произношу я, указывая пальцем на Андраника. — Вот так храбрец!
— А сам-то чего в меня вцепился? — спрашивает Гилберт.
— Я это… ты же сам в прошлый раз говорил, мол, отступайте назад, не мешайте мне сражаться, — бормочу я, отползая в сторону. — Так что я всего лишь придерживался первоначального плана.
Затем я тяну к себе блюдо. В нём несколько крупных рыбин, не разделанных и даже не очищенных, запечённых целиком. И о соли, само собой, здесь тоже никто не слышал, но рыба всё равно вкусная.
— Гилберт, кажется, ты рыбу не любишь? — с надеждой спрашиваю я.
— Даже не мечтай, — отвечает он. — Мы все здесь голодные, не только ты один.
Что поделать, приходится поделиться с остальными. Даже удивительно, как много могут съесть тощие коротышки вроде Андраника и Тилли. По справедливости, их порции стоило бы уменьшить вдвое.
После еды Гилберт ненадолго выходит наружу, чтобы очистить блюдо при помощи снега. Вскоре он зовёт и нас на что-то поглядеть.
Снежная буря улеглась. Над пустынной равниной протянулось небо, черное, как траурный бархат, и по этой черноте разлился зелёный свет. Он зародился вдали, у горизонта, и растёкся выше. Там, где край зелёного смешался с чёрным, возник глубокий синий оттенок.
— Как красиво! — ахает Тилли.
— Думаете, где-то там живёт гигантский светлячок? — предполагаю я.
— Н-надеюсь, что н-нет, — бормочет Андраник.
Тут я вспоминаю о Старой Аннеке и озираюсь по сторонам. Теперь-то известно, что зверь ручной, но встречаться с ним мне всё равно не хотелось бы.
Однако кошки нигде не видно. Зато я замечаю пару ледяных домов чуть поодаль — один слабо светится изнутри и из дыры в крыше валит дым, второй же тёмен. Слева от нас мрачной громадой высятся скалы. Где-то там отец. Но где же Нела?
Впрочем, я ощущаю, что порядком замёрз, потому спешу вернуться к тёплому очагу. Мои спутники вскоре тоже заползают в дом. Мы немного спорим из-за одеял (люди иногда могут быть такими жадными!), затем устраиваемся поуютнее и засыпаем.
Утро здесь начинается рано. Выйдя наружу, я вижу, что небо ещё даже не просветлело, однако хозяева дома уже принялись за работу. Нииуш, уложив топорик и снасти для рыбной ловли на небольшие сани, куда-то уходит. Туула же, подбросив в огонь охапку сухих тонких ветвей, принимается вязать из шерсти костяным крючком.
Тилли не даёт ей покоя: девчонке не терпится понять, как из серых и белых нитей рождаются узоры. Она зарисовывает что-то в своём альбоме, мусоля карандаш, и то и дело придвигает лицо так близко к вязаному полотну, что я не удивлюсь, если крючок при очередном движении захватит кончик её носа вместо нити.
Туула при этом проявляет поразительное терпение. Вместо того, чтобы пнуть Тилли, она ей даже что-то неторопливо поясняет.
Андраник продолжает сладко спать. Гилберт по просьбе Туулы варит какую-то бурду в котелке над огнём, и по всему помещению растекается приятный запах хвои. Я же нашёл у одеяла распустившийся край и проверяю, нитка какой длины уместится в носу Андраника.
— А-апчхи! — наконец громко говорит тот и просыпается, по-детски потирая глаза кулачками. Я принимаю невинный вид. Гилберт отчего-то вздыхает у огня, укоризненно на меня глядя.
— Закипело? Разливай по кружкам, — говорит Гилберту старуха. — Против холода нет лучше этого питья.
Отвар слегка горчит, но отлично согревает. А ещё, я уверен, он помогает от простуды, потому что мы хоть и перемёрзли накануне, но не заболели, и даже доходяга Андраник выглядит здоровым.
Когда я допиваю вторую кружку, тяжёлые ковры у входа откидываются, и внутрь заглядывает старик. Сперва мне кажется, что это Нииуш, уж очень они похожи, но у этого меньше седины, а волосы длиннее и заплетены в две косы.
— Йарру! — радуется наша хозяйка. — Проходи. Видишь, все уже встали.
— Мясо вот принёс, — сообщает пришедший и втаскивает ободранную тушу какого-то крупного копытного. — Приготовишь?
— Баран? — спрашивает Туула, откладывая в сторону вязание и засучивая рукава.
— Фьок охотился, — кивает Йарру. — Отсыпается теперь.
Туула насаживает тушу на огромный вертел, а Йарру молча садится в углу, и пока мясо жарится, никто из них не произносит ни слова. Тилли что-то зарисовывает в альбом, Гилберт давно уже сообщил, что выйдет ненадолго, и с тех пор его не видать, а Андраник умудрился вновь уснуть, и я отчаянно скучаю.
Когда я пересчитал уже все ковры (четыре белых, восемь серых, шесть тёмно-серых) и все шкуры (их двенадцать, и принадлежали они, наверное, козам и баранам), наконец возвращаются Гилберт и Нииуш. Они приносят рыбу и хворост.
Вскоре наступает благословенное время трапезы. Когда с едой покончено, Туула встаёт и говорит нам:
— Теперь можно в храм.
Глава 12. Жаль, что суть пророчеств вечно не ясна
Каждому из нас дают высокие меховые сапоги такого размера, что подошли бы для великанов. Я ожидаю, что они при каждом шаге будут сваливаться с ног, но благодаря толстым шерстяным носкам этого не происходит.
Вязаные рубахи без застёжек отлично греют, а ещё мы получаем пёструю верхнюю одежду из кусочков шкур. Двигаться во всём этом тяжело и неудобно, зато очень тепло, хоть спи прямо на снегу.
Туула ведёт нас к горам. Поднявшись по ступеням, вырубленным во льду, она с трудом отодвигает плоский камень. За ним темнеет вход.
Старуха входит первой, мы следуем за ней. Миновав короткий сумрачный коридор, мы оказываемся в зале правильной квадратной формы. Здесь довольно светло, и поднимая глаза, я понимаю, почему. Над головой не камень, а ровный отшлифованный лёд.
Тилли приходит в восторг.
— Как это сделали? — сыплет она вопросами. — Плиту сперва отлили, а затем поднимали? Или натягивали временный потолок, который равномерно заливали водой сверху? Как красиво, как точно всё выверено!
Нас же больше занимает то, что мы видим у дальней стены зала. На ледяном постаменте стоит, укреплённая снегом и льдом, чёрная фигура с рукой, поднятой вверх. Часть руки между кистью и локтем пострадала, и её заменяет обледеневший снег. А кисть, видимо, та самая, которую мы отыскали у подземной реки.
— К-как вы д-думаете, это… — шепчет Андраник и пятится. Гилберт, наоборот, решительно шагает вперёд.
— Храм стоит сотни лет. Кто и как его возвёл, неведомо, — хрипло отвечает Туула. — Я привела вас сюда, чтобы рассказать о пророчестве.
— О пророчестве? — любопытствует Тилли. — Хочу скорее узнать. Ой, а что это там такое…
Судя по всему, нам посчастливилось найти Рэналфа (то, что от него осталось). Я даже жалею, что так плотно позавтракал: еда комком подкатывает к горлу, когда я смотрю на обуглившееся тело, покрытое
