морды веяло жутью. Особенно неприятным и противоестественным казался контраст между тонкой девичьей фигуркой богини, сидящей на троне, и страшной звериной мордой. Если Бастет – и кошачья, и особенно человеческая – излучала доброту, нежность и радость, то эта богиня казалась ее полной противоположностью. Гнев, кровожадность, звериный голод, смерть. Андрей было попятился, но князь, видно, был готов к такому и держал его крепко.
– Сехмет, – произнес маг, – могучая. Владычица пустыни. Львиноголовая. Богиня войны и разрушительного солнечного зноя, убивающего все живое. Ее каменный лик изуродован, но оттого кажется еще более живым – и жутким, верно?
– Пустите, – пробормотал Андрей, которому становилось все больше не по себе под неподвижным злым взглядом этой Сехмет.
– Верховный бог Амон Ра как-то захотел наказать непокорных и поручил это Сехмет. Но, увидев, как жестоко она истребляет людей, сам пришел в ужас. Испугался, что она уничтожит весь людской род. Поэтому он сам остановил ее – но не силой, потому что сил даже у него не хватало, а хитростью. Он заставил ее забыть об идее убить людей, но что, если она однажды вспомнит?
Голос князя, шепчущий в самое ухо, завораживал. Это походило на страшную сказку, которую дети рассказывают друг другу ночью, в темноте, спрятавшись от оживающих кошмаров за ненадежной преградой одеяла. Вроде бы ты знаешь, что это неправда, что оживших мертвецов и огров-людоедов не бывает, но в тот момент, когда шепот растворяется в темноте спальни, ты в них веришь. Правда, веришь и в спасительную силу одеяла, под которым можно спрятаться от чудовищ, – и только это спасает.
Так и сейчас – оцепеневший от страха Андрей знал, что никаких богинь не существует, тем более древнеегипетских. Кто в них сейчас верит, разве что эта смешная секта, новые египтяне. Однако тихий шепот князя убеждал: еще как существует, гляди, вот она, смотрит прямо на тебя. Сехмет могучая. Владычица пустыни. Львиноголовая. Богиня войны и солнечного зноя. И только то недолгое промедление, когда она пока не решила, как поступить с тобой: убить огненной стрелой, медленно поджарить на раскаленном песке или просто сожрать, – пока спасает тебе жизнь.
– Она по-прежнему сильна, – шептал князь. – Всегда была сильна, даже на пороге смерти. Ее, засыпанную песком, нашли на развалинах древнего храма возле озера Ишеру. Все остальные статуи были разрушены, она одна уцелела: сумела позвать на помощь издалека. Авраам Норов, который потерял при Бородине ногу, своего фамильяра и магию, услышал зов умирающей Сехмет. Он сам должен был умереть – потому что маги, потерявшие фамильяра и силу, долго не живут. Он просил о быстрой смерти, но его услышала Сехмет. В нем была львиная кровь старого, почти угасшего рода. Немного, но достаточно, чтобы услышать зов умирающей Сехмет. Он был магом и человеком многих талантов: воином, полководцем, поэтом, географом, историком. Отличался упрямым характером, храбростью и верил в невозможное. Он услышал Сехмет и пошел на ее зов через полмира. И спас ее. А она спасла его. Это был редчайший, чуть ли не единственный случай, когда потерявший силу маг снова обрел фамильяра – и жизнь. Норов рассказывал, что, когда он нашел Сехмет, призрачная золотая львица вышла из пустыни и стала его фамильяром, частью его души, его магией. Так не бывает, мы больше не знаем таких историй – только старые легенды, в которые никто не верит. И золотые фамильяры остались только в легендах, в мифах про богов. Орлы Зевса, лань Артемиды… И львы: уже тогда редко у кого из магов фамильярами были львы. Но полковник Норова имел золотую львицу, и даже инквизиторы не сумели до нее добраться… Сехмет, которая сейчас перед тобой, это сделала… Смотри, смотри, юноша. Что ты видишь за ее ликом?
Андрей, завороженный рассказом князя, смотрел. Ему казалось, что он все это видит: погибающую в песке Сехмет, каменную, но при этом живую. И полководца Норова, который из последних сил преодолевает полмира, чтобы ее спасти.
И за изуродованным временем ужасным звериным ликом Сехмет он вдруг разглядел человеческое лицо. Лицо стройной девушки, сидящей на каменном троне. Одинокой и испуганной, запертой в тело богини с жутким львиным ликом. Отчаявшейся, гибнущей в песках. Храброй и доброй. Милосердной и справедливой. Той, которая вылечила умирающего воина и подарила Норову новую жизнь.
– Она – тоже человек, – растерянно произнес Андрей, – и она красива. Умеет лечить… и спасать. И… странно, она, кажется, чем-то похожа на Бастет… Такое похожее ощущение…
– Отлично! – восхищенно воскликнул князь. – Браво, юноша! Не слишком сложно разглядеть человека под милой мордочкой домашнего зверя, но увидеть его под маской чудовища – надо вглядываться действительно очень внимательно и непредвзято. Не всем юным магам это дается. Тем более с первого раза. Итак, вы все увидели верно, перед вами, юноша, мать Сехмет, дарительница жизни, покровительница врачевателей. И вот у нее в руке анкх, египетский крест, символ жизни.
– Но вы же говорили, что она разрушительница и… – удивленно напомнил Андрей.
– И это верно, – улыбнулся князь с видом очень довольного кота, наевшегося сметаны. – Скажу больше. Это два лика одной и той же богини: Бастет и Сехмет. Домашняя кошка и кровожадная львица в одном лице, которое вам, мой проницательный друг, удалось рассмотреть под обеими масками. Отличный результат!
– Ваше сиятельство, – решился спросить Андрей, – а как все это вообще получается? Что, уже древние скульпторы, например в Египте, умели создавать такие статуи, что обычный человек смотрит – и видит кошку или львицу. А если посмотрит маг, ну или тот, у кого магическое зрение, то увидит под этой кошкой – как вы говорите, на втором слое – человека? И это потому, что так сотворил тот скульптор?
– Древние мастера, юноша, – сказал князь, – умели такое, о чем теперешние и не мечтают. Впрочем, суть вы ухватили верно. Хотя не все так просто, есть некоторые нюансы. Но в них долго разбираться, сначала нужно изучить теорию влияния силовых потоков на матрицы, заложенные в магически создаваемые предметы. Если коротко: на эффекты видимости второго и более глубоких слоев влияет также впечатление, производимое предметом искусства на окружающих. Скажем, нарисует какой-нибудь заскучавший маг-живописец обыкновенный черный квадрат, вложив в него свое текущее ощущение бессмысленности бытия, и скажет: вот вам шедевр. Здравомыслящие люди, конечно, над такой мазней посмеются. Но найдутся те, кто поверит и увидит там, за этим квадратом, на более глубоком слое, черную же бесконечность и тот самый, вложенный мастером, смысл. И чем больше их будет, тем яснее это станет видно всем остальным. Эффект наложения и резонанса силовых магических потоков. Впрочем, пока это для вас чересчур сложно. Пройдемся, пожалуй, дальше.
В Египетском зале князь больше особенно не задержался, показал мимоходом невзрачную статуэтку бога Пта, творца всего сущего и божественного супруга Сехмет, и выдал несколько кратких характеристик фараонам вроде: этот был сильным магом, а вот тот – пустышкой, марионеткой; только талантливые жрецы его и спасали.
В Греческом зале приостановился и мечтательно произнес:
– Отличный был период – Древняя Греция, золотой век, – и вздохнул, будто лично там присутствовал, а теперь тоскует по ушедшему. И добавил: – Разглядывать, впрочем, тут особо нечего.
Андрей же смотрел вокруг с восхищением. Одна огромная статуя – кажется, Зевса – чего стоила! Высотой несколько метров, под самый – высоченный, кстати! – потолок. А еще золотой орел у его ног!
И вокруг свет и воздух, стройные мраморные статуи идеальных форм, прекрасные человеческие лица, белые летящие одежды, открывающие фривольно то коленку нимфы, то могучий торс героя. Просто отдых для глаз после мрачных египетских залов, где сплошь черный гранит и звериные страшные морды.
Но, с точки зрения князя, разглядывать тут действительно было нечего. Кошачья голова на набалдашнике трости указала на золотого орла Зевса.
– Вот, пожалуйста, – сказал князь, – пример того, как фамильяры были видимы для всех окружающих, и это не вызывало никаких вопросов. Боги и герои тогда запросто ходили среди людей, не скрываясь и ничего не опасаясь.
– А что, у богов тоже были фамильяры? – удивился Андрей. – Как у магов?
– Боги и были первыми магами, – ответил князь и поморщился. – Впрочем, сейчас эта теория в одних кругах оспаривается, а в других – замалчивается. Магов теперь любят превращать не в творцов и благодетелей, а, напротив, в разрушителей и чудовищ, с которыми, кстати, успешно борется доблестная Инквизиция… Хм, впрочем, мы отвлеклись. Средние века, полагаю, мы пропустим, там как раз
