за ожидание, Вера Александровна. Ваш заказ на расклад «Кельтский крест: что было, что будет, что можно было изменить» полностью оплачен.
Я еле сдержала стон. События прошедшей ночи в моей памяти оборвались тогда же, когда закончилось вино на донышке бутылки.
– Вера Александровна, вам удобно будет подъехать сегодня в шестнадцать часов тридцать минут?
Вода, не успев добраться до желудка, запросилась назад. Я сглотнула.
– Куда?
– В офис Аскольда Мирина. Продиктовать вам адрес?
Чувствуя, что стакан вот-вот выскользнет из пальцев, я поспешила поставить его обратно. Откуда этот сайт вообще взялся?
– У вас что, реклама работает? – Я нажала пальцами сразу на все известные мне точки на лбу, чтобы давление на череп хоть немного ослабло, но это не помогло.
– Прошу прощения? – вежливо осведомилась трубка.
Ну конечно! Я же недавно искала информацию о нем. Если у него есть сайт, наверняка там круглосуточно крутится реклама. Видимо, я кликнула на нее, а в пьяном виде еще и заказ оформила.
Линия мойки и плиты опасно накренилась. Я присела на корточки, борясь одновременно с приступами тошноты и головокружения.
– Вам подходит в шестнадцать часов тридцать минут, Вера Александровна? – беззаботно пропела трубка.
– А сколько… сколько стоит этот расклад?
– Двенадцать тысяч рублей. Но не волнуйтесь, у вас уже все оплачено!
У меня потемнело в глазах.
Идиотка!
– А возврат?.. – стараясь дышать исключительно носом, мертвым голосом спросила я.
– Возврат предусмотрен только в экстренных случаях, – с прохладцей отозвалась трубка. – Так вам подходит это время, Вера Александровна?
Тошнота пересилила, и, бросив телефон на кровать, я кинулась в туалет.
Как раз вовремя, иначе менеджер Аскольда Мирина услышала бы звуки, совсем не подходящие атмосфере воображаемых Мальдив.
* * *
Я смотрела в матовую черноту только что заваренного кофе. Солнечные блики расчерчивали подоконник причудливыми узорами, за окном по-весеннему нежно заливались дрозды – это в конце-то сентября! – а мне было так зябко, словно вокруг стояли укутанные снегом деревья.
Я натянула рукава свитера на кончики пальцев и прижала их к горячей чашке. Сегодняшний сон не шел из головы. В прошлый раз, когда мне снилось Озеро, я чуть не умерла. Но тогда Антон меня вытащил. В этот раз пришлось справляться самой.
Я глотнула кофе. «Вы все – мои дети». Откуда это взялось? Мне же не тысяча лет. Да и зачем мертвецам мать? И почему ожил тот мальчик?
Как будто это самая серьезная из проблем…
Букет так и лежал у двери. За ночь он не превратился в охапку шипящих змей, не рассыпался и не обернулся горсткой пепла. Разглядывая сухие бутоны с ломкими сероватыми лепестками, я и сама потихоньку начинала верить, что это чья-то глупая шутка. Антон прав: мало ли кто решил по-дурацки пошутить. Узнай Дарина, кто погубил ее сыночка, она бы не букет прислала, а отряд вооруженных до зубов… Не знаю. Лесных тварей?
Все же надо сказать Лексеичу, чтобы сменил замок. И заказать скрытую камеру, когда будут деньги.
Двенадцать тысяч…
Я залпом допила кофе, не поморщившись, когда горечь дошла до основания языка. Проверила почту. Никто из тех, кому я вчера писала, не ответил. Новых объявлений о поиске таргетолога тоже не появилось.
С чего тот мертвый мальчик меня послушался? Откуда он вообще взялся? И почему все это начало происходить сейчас? Лестер бы сказал: «От силы не отказываются», но Лестера здесь не было – а я была. И я понятия не имела, что делать.
Ладонь легла туда, где под пальцами размеренно билось сердце. Где-то там, под ребрами, под сомнениями и полузабытой болью жил Эдгар. Я его не чувствовала, он не проявлялся. Просто был, делал меня цельной, грел и оберегал – так мне хотелось думать. Когда наваливалось одиночество или давила неопределенность, я клала руку на грудь и прислушивалась. Эдгар никогда не подавал голоса. Но он точно был.
Я прикрыла глаза. Что бы ты сделал?
Эдгар не доверял волшебству. Он полагался на свои крепкие, привычные к физическому труду руки. И ножи.
Повинуясь внезапному желанию, я подошла к кровати и вытащила из тайника под ней завернутый в бархатную ткань метательный нож. Рукоятка у него была гладкая и узкая, тяжелее, чем у обычного ножа. Края лезвия – абсолютно тупые. Я купила его полгода назад – сразу, как переехала. И долго корила себя за ненужную покупку.
Я взвесила рукоятку в руке, мысленно возвращаясь в мертвую тишину из сна. Вспомнила беспомощно хватавшие воздух тонкие пальцы-косточки, остатки губ, силящихся сделать вдох, провалы глаз, все менее различимые, когда мальчик уходил на глубину. Я спрятала нож обратно в тайник, достала телефон и набрала:
«Привет! Можешь скинуть номер Фроси?»
Сообщение улетело Ване. Я подождала с минуту. Ничего.
Ладно.
Натянув плотные перчатки для работы с землей и стараясь не вдыхать глубоко, я взяла сухой букет. Ничего не произошло: я не растаяла, не превратилась в лягушку и не упала замертво. Уже что-то. Толкнув плечом входную дверь, я вышла на крыльцо.
День был не по-осеннему погожий. В воздухе стоял аромат цветов и мокрой земли. Держа букет на вытянутых руках и следя, чтобы проткнутый мотылек находился подальше от лица, я двинулась в сторону неприметного кирпичного здания, служившего одновременно складом и офисом. Обогнула его и оказалась в закутке, куда сгружали увядшие венки, цветы и прочую растительность с могил. Дойдя до небольшого углубления в земле, скинула туда букет. Оглянулась по сторонам – никого, достала зажигалку и подожгла. Сухая трава вспыхнула. Запахло соломой, чем-то кисловатым и едким. На всякий случай зажав нос, я поспешила прочь.
По дороге к дому в кармане пиликнула эсэмэска – Ваня прислал номер и адрес Фроси.
«Успехов! – добавил он. – Милана – самая невыносимая девочка в мире. Но тебе понравится».
Я хмыкнула.
Понравится. Как же.
* * *
Перед поворотами автобус тормозил так резко, что я мысленно радовалась своей привычке не завтракать. После оплаты расклада, будь он трижды неладен, такси стало для меня непозволительной роскошью, так что до города пришлось добираться на автобусе. Параллельно я раздумывала, как лучше поступить: позвонить Фросе заранее или заявиться к ней без предупреждения?
На подъезде к городу я все-таки набрала номер, который прислал Ваня, но звонок тут же сбросили.
«Скоро перезвоню», – ответила Фрося эсэмэской. И затихла.
Она по-прежнему жила на окраине Москвы – ехать от кладбища даже с пересадками оказалось сравнительно недолго. День давно перевалил за середину, когда я, сжимая в ладони ремешок сумки, вошла в нужный двор и остановилась, увидев напротив песочницы знакомую скамейку. Бесконечное мгновение я пялилась на нее, не
