с консоли небольшой подсвечник, запалила свечу, кивнула в сторону темного дверного проема:
— Пойдемте, сеньора, отыщем спальню. Вы с ног валитесь.
Джулия лишь покорно пошла за служанкой, прижимая к себе Лапушку. Он стал совсем неподъемным, и от этой ноши уже ломило руки.
Комнаты казались зловеще огромными, будто лишенными стен. Скупое пятно света выхватывало мраморные колонны, фрагменты шитых золотом драпировок, полированное дерево. Стук каблуков гулко и неуютно разносился в темноте. Наконец, Альба со скрипом толкнула створу очередной двери, и огонек свечи выхватил узорный балдахин на витых колоннах. Наконец-то. Альба прикрыла дверь, и Джулия, не осматриваясь, прошла к кровати и без сил опустилась на стеганое покрывало. Разжала руки, чувствуя ломоту. Лапушка лениво зевнул, потянулся и нехотя перешел на покрывало. Опасливо замер, вынюхивая ткань, поднял голову, поводя носом по воздуху и навострив огромные уши. И для него все здесь было незнакомым и чужим.
Альба тем временем тоже осматривалась. Обходила комнату, зажигала оставленные свечи. Обнаружила на сундуке новую льняную сорочку, украшенную вышивкой, и стопку полотенец. У стены, у холодного камина, вязанка поленьев, напротив — лохань и два ведра с водой. Но Джулия ничего этого не замечала. Ее неотступно преследовала мысль, что эта истеричная женщина, сеньора Соврано, будет рыться в ее вещах, будто она какая-то служанка, которую заподозрили в воровстве. Это было еще унизительнее того, что эта женщина устроила только что во дворе. Невыносимо. Но интуиция подсказывала, что все это — лишь незначительные пустяки в сравнении с тем, что ожидает впереди. Ни личного пространства, ни личных вещей. Джулия была благодарна смертельной усталости, потому что на особые эмоции просто не было сил. Ее будто выпотрошили. Не хотелось даже есть. Просто закрыть глаза, а открыв, обнаружить себя дома, в Лимозе, рядом с нянькой Теофилой. Лучше иметь дело с добрым десятком Паол, чем с матерью Фацио Соврано. В то время, как самому жениху нет до нее никакого дела. Единственное, что волнует его во всей этой ситуации — чтобы не было скандалов.
Веки тяжелели, закрывались, но вспуганный голос Альбы вырвал из этой спасительной дремоты:
— Сеньора! Сеньора Джулия, вы должны это видеть!
Глава 15
Альба стояла в нескольких шагах от фронтальной стены, подняла руку со свечей и задрала голову. Джулия потерла усталые глаза, слезла с кровати и подошла к замершей горничной. Проследила ее взгляд, но тут же невольно отстранилась.
На стене была огромная фреска, обрамленная нарисованной узорной рамой. Искусная тонкая работа с проработанным широким фризом, заполненным ложным монохромным барельефом с изображением людей и мифических животных. Ниже – фальшивые мраморные панели с картушами. Весь фактурный объем был нарисован на штукатурке чьей-то мастерской рукой, казался осязаемым и самым настоящим. Хотелось дотронуться и удостовериться, что глаза попросту обманывают, почувствовать под пальцами совершенно плоскую стену.
Джулия подняла голову и словно выглянула в открытое окно, чувствуя холодные порывы ветра. На картине было изображено множество нарядных фигур на фоне осеннего пейзажа. Тонкие ровные стволы сосен тянулись в ясное лазурное небо, щетинясь на концах густо-зелеными аккуратными щеточками хвои. Рядом золотились плодовые деревья. На утесе у горизонта виднелись «свечи» кипарисов, за которыми бликовала водная гладь, и стоящие на рейде суда с убранными парусами. Редкие опавшие листья рассыпались под ногами стоящих на все еще зеленой траве людей. Мужчины и женщины в богатых одеждах. Картинные позы, приветливые лица. Одна из улыбающихся дам, склонившая золотоволосую голову, неуловимо напоминала в неверном свете свечей Марену.
Сестра будто чудилась кругом. Наверное, потому, что ее отчаянно не хватало. Она привиделась в этой стервозной сеньоре Соврано, теперь здесь, на картине. И сердце сковало тревогой, точно в него забиралась морозная стужа. Как писать сестре из этой тюрьмы? Что писать? Ведь если эта сеньора Соврано и даст разрешение на переписку, то наверняка захочет читать каждое письмо. И отправленное, и присланное. Если она станет рыться в вещах, то что говорить о письмах!
Альба проследила взгляд Джулии:
— Похожа? Да, ведь, сеньора? Жуть, как похожа!
Джулия опустила голову:
— Здесь просто мало света. Все признанные красавицы похожи.
В глазах Альбы отражалось суеверное недоверие. Она лишь подняла свечу еще выше, пытаясь рассмотреть разницу:
— По мне — так вылитая!
Сама не понимая, почему, Джулия одернула руку служанки:
— Не выдумывай. Художник всегда рисует идеал. Господу было угодно сотворить сестру таким идеалом. Так чего удивительного, что каждый живописец его ищет в своем воображении и находит облик сестры?
— До такого сходства?
— Днем сама увидишь, что нет никакого сходства. Это все свечи и твоя фантазия.
Альба помолчала, с сомнением таращась на стену, наконец, повернулась, нахмурившись:
— Как вы думаете, сеньора, это праздник? На картине?
Джулия лишь пожала плечами:
— Почему ты спрашиваешь?
Альба повторила жест:
— Не знаю… Не по себе мне от нее. Вроде, люди радуются чему-то, а на душе будто кошки скребут. Будто кто ставни не закрыл, и с улицы сквозит. Хоть режьте меня!
Джулия поежилась, потерла предплечья, чувствуя то же самое:
— Не выдумывай, Альба. Что-то воображение у тебя совсем от усталости разыгралось. Сквозит, потому что наверняка где-то щели. Или впрямь ставни неплотно прикрыты. Думаю, ночи здесь все равно прохладные, хоть и юг. Растопи, лучше, камин, мне тоже зябко.
Альба кивнула:
— И то правда, сеньора. Ведь знали, что едем. Могли и свечи разжечь, и комнату протопить. Все какая-никакая забота. А то швырнули, как слепых котят в яму, а дальше — как знаете. Чтобы сеньора Паола когда так гостей привечала! Да никогда в жизни! Вся на изнанку вывернется и челядь изведет, лишь бы все честь по чести, как положено в благородном доме.
Джулия опустила голову, нервно оправила юбку:
— Не надо, Альба. Ведь ты сама все видела и все слышала. Ведь видела?
Альба кивнула:
— С этим стояли. А этот — будто для того и был приставлен, чтобы схватить, если я надумаю свою сеньору защищать. И, ведь, схватил, паразит! И держал! Вот! — она вытянула сжатую в кулак руку, покрутила, что-то демонстрируя; но на руке не было ни следа. — Думала, оторвет. Так бы и врезала по роже, чтобы в другой раз неповадно было, ну так вспомнила, что третьего дня обещание вам дала. И стерпела.
Джулия схватила ее за руку:
— Альба, пообещай мне еще раз. Всем святым заклинаю! Не задираться ни с кем в этом проклятом доме. Слышишь? Не
