пролитой кровью и опиумным настоем, он потерял контроль над своим телом. Ракшас не замедлил этим воспользоваться. Руками Каали Сенга демон начертил на пыльном полу хижины девятиконечную звезду, окропил ее кровью очередного айлакского крестьянина и заставил уста жреца произнести нужные заклинания.
Получив свободу, ракшас прекратил донимать Каали Сенга, зато Йоналишарма усилила натиск, и, чтобы избавиться от ее постоянного присутствия, жрец провел еще один ритуал призыва – на сей раз по собственной воле. В момент катарсиса, когда Йоналишарма обрела воплощение и покинула разум Каали Сенга, в хижину ворвались воины культа во главе с отцом. Каали Раха не пожалел сына. Он был приговорен к сожжению на костре в честь Черной Матери. В ожидании участи Каали Сенг провел два дня и две ночи, а к рассвету судного дня ему явился Далиравара. В руке ракшас держал голову отца.
– Мои обещания – не пустой звук, смертный, – заявил демон, рассекая прутья узилища.
***
В Ай-Лаке было всего два крупных города и около десятка мелких. Девять десятых населения жило по деревням и крепостям-монастырям, где вело скучную, но относительно безопасную жизнь. Эльветийские отряды распределялись по густонаселенной сельской местности безо всякой логики. В иных провинциях стояло по четыре гарнизона, где-то не было ни одного.
Каали Сенг направился в Кахой Дхат, крошечный город на северном побережье Бирюзового Драконова моря. Он преследовал сразу две цели: оказаться подальше от бывших соплеменников и продать свои немногочисленные, но весьма примечательные умения эльветийцам.
Белокожие устроили свое укрепление из старинного дворца императорского наместника. Восьмиугольник, положенный в основу стен, за годы владычества Эльвеции оброс башенками, надстройками и уродливыми зубцами. Священные принципы архитектуры благоденствия, которыми руководствовались проектировщики древности, оказались недействительны в эпоху пара, пороха, электричества и металла, но, несмотря на это, от надежной ограды против враждебного и загнанного эльветийской петлей айлакского народа завоеватели отказываться не стали.
Наготу добредшего до Кахой Дхата смуглого молодого человека прикрывали лишь обрывки ритуального облачения жертвы Каали. За одним плечом у него стоял высокий мужчина, чье лицо скрывала соломенная шляпа с непроницаемой вуалью, за другим – соблазнительная девушка в алом сари. Удивительно, но одежда спутников странника, в отличие от его собственной, не истрепалась и не покрылась грязью. Проницательный ум мог бы заподозрить среди причин этого магию, но разве возможно отыскать проницательных людей среди забитых рисоводов, рыбаков да изнемогающих от жары и отупевших от безнаказанности солдат?..
Обойдя на счастье восемь граней дворцовых стен и пролив в каждом из углов по нескольку капель крови – на сей раз не человеческой, а петушиной, купленной на рынке, – Каали Сенг вместе со своими необычными компаньонами отправился прямиком к коменданту. Там его постигло первое разочарование. Эльветиец отказался даже рассматривать просьбу о записи в отряд туземного жителя. Напрасно Каали Сенг становился на колени, клялся в верности Его Величеству Луи-Огюсту (да хранят его Всевечный Отец, Мать Каали и все пятнадцать Великих добрых духов) и порывался продемонстрировать владение мечом один на один против любого поединщика. Строгий мужчина в нелепом узком мундире и кепи приказал выставить его за врата крепости и наказать, задумай он вновь приблизиться к ним.
Так начался полугодичный период жизни на улицах. Голодная смерть Каали Сенгу не грозила – красть и грабить он научился довольно скоро, – а Йоналишарма и Далиравара в пище не нуждались вовсе. Открыв, что ракшасы бездействовали, когда он испытывал нужду, пребывал в растерянности или печали, Каали Сенг начал экспериментировать. Демонами можно управлять, решил он. Как бы ни стремились они к независимости, чувства, настроение и помыслы смертного, призвавшего их в мир, передаются им и являются двигателем их действий.
– Где грань между мной и тобой? – спрашивал Каали Сенг Далиравару, когда очередной бессонной ночью в поисках укрытия они бродили по закоулкам рыбацкого квартала Кахой Дхата. – Разве не я твой хозяин и разве не страшишься ты вернуться в ад, породивший тебя?
– Ты не первый из проводников, – уклончиво отвечал ракшас, но в его словах Каали Сенг находил удовлетворение: демону явно нравилось в плотском мире.
– Ты не обещала бы мне ласки и наслаждение, не будь у тебя жгучего желания обрести тело. – говорил он, поворачиваясь к Йоналишарме.
– Все мы дети желания, – дала ответ демонесса, кокетливо прикрывая губы ладонью, но Каали Сенг знал, что за этим жестом кроется нечто большее.
– Вы обязаны мне. Это не я стану великим благодаря вам, а наоборот. Моя воля даст вам то, чего вы ищете здесь, в чуждом для вашего рода мире.
Произнося эти слова, он уже не сомневался в своей правоте. Ракшасами управляли чувства примитивные и легко поддающиеся грамотной ментальной обработке. Злость и похоть. Что могло быть проще для человека с такой судьбой, как у Каали Сенга, чем дать Йоналишарме и Далираваре именно то, чего они жаждали! Гневаться было легко. Вожделеть – еще легче. Но, только научившись правильно гневаться и желать, Каали Сенг начал добиваться успеха.
Эльветийский ревизор Филипп де Валансьен прибыл в Кахой Дхат на исходе сезона дождей и стал первым из чиновником, добравшимся до маленького порта. Уже это делало ему честь, о чем судачили люди на рыбном рынке. Комендант Дарфур, при всем его наплевательском отношении к делам вверенного ему города, не забывал самого главного: устанавливать все новые и новые поборы с минимальных доходов рыбаков и торговцев. На поддержание форта уходила едва ли четверть собиравшихся денег; остальное оседало в карманах офицеров и служило в основном карточными ставками.
Каали Сенга не особо волновали дела светлокожих. После отказа коменданта он вообще не имел с ними дел. Взять с него было нечего: денег он предусмотрительно не копил и не зарабатывал, а все необходимое для жизни со временем научился добывать, управляя ракшасами. Визит де Валансьена Каали Сенгу поначалу не приносил ни пользы, ни вреда. Солдат на улицах стало чуть больше, подобраться к дворцу – чуть сложнее, но ни одно, ни другое обстоятельство не изменило его образа жизни.
Все изменилось, когда ревизия подошла к завершению, и де Валансьен отважился – еще один повод для уважения горожан – выйти на самую просторную площадь Кахой Дхата и обратиться с речью к айлакцам. Интереса ради отправился поглазеть
