она. — На улице совсем рассвело.
— Да, да, иди, — отрешенно произнес Рогов. — Провожать тебя, прости, не буду: в голове такой сумбур, что хочется просто застрелиться.
— Тогда прощайте, — сказала Рита.
— Прощай, — ответил ей Рогов.
Он даже не повернулся к ней. Говорил, продолжая смотреть в окно. Он даже не знал, что можно еще сказать. Да и нужны ли сейчас какие-нибудь слова? Они в таких ситуациях банальны до тошноты.
Что их с Ритой, в сущности, связывает: постель, опасность, душевные волнения? Ничего. Их ничего не связывает. Да и могло ли связать? У них разные взгляды на жизнь, разный опыт, разные желания и потребности. Ей будет с ним скучно, ему — томительно. Он во многом разочаровался в жизни, она еще полна молодости. Ему вечером хочется обязательно прилечь, ей, может быть, размять ноги на танцах. Ему посмотреть телевизор, ей — встретить рассвет. Они разные, поэтому даже изначально не могли соединиться, а если и прикоснулись друг к другу, то только по ужасной нелепости, бессмысленно, пытаясь, скорее всего, заглушить в себе эту бессмысленность, пустоту, чем обнаружить её.
Она уйдет. Уйдет так же, как и пришла, без его мысли о ней. Он не встречал её и не провожает. Так, словно её и не было. Нет. Не существует. Есть март, он, Марта, их четверг, его уютные вечера и ничего больше. Ничего больше нет и не надо…
9
За окном поднялся рассвет, привычно прогудела фабричная сирена, и соседские часы отбили шесть. Скоро на работу. Рогов подумал о том, что после такой безумной ночи ему вряд ли будет легко над чем-нибудь сосредоточиться. Скорее всего, он выпросит у начальника отдела отгул, тем более недавно из командировки, отлежится дома, а вечером наведается к Марте. Она, в сущности, не такая уж и обидчивая, отойдет, простит. И снова будут спокойные, безмятежные вечера, снова будет четверг, вино, корейские салаты и неудержимая в своем увядании, жадная до всякой ласки Марта.
Какая все-таки замечательная жизнь, когда в ней ничего не нужно предугадывать, все течет медленно и нерушимо, без волнений и переживаний, без сердечной боли и неврозов. Всё заранее известно, всё однообразно и постоянно, шаг за шагом, день за днем — тихое счастье…
И тут неожиданно в его голове вспыхнули слова Риты:
«И тогда я проснулась с ощущением неземного блаженства, поднялась и устремилась за ангелом, который не выпускал моей ладони из своей руки. И он увлек меня за собою в небесную высь, и я поняла, что только ради этого мгновенья и страдала, только ради этого часа и жила»…
От зазвучавших по-новому слов Риты Рогову стало не по себе. Что-то острое кольнуло его в сердце. Покой, блаженство, умиротворение, — какими приторными вдруг показались ему эти слова. Неужели он, человек страсти, человек жизни мог поменять на них свою суть? И разве не Рите он обязан этой встряской, этой хирургической операцией, сделавшей его вновь зрячим? Быть может, сама судьба послала Риту ему в проводники. Открыть, наконец, глаза, скинуть шоры, промыть мозги и очистить сердце от шелухи. И он окажется последним болваном, если не вернет ее, не остановит, не воспользуется шансом начать всё заново, с чистого листа. Судьба редко подмигивает дважды.
И Рогов словно стряхнул с себя остатки прежних сомнений. Он стремительно выбежал из квартиры, выскочил из подъезда, метнулся в один соседний двор, потом в другой в надежде отыскать Риту, но девушка как в воду канула. Неужели он ее упустил? Прошло каких-то десять-пятнадцать минут, она не могла далеко уйти. Разве что взяла такси…
Рогов потерянно обвел глазами улицу. Неподалеку в сквере какой-то мужчина выгуливал собаку. Небо сплошь затянуло серой пеленой. День обещался быть скверным. В такие дни и жить не хочется.
Рогов уныло побрел обратно. Жизнь в который раз сыграла с ним злую шутку, в который раз обнадежила его, а потом опустила на землю. Но что он должен был сделать? Удержать Риту или не расстраивать Марту? Судьба ему предоставила выбор, а он не выбрал, потеряв обеих женщин.
Тут Рогов услышал, как в одной из подворотен кто-то глухо вскрикнул. Ему не показалось. Крик раздался, хоть потом и пропал. Может, это она?
Рогов поспешил на звук. Крикнувшей действительно оказалась Рита, прижатая к стене дома какими-то верзилами, пытавшимися оттеснить ее в темноту. Выходит, она ничего не лгала, ее на самом деле поджидали. А он верил ей с трудом.
— Ну-ка отпустите её, сволочи! — даже не думая о последствиях, крикнул Рогов и тут же кинулся на ближайшего, мордатого, с торчащим из-под темной спортивной шапочки вихром.
— Это еще кто? — недоуменно спросил тот, но был моментально сбит Роговым с ног.
— А, сучка, защитничка нашла? — процедил сквозь зубы второй, желтый, скуластый, и неожиданно выхватил из кармана нож-бабочку. Костлявая рука виртуозно заиграла ним. Но Рогов, сбивший с ног первого, уже несся на скуластого и, не дав и опомниться, резко отбил руку с ножом и тут же что есть силы заехал ему в челюсть правой.
Скуластый упал, но поднялся мордатый, в его руке тоже блеснуло стальное лезвие, однако и оно не испугало Рогова. Он почувствовал, что пришел его час, час, когда нужно все-таки решить для себя раз и навсегда, кто ты, что на самом деле собой представляешь.
В то же время оставленная без присмотра Рита закричала что было сил, за нею заголосила какая-то прохожая, случайно свернувшая сюда.
Истошные крики женщин испугали нападавших, и они, подхватившись, бросились бежать. Правда, мордатый все-таки успел дотянуться до Рогова и ткнуть его ножом под ребра, а скуластый бросить Рите: «Мы тебя еще достанем, сука!» Но уже то, что девушка осталась жива, успокоило Рогова. И хотя у него все сразу поплыло перед глазами, и Ритин зов на помощь стал постепенно глохнуть, сквозь угасающее сознание к нему добрались слова, наполнившие теплом и светом:
— Все будет хорошо, милый, потерпи немножко, мы еще соберем с тобой всех твоих друзей и обязательно, обязательно споем. Вместе.
И еще большего света добавила прежняя фраза: «Ради этого мгновения я только и страдала, ради этого часа только и жила…»
