, каких еще услуг потребуют избалованные и изнеженные святые братья…
Я взял печать с подноса и принялся рассматривать ее в свете пламени. Она была сделана из стали. Я показал Марку изображение святого Доната в римской тоге, выгравированное на печати. Перед святым лежал на плетеных носилках какой-то человек, протянувший в мольбе руки. Гравировка была выполнена на редкость искусно, можно было рассмотреть каждую складочку широких одеяний.
— Святой Донат возвращает умершего к жизни, — пояснил я. — Незадолго перед нашим отъездом я дал себе труд заглянуть в «Жития святых».
— Он умел воскрешать мертвых? Так же, как Христос, воскресивший Лазаря?
— Согласно преданию, однажды святой Донат увидал, как усопшего несут к могиле. За носилками, заливаясь слезами, шла вдова. Какой-то человек подошел к ней и потребовал вернуть деньги, которые ему задолжал усопший. Тогда святой Донат приказал умершему подняться и привести в порядок свои земные дела. Тот сел на носилках и заявил, что выплатил все долги. После этого он опочил вновь. Деньги, деньги, деньги — вот что извечно занимало людей больше всего.
Тут раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, и в комнату вошел высокий широкоплечий человек лет пятидесяти. Из-под его черной бенедиктинской сутаны виднелись бархатные штаны и башмаки с серебряными пуговицами. Лицо его, с горбатым римским носом и несколько грубыми чертами, цвело здоровым румянцем. Густые каштановые волосы, обрамлявшие тонзуру, были аккуратно подстрижены. Губы его расплылись в улыбке, когда он приблизился к нам.
— Я — аббат Фабиан, — произнес он. Манеры аббата были исполнены воистину патрицианского достоинства. Однако в его глубоком и звучном голосе мне послышались тщательно скрываемые нотки тревоги. — Добро пожаловать в монастырь Святого Доната. Pax vobiscum.
— Господин Мэтью Шардлейк, эмиссар главного правителя, — представился я.
Я намеренно не дал должного ответа — «И с вами» — на латинское приветствие аббата «Мир с вами», ибо отнюдь не желал быть втянутым в бормотание на латыни.
Аббат неспешно кивнул и окинул взглядом мою согбенную фигуру. Его глубоко посаженные голубые глаза расширились от удивления, когда он заметил, что я держу в руках монастырскую печать.
— Сэр, прошу вас, будьте осторожны, — процедил он. — Этой печатью мы скрепляем все официальные документы. Она никогда не покидает стен этой комнаты. Согласно правилам, только я имею право держать ее в руках.
— В качестве посланника короля я имею право держать в руках все, что мне потребуется, господин аббат, — отрезал я.
— Да, сэр, разумеется. — Глаза аббата неотрывно следили за печатью, которую я опустил на поднос. — Полагаю, сэр, после долгого пути вы изрядно проголодались. Если не возражаете, я прикажу подать ужин.
— Благодарю вас, но лучше сделать это несколько позднее.
— Мне очень жаль, что пришлось заставить вас ждать. Но у меня были срочные дела с управляющим дальним имением. Мы еще не покончили с расчетами за урожай. Позвольте предложить вам вина?
— Разве что совсем немного.
Он налил мне вина, потом повернулся к Марку.
— Могу я узнать, кто вас сопровождает?
— Это Марк Поэр, мой помощник.
Аббат недовольно вскинул бровь.
— Господин Шардлейк, нам предстоит обсудить весьма серьезную проблему. Я полагаю, будет лучше, если наш разговор состоится с глазу на глаз. Юноша может отправиться в покои, которые уже приготовлены для вас.
— Полагаю, господин аббат, ему лучше остаться. Да будет вам известно, господин Поэр сопровождает меня по требованию главного правителя. Он будет присутствовать при нашем разговоре до тех пор, пока я сам не прикажу ему удалиться. Вы хотите взглянуть на бумаги, удостоверяющие мои полномочия?
При этих словах Марк бросил на аббата насмешливый взгляд.
Щеки аббата залились краской.
— Как вам будет угодно, — промолвил он, склонив голову.
Я достал документы и протянул ему. Руки аббата слегка дрожали, когда он взломал печать.
— Я уже переговорил с доктором Гудхэпсом, — сообщил я.
Лицо аббата приняло непроницаемое выражение, а крючковатый нос его слегка сморщился, словно ощутив враждебный запах Кромвеля, исходивший от документов.
Я посмотрел в окно. Работники, закончив сгребать листья, подожгли их, и в серое вечернее небо устремилась тонкая струйка дыма. Ранние сумерки уже начали сгущаться.
Аббат пробежал бумаги глазами, потом положил их на стол и вновь посмотрел на меня, сцепив руки на животе.
— Это убийство — без сомнения, самое ужасное событие, случившееся в нашем монастыре за всю его историю, — изрек он. — Полагаю, вам известно, что оно сопровождалось осквернением церкви. Все это… повергло меня в отчаяние.
Я кивнул:
— Лорд Кромвель тоже был весьма обеспокоен, узнав о происшедшем. Он не желает, чтобы по стране поползли слухи об этом прискорбном событии. Надеюсь, все обитатели вашего монастыря хранили молчание?
— Разумеется, сэр. И монахам и служкам было сказано: если хоть одно слово проникнет за стены обители, им всем придется держать ответ перед главным правителем.
— Рад слышать, что вы столь неукоснительно выполняете полученные распоряжения. Пожалуйста, проследите за тем, чтобы все письма, прибывающие в монастырь, прежде всего, доставлялись мне. И, разумеется, ни одно письмо не должно быть послано без моего одобрения. А теперь поговорим о визите эмиссара Синглтона. Насколько я понимаю, он был здесь отнюдь не желанным гостем?
Аббат тяжело вздохнул.
— Что я могу сказать? Две недели назад я получил письмо из канцелярии лорда Кромвеля. Там говорилось, что в наш монастырь вскоре прибудет эмиссар, который обсудит с нами некоторые весьма важные вопросы. Едва прибыв, эмиссар Синглтон сделал заявление, поразившее меня, как гром среди ясного неба. Он сообщил, что цель его визита — заставить нас дать добровольное согласие на упразднение монастыря. — Аббат не сводил с меня глаз, в которых теперь светились не только тревога, но и откровенный вызов. — Да, эмиссар настаивал на том, что согласие на роспуск должно быть именно добровольным, — повторил аббат. — Ему во что бы то ни стало, нужно было добиться этого, и он пускал в ход разные способы — от денежных посулов до каких-то туманных угроз. Впрочем, должен сказать, что все его намеки на беззакония, якобы творившиеся в нашем монастыре, не имели под собой ни малейших оснований. Документ о добровольном упразднении, который он предлагал мне подписать, являл собой пример самой беззастенчивой клеветы. Там содержались признания в том, что вся наша жизнь проникнута ложью и притворством, что мы предаемся разврату и по-прежнему справляем церковные службы, следуя бессмысленному римскому обычаю. — В голосе аббата зазвучала откровенная обида. — В то время как все службы в нашем монастыре совершаются в полном соответствии с распоряжениями главного правителя, и каждый из братьев принес клятву, в которой отказался признавать власть Папы.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
