сколько могло и выставило за дверь при первой возможности, поэтому алкоголик повис на шее жены, требуя от нее полного повиновения. Он не желал больше работать на чужого дядю, предпочитая выпивать за чужой счет.
Пете стыдно было признаться, но когда отец долго не появлялся дома, мальчик частенько желал ему гибели, представляя, как того сбивает грузовик или он становится невольной жертвой нападения грабителей. Брат вообще, стиснув зубы, клялся, что как только вырастет – сам по-мужски разберется с ним. Но ничего страшного с отцом не приключалось – пьяному и море по колено, да и бережет его какой-то персональный ангел-хранитель с извращенным подходом к своим обязанностям. Брат не успел выполнить задуманного: отец умер неожиданно, в один из своих длительных запоев, из которого так и не сумел выйти.
Размышляя обо всем этом, Петр сам не заметил, как дошел до пары деревянных домов, которые, точно обелиски, располагались по обеим сторонам дороги. Эти два домика он тоже помнил – они стали последними провожатыми, когда он покидал свой родной город. Наверное, каждый, будучи уже взрослым и путешествуя по городу своего детства, беспрестанно натыкается на знакомые места и пейзажи, где память подбрасывает эпизоды из жизни, так или иначе связанные с конкретным антуражем. Высокие сосны вставали на пути, словно древние рыцари, сжимающие в своих могучих руках смертоносные копья. Закованные в хвойную кольчугу, они охраняли память места.
Дорога делала поворот, и начинался собственно город. Опоясанный лесным массивом, сейчас, в осеннюю пору, он выглядел усталым и грустным. Желтолистые березы роняли свои скупые слезы на землю. Холодный ветер трепал ветви, сбивая с них листву. Абсолютно пустые улицы навевали неизъяснимую тоску. Действительно, никогда не нужно возвращаться в город своего детства, чтобы не испытывать разочарования. Исключением станет только совершенно покинутый город, законсервированный во времени, где уже ничего и никогда не изменится. Город вашего прошлого, где живут образы ушедших.
Вот парк с танцплощадкой, куда он вместе с одноклассниками бегал смотреть, как пляшут взрослые. Они казались такими забавными, пока он не повзрослел и сам впервые не оказался на этой площадке лицом к лицу с девушками, раскрасневшимися от танцев и оценивающих мужских взглядов. Тогда он повел себя нелепо: выпил для храбрости коньяка и заплетающимся языком попытался пригласить на танец понравившуюся особу. Естественно, та отказала, а первый отказ всегда переживается очень остро: жизнь буквально рушится, и нужно непременно залить горе вином. Сейчас Петя лишь усмехнулся, вспомнив об этом.
Танцплощадка, огороженная сеткой, оставалась на прежнем месте. Унылый ветер гонял по ней опавшую листву, и от былых эмоций мигом ничего не осталось.
Проржавевший паровозик с десятком вагончиков навсегда застыл памятником нехитрым детским удовольствиям.
Палатка с мороженым поблекла, и тент с нарисованным аппетитным эскимо превратился в тряпку серого цвета.
А вот и качели, где с замиранием духа впервые была взята высота. «Лодочки» раскачивались так высоко, что отсюда на весь парк разносился девичий визг и восторженное уханье мальчишек.
Петр не мог пройти мимо и забрался в старую «лодочку», оттолкнулся ногами, раскачиваясь, и уселся на сиденье, слушая скрип железа над головой. Какое это божественное чувство, когда качели несут тебя в неизвестность! Он не стал раскачиваться слишком сильно, понимая, что прошло много времени и крепления не так надежны. Он поймал себя на мысли, что некогда, будучи мальчишкой, мечтал прокатиться на этих качелях с девушкой, в которую был бы влюблен. Но к тому времени, как у него появились первые симпатии, никаких качелей уже не осталось: их, как и паровозик, убрали, и на этом месте возник пустырь. Да и сам парк давным-давно вырубили в целях благоустройства города. Странно было вновь оказаться в нем, зная, что на самом деле его давно не существует.
Ветер скрипел старыми цепными качелями, они медленно раскачивались, напоминая маятник.
На Петю накатило, остро захотелось заплакать. Его детство и юность прошли, и каждый человек рано или поздно сталкивается с этой горькой утратой, не желая признавать, что пришла пора взрослеть.
Он вздохнул и покинул качели, которые по-прежнему мерно раскачивались из стороны в сторону. Самое горькое воспоминание было впереди: его ждала дорога в отчий дом.
Здание старой библиотеки никогда не приковывало взгляд юноши, но сейчас он замер перед ним, вспоминая, как первоклассником пришел сюда записываться. Некогда зеленые шершавые стены обрели грязно-серый оттенок. Двери были приглашающе раскрыты, но из них пахло плесенью и сыростью, поэтому у Петра не возникло желания заходить внутрь. Мало ли что? На самом-то деле библиотека давно сгорела…
Кирпичное здание школы высилось громадой над головой парня. Десять лет, отданные образованию, научили его не только читать и писать, но и искренне ненавидеть людей. Ему выпала честь учиться в перестроечный период, когда о детях думали в последнюю очередь. Полуголодные учителя мечтали поскорее закончить уроки и броситься к магазинам, где в многочасовой очереди удавалось купить дефицитные продукты. Малолетние оболтусы были предоставлены сами себе, шляясь по подворотням и смоля чинарики. Детвора превращалась в звериные стаи, травля слабых была обычным делом. Вчерашние хулиганы становились урками, а дети уголовников подражали своим родителям, привнося воровские законы в свою уличную жизнь. Никого уже не удивлял принесенный в школу нож, а в туалетах нередко валялись использованные шприцы. Те, кому удалось выжить в эти непростые времена, навсегда стали другими.
За углом школы в перемены часто собирались старшеклассники, чтобы выкурить одну сигарету на двоих, и если кто-то в этот момент был обладателем целой пачки, то сигареты мгновенно разлетались по рукам тех, кто не мог себе позволить их купить. Петр и сам нередко в выпускном классе оказывался здесь после уроков. Кашляя и не затягиваясь, он выпускал струйку дыма, чувствуя себя совсем взрослым, еще не понимая, что выглядит смешно и нелепо. В тот момент все казалось иначе. Сверстники хлопали по спине и признавали своим, что было крайне важно – ведь стать в этой жестокой среде изгоем было попросту опасно. С изгоями не хотел иметь дел никто, их чурались, как прокаженных. Петру всегда было жаль таких ребят и девчонок, он относился к ним с сожалением и, несмотря на негласный запрет школьного сообщества, заводил с ними дружбу и помогал им.
Много лет назад он предал одного такого парня. Подросток перешел из другой школы, попал в один класс с Петей и тут же стал мишенью для насмешек. Хулиганы так и норовили обидеть его: выбрасывали портфель в окно, запирали в туалете на перемене и просто избивали, подкарауливая после уроков. Однажды так вышло,
