каплями крови, ещё не переставшей сочиться из раны. Так уходит моя жизнь, капля за каплей, она покидает меня. Моё тело нервно затрясло, а я как загипнотизированная продолжала смотреть на эту метку.
— Лис... — не говори со мной! Я тебя ненавижу, ненавижу вас всех! — Алиса, прости...
И тут моя боль вырвалась наружу вместе с потоками слёз. Я даже не заметила, как оказалась на плече Дмитрия, и как он робко приобнял меня. Он гладил меня по волосам, но ничего не говорил, за что я снова ощутила к нему благодарность. В моём случае всё было кончено, и лживые слова о том, что всё наладится, были уже ни к чему.
— Ты хочешь попросить что-нибудь? — вдруг произнёс он. Я отстранилась и задумалась лишь на мгновение:
— Да. Сэм и ша ничего не знали. Удостоверься, что с ними всё будет в порядке.
— Хорошо.
— И могу я с ними попрощаться? С Бетти ещё и... с Троем?
— Думаю, можно устроить. Встречи вроде как не запрещены.
— Спасибо! — я попыталась выдавить из себя улыбку.
— Здесь не за что благодарить. Но Лис, ты уверена, что хочешь увидеться с Троем?
— Да, уверена.
— Только постарайся понять его.
— Не надо. Сама разберусь.
— Конечно! — он усмехнулся. — Пора идти.
Я аккуратно встала, Дмитрий поддерживал меня. Но всего через несколько шагов я повалилась, едва сохраняя себя в сознании. Он вздохнул и подхватил меня на руки. А дальше — светлые коридоры, голоса, шаги и снова забытьё.
Глава 11
Ненавижу приходить в сознание. Обморок — это словно издёвка над твоей памятью, твоими чувствами. В первые секунды кажется, будто ты просыпаешься от долгого кошмарного сна, и, стоит открыть глаза, как снова окажешься в своей маленькой комнатке в родном доме. Но потом... Потом реальность окружает тебя, и ты многое готов отдать за то, чтобы вновь уйти в темноту. Там хотя бы нет боли. Там нет ничего.
Я нахожусь в небольшом помещении, стены которого фосфоресцируют ровным белым цветом, а воздух пропитан вонью каких-то лекарств. От одного вида на всё это меня начинает мутить. Здесь есть раковина и толчок, подобие кровати, на которую я умудрилась сесть и больше ничего, кроме гудящих лампочек. Дверь, скорее всего, заперта, даже не буду пробовать. Какой смысл? Убежать мне в любом случае не удастся, да и в Городе прятаться не получится. Одна дорога — в Пустошь, но мне и так туда любезно подарили билет в один конец. Интересно, если бы я солгала, сказав, что изгнанник сам залез в мой дом в ту ночь, они вынесли бы другое решение? Сильно сомневаюсь. Очевидно, что Бэн прожил в доме несколько дней, а для этого у них нет оправдания. И о чём я только думала? Как вообще допустила подобное? Мои мысли прервал резкий щелчок в двери (знала же, что заперто), и в комнату вошла молодая женщина с подносом. Он поставила его прямо на кровать и бесцеремонно склонилась надо мной.
— Открой рот, — я подчинилась. Женщина что-то осветила своим маленьким фонариком, потом проделала то же самое с моими глазами. — Левую руку, — медсестра грубо потрогала мою метку, что-то проверяя, и мне не удалось сдержать восклицание боли. — Почти прижилась. Ешьте, через двадцать минут поднос заберут, — и она вышла из комнаты.
Не знаю, что ела, вкус не чувствовался, да я и не обращала внимания. Нужно было просто постараться запихать в себя как можно больше. Мне понадобится энергия, если хочу попытаться выжить в Пустоши. А хочу ли я этого в самом деле? Поднос забрали, кажется, минута в минуту, и оставили меня снова одну. Ни слова, ни жеста. Как бы одиночество не свело меня с ума раньше, чем меня выставят из Города.
Подобная процедура с едой и осмотром повторилась ещё через несколько часов. Я попыталась что-нибудь спросить, но меня крайне грубо заставили замолчать. Кто у них тут вообще работает! Прошёл, наверное, ещё час, когда в комнате появился незнакомый мужчина.
— У вас есть право на разговор с посетителями. Пять минут.
Я вздрогнула от волнения, и когда мужчина отстранился, то в комнату вошли Сэм и ша. Хотя сестра скорее влетела и набросилась на меня с объятиями. Да я была и не против, совершенно не против. Ша опустилась рядом и приобняла нас обеих. Моё сердце сжалось, и мне едва удалось удержать внутри истерические рыдания. Я никогда их больше не увижу, не хочу, чтобы они запомнили меня плачущей. Ох, Боже, я действительно их больше не увижу, как же мне не разорваться от боли?
Сэм отстранилась, её лицо опухло, а глаза немного покраснели.
— Лиса, что же делать? — прошептала она. — Мы вытащим... точно... отец Троя влиятельный.
— Да, и работает в отделе безопасности. Не нужно, Сэм, я знаю, что ничего не исправить.
— Прости, Лиса, прости!
— Да за что же? Это только моя вина, ведь я пустила его в дом, верно? Глупо отрицать. И вас подвергла опасности. Они говорили с вами?
— Да, — ответила ша, — но всё хорошо. Из-за того, что наши двери были заперты всю ночь, они сразу подумали только на тебя. Нами почти не интересовались. Ох, дитя моё, и я им тут все конторы обойду, выпотрошу их всех, пока они не вернут домой нашу девочку!
Я по-доброму усмехнулась:
— Не навлекайте на себя ещё больше проблем. И они ещё уважают память Кастерли, вас не тронут. Пока.
— Но к тебе разве они не могут проявить это уважение? — возмущалась няня.
— Ша, ты же знаешь, что нет. И ты, Сэм, тоже. Я люблю маму и папу, несмотря ни на какую правду, но мои биологические родители из Пустоши. У меня дурная кровь, — я издала нервный смешок.
— Алиса... — простонала сестра.
— Почему вы не сказали мне?
— Зачем? — прошептала ша. — Разве мало боли в этом мире? Ты же помнишь, ответов иногда лучше не знать.
— Но эта правда — часть меня самой. Ну да ладно. Сейчас это всё ни к чему.
— Мы всё равно твоя семья, верно? — как-то испуганно спросила Сэм.
— Разве может быть иначе? У меня только одна сестра, прости, что так подвела тебя!
— Алиса! — она снова бросилась
