— Это слово придумали мужчины для того, чтобы женщины знали свое место. Звучит унизительно. — Маретэн встала. — Мне пора идти.
Ярко освещенный коридор был устрашающе, не по-кундалиански пустым. Бледные гипсовые стены, медные крепежные детали — все выглядело невыразительно и пресно. Да, была своя привлекательность в гладкости и плавности элементов декора — их специально прорубали так, чтобы мельчайшие частицы осадочных пород распределились равномерно и в одном направлении. Натренированный глаз художницы позволял Маретэн мгновенно подмечать мельчайшие подробности. Овальные люки над головой пропускали дневной свет. Дэйрус провел Маретэн мимо палат, похожих на ту, где жил Терреттт. В некоторых из них она заметила красивые искристые облака, отмечавшие границу ионного защитного барьера. Больные беспокойно метались по палатам или напряженно смотрели в одну точку. Их пустые глаза, казалось, высасывали из Маретэн всю волю к жизни.
Бледные водянистые глаза Кирллла Квандды будто улыбнулись.
— С каждым днем Терреттт рисует все лучше и лучше, правда?
— Давайте лучше поговорим о нем самом.
Дэйрус вздохнул, будто заранее опасался, что она затронет именно эту тему.
— Мне бы хотелось чем-нибудь вас обрадовать…
В коридоре стояли другие дэйрусы и несколько вооруженных кхагггунов. Ускорив шаг, они прошли мимо палаты для буйных.
— Я бы с удовольствием сообщил вам хоть какие-то новости. — Квандда развел руками. — Но, к сожалению, мне нечего сказать. Состояние вашего брата не изменилось за десять лет пребывания в нашем заведении. Ни лекарства, ни процедуры не дают никакого результата. Приступы случаются периодически. Чем конкретно они вызваны, нам не совсем ясно, хотя основными негативными факторами остаются стресс и общее утомление.
— Понимаю, — с тяжелым сердцем проговорила Маретэн. Дэйрус не сказал ничего нового, но хотя бы потрудился преподнести это иначе, чем остальные. — Неужели необходимо постоянно пичкать его лекарствами?
— Боюсь, что без регулярных подкожных инъекций приступы приобретут неконтролируемый характер. Терреттт может поранить себя, как в том случае, после которого ваша семья определила его сюда. Нужно думать и о тех, кто будет с ним жить.
— Я очень благодарна, что его не перевели в общую палату.
— Следует признать, что это было не так легко организовать. Кое-кому из администрации… не нравится его нынешнее положение.
— А что вы сами об этом думаете, Кирллл Квандда?
— У меня дома висят две картины Терреттта.
Они дошли до лестницы — широкой, типичной для напыщенного кундалианского стиля, украшенной золотисто-черным ониксом. Ее освещало потолочное окно в форме глаза. Маретэн посмотрела назад в коридор. Настал неприятный момент прощания, она знала, что может отправиться куда угодно, а Терреттт заперт здесь навсегда.
— Что, у него вообще нет никакой надежды?
Дэйрус промолчал.
— Я отлично понимаю, что гэргоны запрещают вам разглашать какую-либо информацию о пациентах, но он мой брат, и я люблю его. У него, кроме меня, никого нет.
Кирллл Квандда покачал головой.
— Я дэйрус. Если о нашем разговоре узнают, мне придется…
— Дорогой Кирллл Квандда, помимо вас, мне никто не поможет. — Маретэн облизала пересохшие губы. — Вы говорите, что вы — дэйрус. Тогда, может быть, однажды вам понадобится моя помощь, так же как сейчас я нуждаюсь в вашей.
Маретэн потянулась и взяла Квандду за руку, а он завороженно следил за ее движениями.
— Вы не боитесь прикасаться ко мне?
— Почему я должна бояться?
Кирллл Квандда коротко рассмеялся, тут же осекся и поманил Маретэн из коридора в маленькую, тускло освещенную комнатку, уставленную запертыми металлическими шкафами. В комнатке не было ни души. Дэйрус аккуратно закрыл за собой дверь.
— Состояние вашего брата, — зашептал он, — не соответствует общепринятым принципам генной терапии. Анализы показывают, что его ДНК в полном порядке. В строении мозга, естественно, есть патология. Но когда мы пытаемся внести коррективы, ничего не получается. — Квандда взглянул на дверь, будто опасаясь, что может ворваться кхагггун или еще хуже — гэргон. — Его состояние будто постоянно изменяется для того, чтобы помешать лечению. — Дэйрус попытался улыбнуться. — Здесь кроется какая-то тайна, которую, боюсь, мы не в силах раскрыть.
— Наверняка есть какой-то… — Маретэн покачала головой. — Ведь он же, в конце концов, Стогггул и великий художник…
В этот момент зажужжал напульсник-коммуникатор Кирллла Квандды, и голос геноматекка резко и властно позвал собеседника Маретэн по имени. Дэйрус невесело улыбнулся.
— Очень жаль, но сейчас мне пора идти. Хорошего дня вам, Маретэн Стогггул. — Квандда повернулся на каблуках и быстро вышел из комнаты.
Маретэн подошла к двери и, выглянув в коридор, увидела отряд кхагггунов. Некоторые довольно небрежно держали на руках младенцев, другие охраняли группы маленьких детей-полукровок.
В зал вошел гэргон и помахал рукой. Кирллл Квандда и властный геноматекк встали во главе группы детей, которые гуськом проходили в зал, где их поджидал техномаг. «Что они делают с этими детьми?» — подумала Маретэн.
Тут-то ее и заметил кхагггун. Он подошел к ней.
— Сюда посторонним вход воспрещен, — строго сказал кхагггун.
Маретэн машинально шагнула назад и тут же разозлилась на себя за то, что так легко испугалась.
— Приказываю вам сию же минуту уйти, — заявил кхагггун.
Что оставалось делать Маретэн? Она спустилась по главной лестнице и только тогда заметила, что у нее на запястье, словно татуировка, запеклась кровь Терреттта.
* * *
Сияющий и блестящий звездолет клана СаТррэнов ждал у регентского дворца. Курган наблюдал, как Сорннн СаТррэн и два его дневальных заканчивают последние приготовления к ночной поездке по землям коррушей. Расхаживающий взад-вперед регент остановился, и следом за ним замер вооруженный до зубов эскорт хааар-кэутов. Наблюдая, как Сорннн занимается мелкой повседневной работой, Курган снова понял, как сильно он сам отдалился от обычной жизни в'орннов. Правитель почувствовал странное желание участвовать в общей беседе, обрывки которой он подслушал. Министры, баскиры, кхагггуны — все обрывали разговор на полуслове, стоило регенту только приблизиться. Атмосфера безотчетного страха, которую он сам создал, приносила богатые плоды, но сейчас, в центре сотканной им самим паутины величия, Курган чувствовал себя одиноким, лишенным друзей-сверстников и настоящей жизни, необходимой молодому растущему в'орнну. В результате собственных интриг он преждевременно занял высокий пост, на который обычно назначают в'орннов гораздо более зрелого возраста, уже умудренных жизненным опытом, умеющих справляться с одиночеством.
Затем, чуть слышно пробормотав: «В Н'Луууру всех и все!», Курган выбросил из головы тяжелые мысли и подошел к звездолету цвета яркой меди, длиной примерно десять метров, с узкой кабиной для главного пилота и штурмана. В задней части была еще одна кабина для пассажиров, просторнее и роскошнее, а также отсек для багажа и провизии.
