Принесли хоронить Лариску. Гнатюк осмотрелся и нашел Еву. Вся в черном, она стояла далеко и смотрела в другую сторону.
Мальчики в белых рубашках подошли к самой немногочисленной группе. Ева не слышала, что там говорили, но хорошо видела, как после переговоров с женщиной у открытой ямы они забеспокоились, кинулись к небольшому закрытому гробу и открыли его. Потом они повели себя совсем странно. Достали оружие и приказали всем лечь на землю. Послышались возмущенные женские крики, но все легли. Ева посмотрела на усатого, он сосредоточенно грыз травинку. Один из «галстуков» держал под прицелом лежащих, другой побежал за молодыми парнями и девушкой, снимавшей такое интересное зрелище. Ева увидела, как петляет между могил, подбегая к ней, фотограф в кепке козырьком назад. Она сделала два шага в его сторону, отвернулась, отметив, что гроб с Лариской уже опустили, и небрежно выставила ногу в черной длинной туфле на звук прерывистого дыхания.
Парень с фотоаппаратом упал. Ева наклонилась, чуть приподняла вуаль и посмотрела в удивленные серые глаза. Глаза расширились, как будто он увидел привидение, парень замер и даже перестал дышать. Поэтому Ева без всякого сопротивления вытащила у него из фотоаппарата пленку, пустила ее, размахнувшись, в полет и сказала:
— Я плохо получаюсь на фотографиях, извини.
Она ушла к своим, а лежащему парню скрутил руки подбежавший фээсбэшник.
Майор Карпелов в это время уже шел к дороге, предоставив Мише Январю самому скрыться с места происшествия на заранее заготовленном велосипеде. Там он дал знак двум мотоциклистам, и они спокойно повели велосипедистов, сбежавших с опасных похорон собаки Харитона, — девушку с распущенными волосами и фотоаппаратом на груди и ее напарника с конским хвостом и большой поповской бородой.
Муж Ларисы Комлевой, потеющий здоровяк с наметившимся брюшком, но все еще густыми вьющимися волосами, старался держаться подальше от коллег своей жены. Он то и дело вытирал большим носовым платком мокрое лицо с пламенеющим на щеках румянцем и какими-то растрепанными губами.
— Извините, — услышал он тихий голос, — вы Борис Комлев?
— Да. — Он потоптался, не поворачиваясь. Очень не хотелось начинать с начала разговоры о чувстве долга и любви к детям.
— Я предлагаю вам жениться на мне. Немедленно, — сказал тот же голос, и тут уж Боря Комлев повернулся.
Он вскрикнул и даже сделал судорожное движение руками, словно защищаясь, хотя женщина стояла без движения. Она была выше его, а Боря никогда не считал себя мелким мужчиной, вся в черном, в шляпе с вуалью. Поверх облегающего короткого платья — прозрачная черная накидка, сквозь которую просвечивались шикарные ноги. Накидка шла почти до туфель на высоких каблуках.
— Не понял, — сказал Боря, успокоившись. — В каком смысле?
— В фиктивном смысле, — сказала женщина и чуть приподняла вуаль. — Помнишь меня?
Боря кивнул, потом замотал головой из стороны в сторону:
— Да… Нет. Не знаю. В чем дело? Хотя я где-то вас видел.
— Сейчас после похорон мы поедем и оформим все документы, мне обещали помочь.
— А если я не хочу? — пробормотал неуверенно Боря Комлев, оглядываясь и незаметно ущипнув себя за ногу.
— Ты женишься на мне сегодня или завтра, или я тебя пристрелю, — сказала женщина, повернулась и ушла.
Боря потоптался на месте, потом догнал уходивших друзей умершей жены, стал хватать их за руки и говорить, что вот тут, на кладбище, подруга Ларисы, которая умерла зимой, предложила ему немедленно на ней жениться. Он требовал разобраться с подобным безобразием и грозил подать в суд, если это подстроено специально, чтобы его запугать.
— Мужик совсем мозгами повредился, а мы ему детей навязываем, — посочувствовала женщина в форме лейтенанта.
Ева ее зовут! Звали Ева! — кричал Боря. — Я хорошо ее помню, вам меня не запугать, шантажисты… — Он перешел на шепот, потому что на дороге в веренице автобусов и машин стояла у открытой дверцы серебристой «тойоты» та самая женщина и подзывала его медленным завораживающим движением руки в черной перчатке.
Майор Карпелов вернулся на кладбище, подошел к группе, хоронившей собаку, и задал вопрос, который мучил его уже вторую неделю:
— Какого черта вы хороните собаку на человеческом кладбище?
Где хочу, там и хороню. — Пожилая женщина говорила с вызовом, сидя на скамейке через ограду от вырытой ямы. — Это мое место! Здесь еще моя бабушка похоронена. Я хочу, чтобы меня потом похоронили вместе с Тошиком! Почему вы нападаете на мирных граждан? Небось на похороны какого-нибудь бандита-авторитета не пойдете с пистолетами, побоитесь! Всех на землю не уложите! Вчера здесь опять одного бандита хоронили, все кладбище оцепили, и оркестр был. Вот бы я посмотрела, — она устала ругаться, — как бы этот оркестр ложился на землю. Что вам сделала моя собака? И потом, вы что, газет не читаете? Сейчас так принято. Вы почитайте «События и цифры». Там почти в каждом номере уважаемые люди хоронят своих любимцев на кладбищах. Умрем, — она вздохнула, собираясь заплакать, — и вместе там будем гулять.
Ольга Антоновна осмотрела однокомнатную квартирку Димы. Ее охватила странная утомительная тоска. Все вещи Димы были чистыми, выглаженными и сложенными аккуратно в шкафу, на кухне — ни одной грязной чашки. В ванной в корзине в углу — один единственный носовой платок, да и тот — не испачканный, а просто несвежий. Ольга перешла к более тщательному обыску. Через час, вывалив на пол посередине комнаты то, что ее заинтересовало, она села, расставив ноги в стороны, на отлично вычищенный ковер.
Несколько упаковок презервативов, крем-смазка для интимных мест, два крошечных приборчика, похожих на продолговатые пуговицы, но с усиком-антенкой, одна женская серьга, золотая, с дорогим камушком, два паспорта с фотографией Димы и разными именами, один — заграничный, длинный золотистый чулок, карманные часы с дарственной надписью «За отличную боевую подготовку» и пистолет неизвестной Ольге марки без единого патрона.
Ольга в отчаянии осмотрела комнату. Ни одной художественной книги — несколько томов «Стрелкового оружия», словари английского и французского языков, развлекательные журналы для мужчин. Ни одной фотографии Димы Куницына, ни одной бутылки спиртного, ни одной пачки сигарет.
Она провела пальцем по надписям на кассетах. «Знойные девочки», «Влажные и потные», «По-следний бросок», «Уроки кунгфу», и все в том же духе. Исключением были мультфильмы «Том и Джерри».
Очень сильно заболела голова. В ванной — шикарный набор медикаментов. Несколько одноразовых шприцев. В крошечном пузырьке с надписью «Стрептоцид» был героин отличной выделки. Но очень мало. Ольга проглотила несколько сильнодействующих таблеток, легла в комнате на диван и дождалась, когда резкая боль в висках и затылке сменится легким приятным головокружением.
Надвигался вечер, за ним должна быть ночь, и Дима не придет, это уже ясно. Он может вообще никогда сюда не прийти. Сколько у него таких квартир? Кто он? Богатенький студент? Ольге не хотелось думать, она закрыла глаза и вдруг как-то очень ясно поняла, что ничего интересного больше не будет. Вообще и никогда. Она засмеялась, сначала тихо, потом все громче и громче, до истерики и странных слез. Оставаться в этой квартире было нельзя, это понятно, но очень смешно, не остановиться. Рулетка — это тоже смешно. Бедные девочки-студентки, как у них горели глазки. Думают, что все интересное — впереди, нужно только догнать, отнять и попробовать…
