пуленепробиваемое стекло!
Не могу найти, за что зацепиться, что возненавидеть в ней…
Сказать по-чесноку, взял заказ не только из-за денег, всегда хотелось узнать поближе девчонку, что стала Амирхановой ближе Карины.
Подходить без дела, для себя, было в лом, всегда находились отмазки, а вот когда не для себя — другой вопрос.
Она не такая, как Зарина…
Амирханова — огонь, вулкан. Пожар. Затушить её всегда было просто, впрочем, как и разжечь. Спесива, часто высокомерна и заносчива. С детства была такой и почти не изменилась. И взглядом испепелить может, выжечь дотла.
Но… умеет ценить и дорожить своим, будет сражаться за него до конца, даже в рукопашную пойдёт, если нужно.
Белова — вода, которая везде найдёт дорогу. У неё почти со всеми хорошие отношения, всегда старается помочь, в этом её сила и проклятье, ведь можно пользоваться.
Хотя… «нет» сказать тоже умеет, меня с завтраком лихо отшила!
Глаза…слишком взрослые что ли. С ней явно давно перестали сюсюкаться, если верить Карине, мать-юрист спуску не давала, рано научила, что такое «хорошо», а что такое «плохо» и что за это бывает.
Зарина всегда хотела казаться сильнее, неприступнее, чем есть. Василина… неприступная сама по себе, от природы.
И всё же, как они сошлись?
— И Артём не смог решить задачу? — из раздумий вырывает недоверчивый вопрос Беловой, которая уже минут пятнадцать болтает с подружкой своей.
На том конце провода Зарина что-то без умолку щебечет, это у неё тоже с детства, как пойдёт рассказывать, хрен остановишь. Раньше я готов был слушать её часами…
— А ты кровожадна, Амирханова! — заливисто отсмеявшись, проговорила Василина.
Она стоит ко мне спиной, зажав телефон между щекой и плечом, и прибирает столешницу гарнитура.
Особняк у Беловых, конечно, полный шик, даже у моего папашки в своё время не хватило денег, чтобы всё довести до ума. А тут… сарай ханский, не иначе, хотя не вычурно, не броско.
Мда, девчонка из неприлично богатых, таких даже у нас в городе по пальцам одной руки пересчитать можно.
— Нельзя так издеваться над своим же одноклассником! — отчитывает подругу Белова.
Та ей что-то начинает задвигать, Василина неодобрительно машет головой, но не перебивает.
Ещё и терпеливая…
— Ты куда? — заметив моё поползновение в сторону лестницы, Василина, схватила меня за рукав, отодвинув телефон как можно дальше от лица.
— Хотел комнату твою посмотреть, — шёпотом говорю я, не хочу раньше времени навлекать на Белову гнев её подружки.
— Нет, здесь будь! — властно шепчет в ответ, взглядом показывая на стул.
— Аллё, приём, Белова, ты меня вообще слушаешь? — недовольно спрашивают на том проводе.
— Да, конечно, слушаю. Перевариваю просто…
Ещё раз зыркнув на меня, Василина отворачивается, возвращаясь к раковине.
— Я пойду, — подхожу к ней со спины и, наклонившись чуть ближе, шепчу в ухо, свободное от вещания Амирхановой.
Василина вздрагивает от неожиданности. Да, определённо только от неожиданности, не стоит обольщаться.
Так, тормоз! Это ещё что за мысли?!
— Зарин, через две минуты перезвоню, — быстро говорит она и отбивает звонок.
Разворачивается ко мне, оказываясь слишком близко. Замираю, а надо бы сделать шаг назад, но не могу. Сердце заходится рванным ритмом, коротит так, что хочется самому себе затрещину дать.
— Спасибо за ужин и подготовку. Пойдём, провожу, — спокойно и невозмутимо говорит Белова.
Ровный голос, непроницаемый взгляд. Охренеть! Неужели её не берёт даже то, что между нами какие-то миллиметры?!
Стекло…непробиваемое!!!
Она не такая, как Зарина…
Киваю и, натянув маску самодовольного мерзавца, отступаю, чтобы пропустить хозяйку.
Нужно срочно покинуть этот дом!
25. Василина
— Если Артём тебе нравится, не думаю, что стоит его опускать…задирать точнее, — устало говорю я, пытаясь вразумить Зарину и не задеть за живое.
— Ничего, таким полезно! — отвечает подруга, словно не мне, а самому Конову, но не оправдывается, а снова задирается.
— Слушай, Зарин, он нормальный пацан, в меру умный и спортивный. Не нужно клевать его волю, может не выдержать твои подколы!
— Грош цена тогда ему и его Олимпиаде, — не сдаётся Амирханова, словно свою медаль проигрывает.
И я с отчаянием понимаю, что в последнее время совсем её не узнаю. Ну, не была она такой.
Ведь не была?
Атласов ушёл ближе к одиннадцати, остаться ему не дала и про всякие завтраки сказала сразу забыть. И хоть вечер с ним нельзя назвать спокойным, но вот на часах почти двенадцать, а разговор с подругой вымотал меня больше, чем требовательный опрос Родиона.
И я не могу сама себе объяснить, почему…
— Не на то тратишь энергию, Амирханова… — утомлённо перечу я, потому что Артём действительно порядочный и не заслуживает вакханалии, которую ему пытается обеспечить Зарина.
— Не учи жить, Белова! Кстати, я сегодня ему мельком так намекнула, что благодарна за Лампу, а он, прикинь, включил тугодума!
Нервно сглатываю. Нужно распутать затянувшуюся неправду, момент как раз подходящий…
— Зарин, я хотела тебе сказать…
— Этот что, был у тебя? — перебивает меня Зарина, голос её дрожит от лихорадочного возбуждения.
— Кто? — задаю наитупейший для такого момента вопрос, чтобы потянуть время.
Сама с ноутбука открываю Лампу и вижу последнюю запись: фотографию с подписью «Амирханова не переживёт…»
А на снимке мы с Атласовым, я держу калитку, а он закатывает мотоцикл к нам во двор.
— Дуру не включай! — цедит Зарина, сгорая от возмущения.
— Да, был, — признаюсь, не видя смысла отпираться.
Неужели он приезжал специально? Ради вот такой фотки и похабной подписи к ней? Разве может человек, приготовивший ужин, провозившийся со мной подготовкой к истории, быть настолько подлым?
— И что вы делали? — язвительно интересуется Зарина.
Если я сейчас признаюсь, что ту запись удалил Атласов, это будет означать, что и последнюю выставил он…
— Занимались историей, — так же ровно и правдиво отвечаю я.
Хватит с меня всех этих полуправд, которые превращаются в паутину лжи и затягивают нас с Зариной в свои сети.
— Ага, конечно! — фыркает, а я ставлю разговор на громкую связь, кладу телефон перед собой и прикрываю глаза.
Голова раскалывается, словно кто-то бьёт по ней молотом Тора. Растираю пальцами виски, пытаясь унять адскую боль.
— Думай, как хочешь, — сглатываю, горло вмиг пересохло. — Я только не могу понять, почему тебя это злит? Неужели подпись к фото правда, и ты не можешь пережить, что я общаюсь с Атласовым?
Знаю, что дорого обойдётся мне эта прямолинейность, но хочется вывести Зарину на откровения. Ведь тоже что-то скрывает, упорно, настырно, как умеет только она.
Мне бы сейчас что-нибудь успокаивающего, а не разговор по душам, но, видимо, я скрытый мазохист.
— Да потому
