тебя, эффект от нее неизменный. – И, подмигнув Элейн, добавила: – Она всегда срабатывает.
Дениз в шутку закатила глаза.
Воспользовавшись другим входом, они прошли по веренице трабулей и лестниц и вернулись во внутренний дворик на улице Алжери. Заглянув в почтовый ящик, Элейн обнаружила там маленький конверт и схватила его, ощутив, как сердце в груди подпрыгнуло, но открыла конверт, только оказавшись в безопасных стенах. Она сразу узнала наклонный почерк Этьена, но, увы, записка не имела отношения к Жозефу.
«Ты переезжаешь к “кузине”; адрес: улица Лантерн, 21, второй этаж, налево. Твои вещи я пришлю».
Последнее означало, что на новой квартире Элейн, возможно, задержится дольше, чем на одну ночь. Этьен великодушно хранил ее пожитки у себя, чтобы она могла перемещаться между временными пристанищами налегке, пока ей не найдут постоянное жилье. Куда проще переезжать с сумкой и парой платьев, чем таскать с собой по городу кучу вещей.
Мысль о том, что не придется каждый вечер заселяться в незнакомый дом, принесла Элейн куда большее облегчение, чем она ожидала. Всегда требовалось время, чтобы привыкнуть к новому месту, к запахам и звукам, даже к кровати, и эта бесконечная карусель действовала на нервы. Элейн уже была измотана от напряжения.
И хотя ее обрадовала перспектива получить постоянное место жительства, она с куда большей благодарностью приняла бы новость, что Жозеф благополучно выпущен на свободу.
* * *
Вечером, уставшая, Элейн преодолела два лестничных пролета, ведущих к указанной в записке квартире, ожидая увидеть комнату с голыми стенами, минимумом мебели и бугристым матрасом на постели – в общем, как обычно. Она деликатно постучала в дверь, стараясь не замечать аромат горячего ужина и бурчание в собственном животе.
– Oui? – донеслось из квартиры.
– Это кузина Элейн.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла миниатюрная женщина в черном платье, спускавшемся до тонких лодыжек. Губы женщины дрогнули в улыбке, не затронувшей глубоких карих глаз.
– Ах, да, Элейн. Рада видеть тебя, кузина, заходи.
Эту сцену Элейн разыгрывала много раз: в тех случаях, когда на конспиративной квартире кто-то жил – друг или родственник кого-то из членов Сопротивления. Но не менее часто бывало и так, что Элейн проводила ночь в совершенно пустом доме, в тишине. Конечно, в задачу хозяев жилища не входило развлечение гостей, но присутствие другого человека все-таки скрашивало ее одиночество.
Хозяйка распахнула дверь шире, и за ней открылась скромная, но ухоженная квартира, при виде которой Элейн пронзила тоска по собственному дому. Внутри аромат пищи стал сильнее, чем в коридоре. Кажется, пахло колбасой.
Элейн незаметно вдохнула поглубже, словно могла наесться одним этим запахом.
Да, определенно колбаса.
– Меня зовут Манон, – сказала хозяйка. – Насколько я понимаю, вы поживете у меня какое-то время. Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
Элейн кивнула в знак благодарности и последовала за хозяйкой. Они прошли через гостиную, где стоял синий бархатный диван и пианино, уставленное фотографиями в рамках; тяжелые гардины в цвет дивана все еще обрамляли окна, хотя большинство француженок давно бы уже пустили их на пальто. Комната, отведенная Элейн, оказалась узкой, с камином (бездействующим), но с пышным пуховым одеялом на кровати. Рядом с дверью стояла коробка, по всей видимости, с теми вещами, которые обещал прислать Этьен.
– Когда устроитесь здесь, приходите на кухню, я оставлю вам ужин, – сообщила Манон. – Ведь вы, полагаю, голодны.
Она не спрашивала – за исключением немцев все вокруг голодали. Но до сих пор никто из тех, кто давал Элейн приют, не проявлял подобной заботы, предоставляя ей самостоятельно добывать еду на черном рынке или в бесконечных очередях за пайком.
– Я недавно перехватила хлеба, – соврала Элейн. Манон была буквальной иллюстрацией выражения «птичьи кости»; казалось чудом, что такая тонкая шея выдерживает тяжесть головы, поэтому Элейн никогда не взяла бы у нее ни крошки.
Но Манон красноречиво сложила руки на груди.
– Папа Римский постановил отпускать всем грех покупок на черном рынке, он знает, что тут голод. – Уголки ее губ дрогнули, словно она хотела улыбнуться, но сил не хватило. – Эта порция для вас.
Элейн заморгала от растерянности перед подобной щедростью.
– Благодарю, я сейчас.
Манон ушла, предоставив Элейн обустраиваться. Открыв коробку, она в самом деле обнаружила свою одежду – ту, что осталась с эпохи до введения карточек, выцветшую, изношенную. Но все-таки возможность положить и повесить ее в шкаф, а не пихать в мешок, словно бездомный бродяга, доставила Элейн огромное удовольствие.
Направляясь на кухню, она помедлила в гостиной, чтобы взглянуть на фотографии на пианино. С большинства снимков на Элейн с улыбкой смотрели мужчина и женщина, на нескольких она заметила малыша с ямочками на щеках и темным ежиком волос. Не с первого взгляда Элейн признала Манон в женщине на фото: та была полнее, но самое главное – широко улыбалась, и глаза ее искрились радостью.
В прежние времена Элейн расспросила бы о мужчине и малыше, о том, куда они пропали, и почему хозяйка живет одна. Но подобные разговоры остались в прошлом: сейчас чем меньше она знала о тех, кто ее приютил, тем лучше.
Элейн выпрямилась и прошла на кухню, где Манон поставила перед ней тарелку с двумя жирными колбасками с чечевицей, несколькими вареными клубнями топинамбура и тонким ломтем хлеба – настоящий пир. Элейн съела все, кроме хлеба – но не потому, что наелась, а потому что хотела приберечь его для Жозефа. Она не знала, получает он ее посылки или нет, но дело того стоило.
Теперь она постоянно думала о муже – то переживала, как долго его еще будут держать в тюрьме, то предвкушала их встречу. Даже забравшись в постель с пышными подушками и укрывшись тяжелым одеялом, она стыдила себя за то, что наслаждается подобными удобствами, в то время как Жозеф мучается в тюрьме.
Дениз заявила, что Элейн еще не получила должной подготовки, чтобы организовать его освобождение. К сожалению, с этим нельзя было поспорить – но зато такая подготовка имелась у Этьена. Поэтому Элейн решила – как только она закончит задание, которое ей назначат на завтра, она отправится к Этьену и потребует сделать все, что в его силах, чтобы ускорить освобождение мужа. И если понадобится, сама придет на помощь.
Глава седьмая
Ава
Но ПНЗГ за Авой так и не пришли, сосед тоже не вернулся. Следующий день перетек в неделю, и еще одну, и еще, а в квартире напротив, к сожалению, так никто и не появлялся.
Этим утром солнце поглаживало своими
